Читать интересную книгу Нерешенные проблемы теории эволюции - В. Красилов

В заключение еще раз подчеркнем общее в прогрессе жизни на Земле и человеческой культуры. Биологический прогресс, как мы пытались показать в гл. I, означал переход от сохранения группы за счет высокой смертности особей к сохранению индивида с его неповторимыми особенностями. Искусство, вопреки традиционным представлениям, также имеет сквозную линию развития — от эстетической типологии, создания образцов, выработки средств эмоционального воздействия, вызывающих во всех случаях однотипную реакцию, к раскрепощению и развитию индивидуального эстетического своеобразия. Прогресс науки ни у кого не вызывает сомнений, но связывается обычно с накоплением знаний. Мне кажется более важной качественная сторона науч-. ного прогресса, проникновение в науку историзма, намечающийся сдвиг интересов от общего к индивидуальному. Эти параллельные тенденции вместе определяют эволюцию гуманизма.

ГУМАНИЗМ И БИОСФЕРИЗМ

Мы уже говорили о том, что уровни эволюционного развития — биомолекулярный, организменный, популяционный, культурный — имеют каждый свои особенности и несводимы друг к другу. Прямые социобиологические аналогии между генами и «культургенами» не помогают пониманию эволюции человеческой культуры. Вместе с тем некоторая общность эволюционных тенденций, отмеченная в предыдущем разделе, может рассматриваться как проявление (и своеобразное преломление на каждом из уровней) общих диалектических закономерностей.

Как и в биологической эволюции, успех на поприще культуры может быть достигнут различными средствами, но не все средства прогрессивны. Не претендуя на особую оригинальность, мы будем рассматривать как регресс все, что грозит отдельной человеческой личности физической, генетической или духовной смертью, будь то война, расизм, кастовость, евгеника или сжигание книг. И евгеника, и другие виды нетерпимости к нестандартному (внешнему облику, проявлению чувств', мышлению, художественному самовыражению) связаны между собой и все вместе — с типологией, в свою очередь восходящей к иерархической структуре древних человеческих сообществ, унаследованной от животных предков.

Гуманизм в эволюционном плане выступает как проблема сохранения и совершенствования человека как биологического вида, как члена общества, как личности. Мы знаем, что господствовавшие в прошлом виды вымерли. Причины вымирания сложны и трудно анализируемы. Это и конкуренция, и изменение условий отбора, и подрыв пищевой базы.

В современном органическом мире Земли человек как будто не имеет серьезных конкурентов и главную опасность для него представляют изменение условий — естественное и антропогенное, истощение ресурсов и самоуничтожение. Последнее — новый фактор, напоминающий о качественном отличии человека от других биологических видов.

В истории Земли чередовались периоды ледникового и безледникового — оранжерейного — климата, причем первые были относительно короткими. Следовательно, человек возник в преходящую фазу земной истории и должен быть готов к радикальным переменам. В данном случае естественная тенденция и антропогенное воздействие на среду обитания — загрязнение ее углекислым газом, дающим оранжерейный эффект, идут рука об руку.

Однако древние организмы нередко справлялись с изменением условий и более того — научались использовать отходы жизнедеятельности, загрязнявшие среду обитания (так, древние фотосинтетики «загрязняли» среду кислородом, который потом стал столь необходимым для жизни). Для человека использование отходов тоже становится первоочередной проблемой. Переработка вторичного сырья, острова из мусора — это лишь первые шаги.

Проблема истощения ресурсов издавна решалась в органическом мире переходом на менее дефицитные источники энергии (в частности, использование воды как донора водорода в фотосинтезе), и человек, очевидно, не будет исключением.

В то же время воздействие человека на среду и его связи со средой гораздо более многообразны, чем у какого-либо другого вида. Следовательно, и опасность нарушения среды более велика. Осознание этого заставило покончить с бездумной эксплуатацией среды и выдвинуло на первый план проблему ее сохранения. Однако в этой экологической проблеме справедливо различают два уровня — «мелкую» и «глубокую» экологию. «Мелкая» экология настаивает на сохранении среды, имея в виду нужды человека в настоящем и будущем. «Глубокая» экология, впитавшая идеи великих гуманистов прошлого и современности (назовем В. И. Вернадского, П. Тейара де Шардена, А. Швейцера), рассматривает человека как компонент биосферы, сохранение которой не может быть подчинено чьим-либо нуждам. Это означает, в сущности, переход гуманизма на качественно новый этап, который можно назвать биосферизмом. Он предполагает действительно глубокие изменения в психологии человека, которые требуют значительных воспитательных усилий, преодоления типологических и иерархических атавизмов в сознании, препятствующих распространению нравственного и эстетического чувства на все живое.

Те же атавизмы мешают решению проблемы личности и общества, которая тоже имеет прямое отношение к гуманизму. В животном мире сообщества возникают под действием естественного отбора как средство сохранения индивида. В дальнейшем они приобретают самодовлеющую ценность и подавляют индивидуальность, ограничивая дальнейшую эволюцию, как это произошло с полипами и общественными насекомыми. Сообщества высших животных обычно имеют иерархическую структуру. В древних человеческих сообществах она способствовала выработке общих стандартов, единообразного мироощущения — всего того, что мы вкладываем в понятие типологии и что так ярко воплощено в платоническом идеале общественного устройства.

Развитие культуры начинается с того, что человек ощущает себя личностью, которой есть что сказать, и сделать, и оставить в качестве памяти о себе. Однако общественная система, формирующаяся на основе таких личных вкладов и для их сохранения, приобретает, в результате происходящего в ходе эволюции смещения ценностей, о котором мы уже говорили (гл. II), довлеющее значение, стандартизуя, обезличивая свои компоненты. Это в равной мере справедливо для колонии полипов, муравейника, Рима Нерона или датского королевства Клавдия. В результате обезличивания и, соответственно, сокращения личных вкладов культура утрачивает динамичность и костенеет, приобретая формализованный обрядовый характер. Если в период становления иерархическая структура была настолько ослаблена, что человек чувствовал себя почти равным богам, мог вступать с ними в единоборство или в брачный союз, что по мере стабилизации системы дистанция между человеком и богом все возрастала, как можно заметить по эволюции мифов различных народов. Появлялось и усиливалось ощущение ничтожности отдельного человека перед неодолимой мощью системы, воплощенной в фигуре верховного правителя или, в демократическом варианте, в безликом «они», трагического бессилия, заставлявшего усомниться в ценности бытия. Утрата личного, свободно выбираемого смысла жизни не компенсировалась спускаемым сверху стандартным смыслом жизни, который, по мере того как культура в целом все больше походила на пустую скорлупу, о былом содержимом которой давно забыли, тоже становился бесцветным и бесплотным. Бесцельность, тщетность усилий, беспомощность и неразрывно связанная с нею религиозность заставляли смотреть на земное существование как на испытание перед переходом в лучший мир. Для этого периода характерно ностальгическое отношение к прошлому, будь то сказания о золотом веке или мода «ретро». Иерархия воспринимается как единственно возможная структура человеческого общества и соответственно место наверху — как предел личных устремлений. Индивидуализм принимает форму борьбы за власть, не создающей никаких культурных ценностей. Окостенение культуры и несомненно связанное с ним измельчание личности приписывают загадочному «старению наций», как будто здесь замешаны генетические факторы. Ситуация аналогична «старению вида», о котором говорилось в гл. II. В обоих случаях мы сталкиваемся с редукционизмом, мешающим увидеть настоящую причину изменений в эволюции системы. Яркие, динамичные личности, столь необходимые для развития культуры, исчезали не из-за генетического вырождения, а вследствие окостенения иерархической структуры (некоторую роль, впрочем, могла играть генетическая изоляция, также безусловно связанная с культурной).

В непосредственной связи с иерархическим мироощущением находится моральный экстернализм — определение смысла жизни путем предписаний извне, заставляющее человека искать себе хозяина. Как раболепие, так и его обратная сторона — властолюбие — не способствуют полноценному развитию личности. Эта мысль четко выражена уже в древней философии кинизма: Диоген, когда его продавали в рабство, предложил купить себя тому, кто нуждается в хозяине.