— Мне начхать на то, хотите вы или нет. — Она заплакала еще громче. — Главное, что у меня ничего нет выпить! О, как это несправедливо!
У меня сложилось впечатление, что пришло самое время что-то предпринять.
— Подождите здесь, дорогая, — попросил я. — Я схожу и где-нибудь достану бутылку. И сразу же вернусь. Вас такой вариант устраивает?
— О, мой герой! — с пафосом продекламировала она и сразу же перестала плакать.
Я, шатаясь, снова выбрался в темноту и направился к домику Муската. Когда я пнул дверь ногой и ввалился в комнату, я увидел, что Майк Свайн все еще без сознания лежит на полу. Трубач сидел перед ним на корточках, и вид у него был задумчивый.
Что вам нужно, черт бы вас побрал? — Он поднял глаза и посмотрел на меня так внимательно, что я сразу почувствовал себя обвиняемым, хотя не получал обвинительного заключения.
— Чего-нибудь выпить, — просто сказал я. — Старый бродяга… друг любезный. Как вы смотрите на четвертинку?
— О’кей! — недовольно буркнул он. — Возьмите и сгиньте с глаз.
Я подошел к столу, взял что нужно и неуверенно направился к двери.
— Спасибо, старый бродяга! Я никогда этого не забуду.
— Подождите минутку! — позвал он.
— Что еще, старина? — сказал я и обернулся.
— Что с ним? — спросил он и презрительно показал на Свайна.
Я посмотрел на спящую глыбу и сказал:
— Мне он не нужен. Можете оставить его у себя.
— Мне он тоже не нужен, — буркнул Мускат. — Вы уложили этого парня — вы и убирайте его!
— Если вы настаиваете! — Я тяжело вздохнул. — От старого друга я ожидал чего-то другого. Вы меня очень обидели, приятель!
— Еще как настаиваю, — сказал он заплетающимся языком. — Как вы думаете, где мы находимся, черт возьми? В больнице Святого Джеймса, что ли?
Я сунул бутылку в карман брюк и нагнулся, чтобы схватить эту глыбу за ноги. При этом горлышко бутылки воткнулось мне в ребро, и я спросил себя, почему японцы, когда хотят покончить с жизнью, делают харакири. Движением бедра я отвел горлышко, ухватился покрепче и потянул глыбу за ноги к дверям.
Мускат захлопнул за мной дверь, как только голова Свайна оказалась за порогом. Создавалось впечатление, что трубач боялся выпустить пары виски из помещения.
Я оставил Свайна на земле и собирался возвратиться в домик Эприл, как последний вдруг захрипел и открыл здоровый глаз.
— Что со мной? — гневно спросил он.
— Вас лягнула лошадь, — ответил я доверительно и по возможности быстро, боясь, как бы он не вспомнил, что с ним случилось на самом деле.
— Кто?
— Мускат Муллинс, — солгал я таким тоном, словно говорю чистую правду, да еще под давлением обстоятельств. — Мускат действительно дикарь, особенно когда начинает играть.
Разумеется, я не стал дожидаться, пока он окончательно придет в себя и станет со мной расправляться, а поспешил к домику Эприл, с триумфом размахивая бутылкой.
— Мой герой! — воскликнула она, увидев меня. — В качестве вознаграждения можете налить мне рюмочку.
Пока я ходил за спиртным, она успела сбросить сандалии и сидела теперь на кушетке, подтянув к себе колени. Юбка ее немного задралась, и сейчас можно было видеть не только край ее трусиков, но и полоску незагорелой кожи. Пока я наливал, рука моя дрожала и рюмки тихо позвякивали.
Когда я поднес рюмки, она показала в сторону маленького столика, который стоял перед кушеткой.
— Поставь их туда! — сказала она.
Я так и сделал.
— А теперь садитесь рядом со мной, — ее голос перешел в хриплый шепот. — Поближе.
Не успел я сесть поближе, как она бросилась на меня и обвила мою шею руками. От неожиданного нападения я опрокинулся на кушетку, и в следующее мгновение Эприл уже удобно расположилась на мне.
Ее губы — жадные, ищущие — прижались к моим губам, и через какое-то время я сдался — не так уже часто женщина соблазняет мужчину.
Минут через пять, так же внезапно, как и при атаке, Эприл снова откинулась назад и потянулась к ближайшей рюмке на столике.
— Эту рюмку я пью за вас, Фанни, — сказала она, поднесла рюмку к губам и, запрокинув голову, осушила ее до конца.
— Меня зовут Денни, а не Фанни, — проворчал я, снова выпрямившись на диване.
— Пустая! — Некоторое время она с недоверием смотрела на пустую рюмку, потом огляделась и спросила:
— Где он?
— Кто? — спросил я.
— Жалкий подлец, который крадёт виски, когда я отворачиваюсь, — ответила она гневно. — Если я его поймаю, я вырву у него сердце из груди.
Потом, увидев вторую полную рюмку на столике, она радостно заулыбалась. Рывком подняв вверх рюмку, так что та расплескалась, и виски оставило мокрый след на моих коленях, она выпила — с такой же стремительностью, что и первую.
— Эту тоже за ваше здоровье, — возвестила она. — Как бы вас ни звали.
Она лихо кинула рюмку за спину, и та, оставив мокрое пятно на гравюре Пикассо, разлетелась вдребезги.
Ее голубые глаза снова заблестели, когда она с той же нежностью, что и прежде, нагнулась надо мной.
— Я с ума схожу по вам, — жарко прошептала она. — По вас и по вашему волшебному профилю, Деннис!
— Не Деннис, а Денни, — снова поправил я.
— Ах, да, конечно! — небрежно бросила она. — Но не перебивайте меня. Неужели это так существенно?.. Итак, на чем я остановилась?
— Мы только что взорвали ваш сарай, — сказал я с горечью. — И кусочки его носятся в стратосфере.
— С ума схожу по вам, — сказала она счастливым тоном и с блестящими глазами. — По вам и по вашим несчастным манерам… По вашей толстой морде и по тому виду, с которым вы идете по жизни. У вас такой вид, словно все женщины от 18 до 80 лет лежат у ваших ног, и это меня сводит с ума, мистер Бод!
— Бойд! — с горечью выкрикнул я.
Потом она снова прижалась ко мне, и я закрыл глаза, ожидая, что ее губы станут страстно искать мои. В этот момент я подумал, что в конце концов можно быть и великодушным. Почему бы не предоставить всю работу ей, если она так уж хочет?
Через некоторое время я почувствовал нежное нажатие на мою грудь. Я открыл глаза и увидел, что ее головка покоится на моем сердце. Нет причин волноваться, подумал я. Ночь только начинается, так почему бы ей и не передохнуть немного, прежде чем начать на меня новую атаку.
Вскоре она начала сладко похрапывать.
Есть в жизни мужчины (как мне сказала однажды блондинка, вышедшая замуж за учителя дзюдо) минуты, когда следует примириться с неизбежным.
Я осторожно выбрался из-под нее, положил ее голову на кушетку и закрыл за собой дверь. Дорога к моему домику показалась мне бесконечно длинной, но, тем не менее, я преодолел это расстояние.
В общем и целом день этот нельзя было назвать удачным, ибо я еще совершенно не представлял, кто убийца. Я даже не напал на его след. Не удалась мне и попытка привести Муската в такое состояние, чтобы он вспомнил детали. Да и Эприл я не смог в конечном итоге соблазнить. Соблазнила она меня, насколько я помнил.
Я сел на край кровати и принялся за тяжелую работу — стягивать ботинки так, чтобы самому не свалиться с кровати.
Я уже почти заканчивал эту работу, как кто-то постучал в дверь.
Может, это Эприл внезапно проснулась и решила продолжить охоту на меня? — кисло подумал я, поднимаясь и направляясь к двери. Но как только я ее открыл, понял, что ошибся. В дверях стоял Эдвард Вулрих. В глазах его было какое-то затравленное выражение.
— Бойд, — сказал он поспешно, — я разыскиваю вас весь этот проклятый вечер.
— Выкладывайте, зачем я вам понадобился, раз уж вы меня нашли, — буркнул я.
— Прошу вас уделить мне минутку, мне нужно с нами поговорить, — попросил он. — Уверяю вас, это займет совсем немного времени.
— О’кей! — неохотно согласился я. — Только покороче.
Он прошел за мной в гостиную и стал беспомощно переминаться с ноги на ногу. Я терпеливо ждал.
— Я очень сожалею… — наконец начал он. — Что я нас вчера ударил. Это было ошибкой с моей стороны.
— Но из-за этого вам не стоит, посыпать голову пеплом, — ответил я и поганенько ухмыльнулся. — В ближайшие несколько дней я сломаю стул о вашу голову, и мы будем квиты.
— Нет, я серьезно, Бойд… Ведь вы, кажется, детектив, не так ли?
— Кажется, что так, — ответил я. — Но в данный момент я не очень в этом уверен.
— Я неоднократно задавал себе вопрос, не могли бы вы работать на меня, — продолжил он.
— Я уже работаю на киностудию, — сказал я.
— Я хорошо заплачу, — выдавил он. — Пять тысяч долларов.
— За что?
— За то, чтобы вы отыскали убийцу моей жены.
Какое-то время я недоверчиво глазел на него.
— Где тут зарыта собака? — спросил я.
— Тут нет никакой собаки, — фыркнул он. — Для меня это очень серьезный вопрос. Я убежден, что полиция считает виновным меня.