получаса не займёт.
— Это хорошо, это прокатит, — сказал Борис, — что за дело-то?
И тут я хватил ещё пятьдесят грамм Юбилейного и вывалил им обоим историю наших взаимоотношений с Геной-крокодилом и что у нас намечено на завтра.
— То есть ты опасаешься, что он тебя грубо говоря завалит в этом парке?
— Если грубо, то да… ну может не наглухо завалит, но покалечить может.
— И какая же наша роль во всём этом предполагается?
— Играть самих себя, как это в кинематографе называется… камео что ли… там рядом с этим местом, где мне встреча назначена, есть что-то вроде летней эстрады — с одной стороны кинотеатр, а с другой сцена и скамеечки выстроены. Вот на ней и сыграете маленький импровизированный концерт. 3–4 песни, больше не надо.
— И чем же тебе это поможет? — сделал непонимающие глаза Виктор.
— Ну как чем, — ответил я, — ясен же пень, что в присутствии таких медийных лиц (а вы же медийные, да ещё какие) и толпы зрителей никто никаких ликвидаций проводить не будет. Заодно познакомлю вас с Геной — будете знать, как современные крокодилы выглядят.
Галя всё это время сидела и помалкивала, не вмешиваясь в ход беседы, но тут видимо её припекло:
— А в милицию ты не хочешь заявить? — спросила она. — Дело-то серьёзное намечается.
— Понимаешь, в чём дело, Галюша, — отвечал я, — у меня не очень добрые отношения сложились с нашей доблестной милицией, это раз. А два заключается в том, что ничего же пока не произошло, всё, что я только что высказал, это плод моего воображения. Вот когда убьют, тогда и приходи — боюсь, это всё, что мне в ментовке скажут.
— Я согласен, — после некоторой паузы сказал Виктор, — Лётчик как-никак меня от смерти спас, поэтому я у него в долгу, а долг платежом красен.
— И я вписываюсь, — добавил Борис, хватив полстакана моего Юбилейного, — хорошая, кстати штука, надо будет запомнить марку.
— Тогда завтра в половине четвёртого у входа в садик Первого мая, — сказал я, — рассказать, как добраться?
— Разберёмся, не маленькие, — ответил за обоих Виктор.
— Да, вспомнил, что хотел спросить, — продолжил я, — как у тебя творческие успехи-то, Витя? Новое что-то написал?
— Знаешь, — ответил тот, крутя в руках бокал с янтарной жидкостью, — что-то ничего не пишется. После того случая и больницы как отрезало.
— Это бывает, — вздохнул я — должно пройти со временем. Но если у нас всё удачно пройдёт, я тебе подарю одну песню в виде бонуса. Текст и ноты завтра готовы будут.
— Что за песня? — заинтересовался он.
— Блюз, — лаконично ответил я, — с примесью русского народного колорита.
Коньяк был допит до дна, бифштексы съедена, разговоры закончены — так что тут мы с Галей попрощались. Автограф она так и не рискнула попросить.
— Ты ещё и песни умеешь сочинять? — это первое, что она у меня спросила, когда вышли из ресторана.
— Чисто случайно так вышло, — ответил я, — само собой сочинилось, вроде неплохо.
— Исполнишь для меня?
— Так инструмента же нет.
— У бабули пианино в углу стоит — это я пять лет в музыкалку ходила.
— Давай зарулим к бабуле, я не против. Как у неё дела-то?
— Всё неплохо, обслуживает себя сама с тех пор, как ты руками вокруг её головы водил… слушай, сколько в тебе разных талантов зарыто? И композитор, и народный целитель, и банковское дело ты откуда-то знаешь.
— А ещё кирпичи могу делать и фундаменты заливать. И периферийные устройства для IBM PC-совместимых компьютеров выпиливаю лобзиком, — добавил я.
— И в постели ты тоже очень неплох, — с улыбкой сообщила она.
— Вот спасибо, дорогая, — чмокнул я её в губы, — за высокую оценку моих способностей.
— А откуда ты знаешь Цоя с Гребенщиковым? — задала она следующий вопрос.
— Это долгая история, — ответил я, — в час не уложишься — давай я тебе потом как-нибудь про это расскажу. А сейчас мы до бабушкиного дома почти добрались.
Вера Ивановна сидела на скамейке в ряду других бабушек и грызла традиционные семечки, правда на этот раз не подсолнечные, а тыквенные.
— О, Сашок, — обрадовалась она, — а я тут про тебя всем уже рассказала, какой ты мастер. И все хотят, чтобы ты и их болезни полечил.
Старушки дружно закивали головами, а я вздохнул и ответил всем им сразу:
— Извиняйте, бабушки, но на этот месяц запись уже закрыта. А как записаться на следующий месяц, я объявлю дополнительно.
— Бабуль, нам пианино надо на полчасика, — перехватила тему разговора Галя.
— Так идите, конечно, — закивала Вера Ивановна, — а я скоро и сама поднимусь.
Глава 23
Пианино и вправду стояло тут в самом углу, завешанное скатертями и заставленное непонятно чем.
— Сейчас я всё уберу, — засучила рукава Галя и быстро привела рабочее место в надлежащий вид. — Садись, дорогой, — пододвинула она мне табурет с вывинчивающимся сиденьем… мой бог, как же давно я не сидел на таком…
Я пробежался по клавишам, вроде почти все ноты звучат, как им и полагается, ничего настраивать не надо.
— Песня народная, — объявил я, — с небольшой технической доработкой напильником по контуру.
По полю танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.
— Что-то подобное я уже слышала, — задумчиво сказала Галя.
— Не мудрено, первое её исполнение было в фильме «Большая жизнь» аж в 40 году, если ничего не путаю. Там, правда, слова немного другие были… да и пел её очень отрицательный персонаж. А во время войны народ сочинил новый текст, практически вот этот… ну как, нравится?
— Неплохо, — заметила Галя, — давай ещё что-нибудь, раз уж за пианино сел.
— Да не вопрос, — повернулся я на вращающемся стуле обратно, — ещё одно народное, с последующей обработкой.
Ты ушла рано утром,
Чуть позже шести,
Ты ушла рано утром,
Где-то чуть позже шести.
Бесшумно оделась,
Посмотрев на часы,
На пачке «Родопи»
Нацарапав: «Прости».
Это, конечно, не совсем народная песня, но и концы у неё теряются в туманном далеко… то ли Чижа авторство было, то ли Сантаны, то ли Гэри Мура, так что совесть моя было относительно чиста насчёт воровства, плагиата и всего такого. А Галю эта песенка зацепила, даже глаза затуманились.
— Хорошо поёшь, — раздалось из прихожей, это бабушка поднялась, наконец, на свой второй этаж. — Где научился?
— Во дворе своём, где ж ещё, — буркнул я ей, а Гале добавил, — поможешь ноты