Читать интересную книгу Тигр под наркозом - С Корыткин

Чем же заняться? Не имея опыта исследовательской работы, был полон научно-романтических устремлений и необоснованной веры в свои силы. Зачем перепевать старое. Уж брать, так новую проблему. Не выйдет диссертация, ну и пусть. Проживу без нее.

Вспомнил, что доцент, читавший лекции по технике охотничьего промысла, говоря о ядах, упомянул в качестве курьеза случай с охотником, который вместо стрихнина начинил приманку люминалом. Вместо волка ее съела лисица и заснула. Охотник принес ее домой, собираясь снять шкурку, а она проснулась. Кто этот охотник? Оказалось, что доцент не знает его, а слышал об этом случае от кого-то из студентов, вернувшихся с практики. И все. Вся информация. А почему бы не разработать такой способ? Ловить зверей, усыпляя их. Эх, была-не была!

Советуюсь с друзьями, преподавателями. Почти все идею бракуют. Один из доцентов сказал, что это не «снотворная, а смехотворная тема». Второй считал, что известная рекомендация ловли зверей путем посыпания им соли на хвост легче выполнима, чем всыпание в них снотворного. Подобных острот хватало.

Петр Александрович был не в восторге. Почесав затылок, профессор задумчиво полез в карман за махоркой, любовь к которой шокировала многих его коллег. «Ну ворон-то ты, может, и поймаешь... А зверей навряд ли». Только после третьего разговора он, скрепя сердце, согласился. Теперь предстояло пройти утверждение темы на ученом совете. Профессура встретила идею скептически. Идейные противники Петра Александровича шептали, что он начинает сдавать. Один из них сказал, что, усыпляя зверей, мы усыпляем бдительность начальства, отвлекая его от решения насущных задач, продиктованных практикой. Не известно, чем бы кончилась дискуссия, если б не страшная жара, измотавшая ораторов, и дипломатический талант председателя, куда-то спешившего и сочувствующего мне, профессора Стеблева. С преимуществом в три голоса тему утвердили.

Друзья-единомышленники. Слух, что я буду заниматься усыплением зверей, распространился среди студентов. Особенно живо обсуждалось известие среди охотоведов. В сравнении со студентами других факультетов это был народ особенный. Люди в большинстве своем влюбленные в природу, прирожденные натуралисты, охотники. Они не искали тихого, сытого благополучия в жизни.

Мой клич о помощи имел отклик. Первым пришел Геннадий Нестеров. Он стал моим главным, верным помощником, а потом и другом на всю жизнь. За ним потянулись другие. Не у всех хватало энтузиазма тратить свободное время на занятия наукой. Был отсев. Некоторые приходили и уходили. Но постепенно складывался костяк нашей дружной веселой компании.

Идеей заразились звероводы, среди которых было много девушек. Теперь мы уже не брали всех подряд. Для поступления в кружок нужно было поручительство одного из старых его членов и прохождение испытательного срока, в течение которого абитуриент исполнял какую-нибудь нудную или грязную работу. Ребята очень подружились между собой.

Через несколько месяцев в нашей дружине насчитывалось более 20 человек: М. Великанова, И. Гилинская, И. Головкова, Р. Горбушин, А. Девяткин, А. Деревщиков, В. Замахаев, Л. Кондаурова, В. Корнеев, А. Крюкова, В. Лебедев-Нечаев, О. Маркелова, И. Моисеев, Г. Нестеров, Г. Останова, С. Образцов, П. Романов, Ю. Рыбалкин, К. Сулимов, В. Тысячная, В. Тархов, А. Четвериков и Г. Вейнгер. Алина Сигизмундовна Вильканец, старший лаборант кафедры, горячо сочувствовала нашим делам и была всем вместо родной матери. Другой аспирант Петра Александровича Мантейфеля — Павел Васильев тогда занимался методами привлечения зверей. Наши интересы дополняли друг друга, мы работали с ним вместе и считали его своим.

Нужен «Спотыкач». Когда-то было такое вино. Наркотики, снотворные вещества обычно используют для лечения и операций, то есть для наркоза. А нам наркоз не нужен, даже вреден, потому что опасен для здоровья: при наркозе организм балансирует на лезвии бритвы, между жизнью и смертью. Для нас интересно другое: как наркотики влияют на способность зверя передвигаться. Пусть не спит, лишь бы удрать не мог. Какие вещества, в каких дозах дают наибольшее расстройство движения, как быстро оно наступает, как долго длится? На эти вопросы ответ не получен: никто не изучал. Значит, предстоит изучать. За дело.

После многих экспериментов, наблюдений выделили со своих позиций восемь разных стадий. Проглотив дозу снотворного, лисица выглядит нормальной, но вскоре начинает при ходьбе покачиваться, закидывает зад, то есть впадает в состояние легкой атаксии. Действие углубляется: лисичка с трудом встает на ноги, постоянно падает — это мы считали средним расстройством движения — средней атаксией. Но вот уже лисица не может ходить: пытаясь встать, тут же валится с ног. Значит, наступила сильная атаксия. Сонная слабость обволакивает душу зверя. Теперь он не в силах подняться, если и принуждать к этому; лисица засыпает — начался сон. Вот она перестала реагировать на вставление термометра под хвост — крепкий сон. Лисица спит крепко, но тело еще не потеряло чувствительность: ущипните, и она вздрогнет. Потом и щипки не действуют — наступил глубочайший сон. Но если подогнуть палец, лисица отдернет лапу. Когда и на это перестала реагировать — достигнут наркоз: теперь хоть режь, ничего не почувствует.

Кончился наркоз, и все стадии повторяются в обратном порядке. Как будто путник преодолевает ущелье — воронку с плоским дном. Плоское дно — это наркоз. Восхождение на гору — выход из наркоза.

Зверь не может убежать от ловца, когда началась сильная атаксия, и тут же убежит, когда она кончится. Этот период действия снотворного назвали периодом доступности. По его продолжительности и тому, как быстро наступает, оценивали вещество. Чем быстрее наступает и чем дольше он длится, тем пригоднее снотворное для ловли зверей.

Все эти стадии наблюдаются при сильной дозе длительно действующего вещества, например люминала. А если дать люминала поменьше, то выпадет наркоз, а еще и глубочайший сон: цепочка станет короче. Когда снотворное действует ускоренно, скажем нембутал, стадии возникают и пропадают быстро, как вагоны экспресса. При совсем маленькой дозе возникает одно лишь расстройство движения: пошатнется, поспотыкается, попадает лисица и опять станет нормальной. Мы подбирали такую дозу, чтобы дальше крепкого сна дело не заходило, но продолжительность была максимальной. Такую дозу назвали оптимальной.

Одни сплошные вопросы. Чтобы научиться ловить зверей снотворными веществами, предстояло решить уйму задач. Выбрать такое вещество, которое действовало бы быстро и долго. Иначе зверь далеко уйдет, не найдешь его или проснется раньше, чем придет зверолов. Препарат должен обладать широтой, чтобы дозы, вызывающие крепкий сон или сильное расстройство движения, могли варьировать, не грозя смертью или отравлением. Доза зависит от размера зверя, ее рассчитывают на килограмм веса. Но не известно, кто найдет и съест приманку: самки большей частью легче самцов, старые звери тяжелее молодых. Кроме того, есть еще индивидуальные различия в весе. Вещество должно быть доступным, дешевым, не очень опасным, не прельщать наркоманов.

Если найдется такой чудодейственный препарат, нужно, выбрав дозу, скормить его зверю. Зверю осторожному, с прекрасным обонянием, чтобы он добровольно проглотил капсулу или съел приманку, начиненную снотворным. И чтобы это делали не отдельные оголодавшие особи, а все. Хищные звери легко срыгивают пищу, а значит, могут избавляться таким способом и от съеденной снотворной пищи. Волк использует свое брюхо вместо авоськи: набьет мясом и тащит в логово детям. Волчица же, прежде чем допустить волчат, обнюхает отрыжку самца: доброкачественна ли. Да! Не зря Петр Александрович при обсуждении темы так долго чесал в затылке.

Едва ли, съев снотворную приманку, зверь тут же завалится спать. Прежде чем заснуть, он может изрядно отойти. Как его искать? По следам на снегу? А если ветер следы заметает? Не замерзнет ли спящий зверь, нe обморозится? Много вопросов задавали скептики. Еще больше их рождалось в собственной голове.

Снотворные солдаты-барбитураты. Не известно, страдал ли бессонницей поэт Бессонов, жертвой которого чуть не сделалась Даша в знаменитой трилогии А. Толстого. Но миллионы людей ею страдают, вынуждены глотать снотворные порошки и таблетки. До недавнего времени использовались в основном барбитураты люминал, веронал, мединал и т. д. Все они произошли от малонилмочевины, или барбитуровой кислоты, как ее обычно называют. Кислота эта получила название от греческого слова «барбитос», что означает «лира»: было замечено, что при охлаждении растворов барбитуровой кислоты образуются кристаллы, напоминающие лиру.

Химики синтезировали многие десятки барбитуратов, творящих сон. Снова заглянем в шкаф фармаколога. На полке, отведенной этим лекарствам, выстроившись, стоят флаконы, но не по росту, как солдаты, а по длительности действия. На правом фланге, где всегда долговязый солдат, препараты длительного действия — люминал, веронал, мединал. Далее среднего действия — барбамил и малил. Еще далее препараты короткого действия — нембутал, ректон и др. Шеренгу замыкают вещества очень короткого действия — гексенал и тиопентал. У хирургов, гражданских и военных, два последних любимчики. Эти препараты легко растворяются в воде. Хирурги их вводят внутривенно. При этом сон наступает «на кончике иглы». Это означает, пока сестра вытаскивает из вены иголку шприца, больной уже начинает сонно посапывать. Как и остальные барбитураты, их можно принимать внутрь. Вводят барбитураты и под кожу, и в прямую кишку, и в брюшину, и в костный мозг. Результат один, но при этом скорость действия разная. Под кожу ив вену — быстрее всего: в крови скорее достигается необходимая для сна концентрация наркотика. По существу, барбитураты вызывают не столько наркотический, сколько глубокий, близкий к физиологическому сон. Для получения полного наркоза приходится вводить 70% смертельной дозы. Оперируя, обычно комбинируют барбитураты с хлороформом, морфином и другими наркотиками.