Я повернулся и увидел лицо Тани, она смотрела на меня из окна домика и, похолодев, увидел как она опустила взгляд на мои плавки, ведь не увидеть, как сильно выпирает из них член, было нельзя!..
В ту ночь я спал плохо, прислушиваясь к ворочавшейся за шкафом Таней, вновь и вновь вспоминая дачу, Таню в купальнике, ее восхитительную попку и задыхался от волнения, теребя член: какие — то радужные картинки вставали в воспаленном мозгу, то, что мы с ней купаемся голыми, то, что я обладаю ею. В ту ночь я впервые дрочил в ее присутствии: встал, осторожно снял трусы и заглянул из — за шкафа на Таню. Она, казалось, спала. Я долго, затаив дыхание, так стоял. Потом осторожно вышел и постоял перед ее постелью голым, дрожа и даже стуча зубами.
Потом лег к себе и стал дрочить, облив себя тут же брызнувшей спермой… И уснул…. Утро разбудило меня солнцем и шумом машин за окном. Я потянулся… И вдруг ощутил, что голый! Одеяло в ногах, трусы рядом, господи, — промелькнуло в голове: — я и заснул так, голым! Потом услышал как звякнул замок закрываемой двери… Таня ушла… Она видела МЕНЯ! Пусть! Пусть, что будет… То будет! И посмотрел на себя. Она видела… Видела, видела — стучало в голове — вот так лежащим перед ней!.. Я встал и почему — то лег к ней в постель. Вдыхая ее запах. Потом обнял ее подушку и задвинул ее под себя и вдруг уткнулся лицом в тетрадь, которая выскользнула из — под подушки, открыл ее и остолбенело пролистал. Листы тетради были изрисованы попками, членами, яйцами, но изображенными как — то неумело, неправильно… Господи!.. Как я смотрел на ее рисунки, как жадно читал написанное Танькиным почерком строчки, какие — то обрывочные, перечеркнутые, иногда просто отдельные слова и фразы: «… Попка мальчика… Попка мужчины… Она увидела его ягодицы, сильные, мужские, волосатые… Она пальцем в попке мужчины, а он в ее пизде… Она почувствовала его член в жопе… В Армении девочки целомудренны впереди, но не сзади…». Я уткнулся в тетрадь и читал, читал и остервенело трахал подушку и, даже спустив, продолжал елозить членом по постели сестры… Мое неожиданное открытие потрясло, ошеломило, смутило душу, разум, тело милая, милая сестренка, может ли ЭТО БЫТЬ, ведь ты недотрога, тихоня, ведь ты такая холодная, неприступная на людях, ведь ты совсем сухарик…?!!! И я вдруг понял, что хочу ее ТАК, как никого и никогда, что это вовсе не дико, и что наши грезы о поисках обоюдны и мы мечтаем об одном! И вдруг таившаяся во мне мысль об ущербности, извращенности моих влечений к женской попке вдруг исчезла, испарилась и застучало другое, — вот оно — вот оно — стучало в висках — я хочу, хочу тебя в задик Танька, Танечка, Тата ты будешь целочкой для других, для будущего мужа, ты не забоишься со мной беременности — только бы решиться, только бы решилась ты!!!..
И все случилось. И так скоро, что я не мог себе представить… Через неделю родители уехали к морю и мы остались совсем одни. Одни на целых две недели.
Больше, как я помню ТУ НОЧЬ. Душную, жаркую. Бесконечную.
Мы делали вид, что спим. Уже минул час, второй, как захлопнулась за родителями дверь. Тишина и ночь давили, духота бросала в пот, волнение отдавалось дрожью и я будто бы слышал собственное сердце, глухо ударяющее будто бы на всю комнату и боялся пошевелиться; за шкафом было тихо; так тихо как никогда. Что делать, что делать, — как-то обрывочно думал я — нет, нет, это чушь это невозможно… Шел час, второй, третий, — чернота ночи вдруг сменилась рассветной мглой, защебетала вдруг одинокая птица и вдруг замолкла; о подоконник раскрытого окна ударила капля, потом другая. Я совсем откинул простыню и остался лежать голым. Потом встал, постоял и заглянул за шкаф. Таня лежала на животе, обхватив руками подушку и уткнулась в нее лицом. Белые плечи, спина, голые ноги и скомканная простыня, накрывающая только зад и часть спины. Все было реально в густо-голубом сумраке рассвета. Я постоял над сестрой. Потискал член. И вдруг жадно захотел курить и как был голый осторожно вышел на кухню.
… Я стоял у окна кухни; курил и смотрел в раскрытое окно, испытывая сладостное волнение от собственной обнаженности, томления, желания и лихорадочно думал:
Сейчас войду и лягу к ней и будь что будет! Господи, если не овладею ее, то хотя бы дотронусь… И вдруг вспомнил, как недавно видел в кустах двора, как два мальчика лапали девчонку, лазая ей под кофточку и в трусы, и как я прошел мимо, остро завидуя им…. И вдруг тишину разорвали шаги босых ног, потом скрип половиц у двери в кухню, — здесь, рядом!!! И голос за спиной: «… Ой, я думала ты спишь… Жарко… Так хочется пить…». Я замер и застыл. Задергалась коленка, потом затылок, которым я чувствовал сзади себя сестру. Ее шаги внутри кухни, у стола, бульканье воды из графина в стакан, потом ее: «Ой!» — и грохот графина на пол! Я обернулся. На Тане была простыня, обернутая вокруг груди и живота, но высоко и я увидел ее ляжки, почти такие же белые, как простыня.
«… Стой, не ходи, осколки…» — вдруг сказал я глухо, подошел к венику, и стал подметать вокруг Тани. Я мел, прикрывая левой рукой член, почти касаясь сестры, которая застыла, словно изваяние. Потом вдруг сказал, что темно, не видно всех осколков и Таня сказала, чтобы я включил на минутку свет, и вдруг добавила: «Не бойся, включи, я закрою глаза…». Свет залил кухню и нас с Таней. Я повернулся к ней задом, нагнулся и стал подметать уже чистое место… Ну, ну, ну… Смотри же на меня, моя попка перед тобой — судорожно неслось в голове и я наклонился еще сильнее, слабея от слабости, собственного бесстыдства (ведь только вчера я рассматривал себя в зеркало сзади и дрочил, представляя, что это видит сестра…) И тут я чуть склонил голову и мельком взглянул назад: Таня смотрела!
Смотрела, смотрела широко раскрыв глаза, неестественно бледная в лице, будто бы от него отхлынула вся кровь! «… Я… Я… Помогу тебе… — вдруг услышал я ее тихий голос, — только закрой глаза, ладно?».
Я глупо стоял, полусогнувшись, задом к сестре и даже уже не изображал, что мету;
Краешком глаза, а потом даже не увидел, а услышал как шелестит простыня и ложится на стол… «Ой, вот здесь осколки, сейчас соберу — как то выдохнула она из себя и я чуть полуобернувшись увидел ее совсем голой, быстро севшей на корточки у стола, бедра ее будто бы надулись, груди задрожали, соски были яркими, узкими, острыми, ореол вокруг них малиново бледный, на таком белом фоне. «Давай помогу…» — сказал я и повернулся «… Возьми совок…» ответила она. Я взял, нагнулся, она стала заметать и вдруг локтем задела мой член; соударение было плотным и глухим, — член заболтался из стороны в сторону, сразу же отделился от яиц и дернулся вверх, наливаясь силой, вставая; мгновение она смотрела на него, потом резко выпрямилась и отошла к окну. Я увидел ее всю.