И тут меня осенило, что я наконец разгадал загадку, над которой так долго ломал голову. Я не любил его так же, как меня не любил мой многолетний приятель, — беспричинно, несправедливо, неблагодарно и совершенно искренно. Так искренно, так нежно, как нелюбимым был другим.
1 Сквозь тусклое стекло (англ.).
2 Любым (англ.). Буквально: каким ни назови.
3 Энти шлепанцы (англ.).
4 Эти шлепанцы (англ.).
5 Словцо (франц.).
6 Остроумная развязка, от pointe (франц.) — острие, кончик, шпилька, острота, развязка.
7 Букв.: разрешение на проезд (франц.).
8 Потому что надо внимательно читать наши письма, месье Жолковски (франц.).
9 Нецивилизованно (англ.).
10 Букв.: на лингвистику Божьей истины и лингвистические фокусы-покусы (англ.).
11 Потому что вы к нам приближаетесь (англ.).
12 Все еще никак не переводимое на русский язык понятие, иллюстрируемое английской поговоркой “Мой дом — моя крепость”; букв.: “приватность”.
13 Один, без пары (англ.).
14 Двоилось в моем сознании и имя Мельхиор, восходящее, конечно, к одному из евангельских волхвов и значащее по-древнееврейски “Царь Света”, но невольно отсвечивающее и более современным мельхиоровым блеском. Мельхиор, сплав меди с никелем, похожий на серебро, был изобретен в 1820 году двумя французами, Maillot и Chorier, и назван ими по-братски maillechort, что в немецком ненадолго отразилось как Melchior, приобретя таким образом дополнительное магическое сверкание, и в таком виде попало в русский (но не в английский, где этот сплав называется German silver, “немецкое серебро”; да и по-немецки сегодня это Neusilber, “новое серебро”). В общем, все одна видимость: в Новом Завете волхвы появляются анонимно, и исторически их визит в Вифлеем сомнителен, но охотно театрализуется в вертепной традиции; этимология “мельхиора” обманчива; его функция — казаться серебром; а метод его нанесения тонким слоем на металл, из которого изготовлены сами приборы (в частности, столовые), представляет собой точный химический аналог грима.
15 Долгосрочных отношениях (англ.).
16 “Нью-йоркское книжное обозрение” (англ.).
17 “Когда встречаются скорпионы” (англ.).
В этих местах...
Захаров Владимир Евгеньевич родился в 1939 году в Казани. Академик РАН. Лауреат двух Государственных премий в области физики. Живет в Москве и по нескольку месяцев ежегодно преподает в США.
Улус Джучи
1. Перед телевизором
Золоченое брюхо ханского вертолета
засверкало роскошно над заснеженным лесом.
— Велик, огромен Улус Джучи,
но непобедима доблестная армия монголов,
и прекрасно она вооружена.
— Хороша была армия и у японцев,
есть у них такая солдатская песенка:
“Когда наша дивизия мочится у Великой Китайской стены,
над пустыней Гоби встает радуга,
сегодня мы здесь,
завтра в Иркутске,
а послезавтра
будем пить чай в Москве!”
Перевод Аркадия Стругацкого,
он пел эту песенку
и по-русски, и по-японски.
— Вы были с ним друзья?
— Сильно сказано,
большая разница в возрасте.
Хотя июльским утром,
в некой квартире на юго-западе,
семь бутылок “Эрети”,
было такое грузинское вино,
дешевое, кисленькое,
но совсем неплохое.
— Смотрите же, как картинно
выпрыгивают всадники из вертолетов на снег,
сразу строятся в боевые порядки.
Куда они,
штурмовать Рязань?
— Очень даже и может быть!
Пока мы тут с вами калякали,
наступила зима,
пооблетели листочки календаря.
Какое сегодня число?
Пятнадцатое декабря
тысяча двести тридцать седьмого года.
2. Поскачем
В угоду нежгучему вкусу
Ветров, нанимающих нас,
По бывшему Джучи Улусу
Поскачем, прищуривши глаз.
Пускай громоздятся подобья
Заводов, и фабрик, и школ,
Мы будем на все исподлобья
Глядеть, как надменный монгол.
По нищему Старому свету
Мы мчимся на новом авто,
Мы тоже любили все это,
Понять невозможно, за что,
Когда у ступеней истертых
Молить “А быть может, а вдруг”
Бесцельней, чем завтрашних мертвых
Лечить наложением рук.
Подмосковные вечера
Сначала цветет черемуха,
потом сирень,
целое море сирени!
Он стоял и курил
на балконе двухэтажного деревянного дома,
роскошь по тем временам.
Приближалось утро.
Он говорил про себя:
три недели,
ты, конечно, уже все подписал.
Ах, Ваня, Ваня,
— а помнишь Азов,
офицеров тех белых,
мальчишек гордых, горячих.
Ах, Азов, Азов,
это ведь зов!
Вот когда пришел ко мне
этот зов!
А еще — вспомни Кронштадт
и Феодосию,
матросов с их полоумными клешами,
Сережу Шмелева, сына писателя.
Больше ведь мы с тобой не увидимся,
очных ставок у нас не делают.
Ударил тут соловей,
царь лесов и полей,
весь мир наполнил свистом и щелканьем,
призывал подругу,
обещал
быть верным мужем,
защитником, покровителем,
угрожал сопернику.
“Жрать хочет, потому и поет”,
и вспомнился Зощенко,
тихий такой, пригожий,
хорошо, что мы его не шлепнули,
хоть, Ваня, ты и настаивал.
Пройдет некоторое количество времени,
и как раз в этих местах
будут написаны
“Подмосковные вечера”.
Русским поэтам
Русский язык
скоро станет древним, мертвым.
Конечно, останутся
немногие специалисты
по Достоевскому, Толстому, Чехову,
даже по Пушкину,
Боже, меня прости…
И когда народ
совершенно исчезнет,
имя его не будет забыто.
Помним же мы буртасов, невров,
кровь их бурлит в наших жилах,
может излиться в теплую ванну,
если чего.
Поэты,
имя вам — легион!
Говорят, вы — никчемные существа,
это неправда — творите!
Громоздите Пелионы на Оссы,
возводите вавилонские башни
из текстовок
на будущем ископаемом языке!
Герою
Мне Тифлис далекий снится...
О. М.
Как подарок драгоценный,
Что вручают нам гроба,
Сберегает Князь Вселенной
Старой злобы погреба.
Там в прохладе, там в покое
Хорошо себя забыть
И вино отцов лихое
В безрассудной жажде пить.
Где наивный белый танец,
Та беспечная страна?
Ободрился голодранец,
Выпив этого вина.
Он давнишний мой знакомец,
Беззаконный лжец и псих,
Общежитских дев питомец,
Утешитель верный их.