— Нет, — отрезал муж. — Хотя мой отец уже в королевской армии, да хранит его Бог среди всего этого безумия.
— Неужели ты даже к отцу не присоединишься в такую страшную минуту?
— Нет, — повторил он. — Я люблю своего отца и, конечно же, помогу ему, если он позовет; но пока я не получал от него такого приказа. Он пойдет в бой под знаменем Бекингемов, но пока не хочет, чтобы и я воевал под этими знаменами.
Мое лицо пылало, выдавая гнев, но, встретившись взглядом с мужем, я не отвела глаз.
— Как ты можешь так поступать? Как можешь в такое время отсиживаться дома?
— Я не уверен в необходимости этой войны, — честно признался муж. — Если король действительно желает вырвать Лондон у захватчика, то, насколько я представляю, существует единственный способ сделать это без кровопролития: отправиться в столицу и обсудить условия мира с герцогом Йоркским. Королю вовсе нет нужды штурмовать собственную столицу; ему нужно лишь согласиться на переговоры с противником.
— Да ему следовало бы отрубить этому Йорку голову как предателю! — с невероятной горячностью воскликнула я. — А тебе следовало бы находиться рядом со своим королем!
Сэр Генри вздохнул и произнес с кривой усмешкой:
— Что-то ты, жена, слишком торопишься послать меня навстречу смертельной опасности. Должен заметить, мне было бы куда приятнее, если бы ты умоляла меня остаться дома.
— Я всего лишь умоляю тебя исполнить свой долг, — гордо произнесла я. — Вот если б я была мужчиной, то тут же вскочила бы на коня и поскакала на помощь своему королю. Если б я была мужчиной, то сейчас была с ним рядом.
— И поступила бы в точности как Жанна д'Арк, не сомневаюсь, — негромко промолвил супруг. — Но я-то видел сражения и хорошо знаю, какова их цена. Именно поэтому я и считаю своим главным долгом удержать наших подданных от участия в войне, сохранить наши земли, обеспечить нашим людям мир и защиту, пока другие дерутся, удовлетворяя собственные амбиции, и рвут свою страну на куски.
Я пришла в такую ярость, что даже утратила дар речи, а потому просто повернулась на каблуках спиной к мужу и отправилась туда, где в стойле стоял мой верный Артур. Старый боевой конь ласково наклонил ко мне свою крупную голову; я погладила его по шее, почесала за ушами и прошептала ему на ухо, что нам с ним пора в путь — быстрее ветра домчаться до Ковентри, отыскать Джаспера, который наверняка уже там, и вместе с ним драться за нашего короля.
10 ИЮЛЯ 1460 ГОДА
Но даже если б мы с Артуром и впрямь выехали со двора, мы все равно не успели бы к началу боя. Король велел своему войску окопаться у стен Нортгемптона и выставить острые пики с целью сразу сбить натиск первых рядов кавалерии; тем временем новенькие, только что выкованные пушки должны были незамедлительно открыть по йоркистам огонь. Армия Йорка под командованием этого мальчишки Эдуарда, графа Марча, и предателей Фауконберга и Уорика, разбившись на три отряда, двинулась в атаку под проливным дождем. Уорик возглавлял центральный отряд, Эдуард Йорк и лорд Фауконберг зашли с флангов. Земля под копытами лошадей моментально превратилась в непролазную кашу, и атака кавалерии захлебнулась, чуть не утонув в жидкой грязи. Небеса разверзлись, поливая мятежников как из ведра; казалось, они вот-вот утонут в ими же созданной трясине. Юному Эдуарду Йорку пришлось собрать все свое мужество, чтобы поднять людей в атаку под градом ланкастерских стрел. И его атака наверняка потерпела бы неудачу, а сам он утонул бы в болотной жиже, если бы не измена одного из наших полководцев. Лорд Грей Ратинский не только помог йоркистам преодолеть заграждения, но и, развернув коня, направил своих людей врукопашную против тех, с кем они только что бились бок о бок. Из-за этого чудовищного предательства наши войска были вынуждены отступить к берегам реки Нин, и многие утонули в ее водах, что позволило Уорику и Фауконбергу предпринять наступление.
Предвкушая победу, они были поистине безжалостны. Простых людей, впрочем, они отпускали, но любого рыцаря в латах убивали без права выкупа. И хуже всего было то, что они сумели не просто ворваться в наш лагерь, но и отыскать там королевский шатер. Генрих VI сидел в глубокой задумчивости и молился, словно в собственной часовне; казалось, он только и ждет, когда его схватят и возьмут в плен, как самый высший приз этого гнусного сражения.
И, как ни ужасно, его действительно взяли в плен.
Через два дня вечером, когда я переодевалась к обеду, сэр Генри переступил порог моей комнаты и коротко приказал горничной оставить нас наедине. Она, заметив, как потемнело его лицо, быстро взглянула на меня и мгновенно удалилась.
— Мой отец погиб, — без всякой преамбулы сообщил муж. — Я только что узнал об этом. В грязи под Нортгемптоном Англия потеряла великого человека, а я — горячо любимого отца. Своего деда, опекуна и защитника потерял и его наследник, мой племянник, маленький Генри Стаффорд.
Я охнула, из меня словно разом вышибли весь воздух.
— Ох, мне так жаль, Генри! От всей души жаль!
— Отца изрубили на куски прямо там, на поле, покрытом жидкой грязью, когда он пытался вскочить на коня, — продолжал муж, даже не пытаясь что-то скрыть или хотя бы просто пощадить меня. — Убили не только его, но и графа Шрусбери, и лорда Бомонта, и лорда Эгремонта… Великий Боже! Да можно перечислять бесконечно! Мы потеряли целое поколение благороднейших аристократов. Такое ощущение, что правила войны совершенно переменились и отныне в Англии не берут в плен и не платят выкуп. И предложения сдаться в плен тоже больше не существует. На поле боя правит закон меча, каждая схватка ведется не на жизнь, а на смерть. Но это закон дикарей!
— А король? — пролепетала я. — Они ведь не осмелились его тронуть?
— Король в плену. Его увезли в Лондон.
— В плену? — воскликнула я, просто не веря своим ушам.
— Именно так.
— А королева?
— Исчезла вместе с сыном.
— Исчезла?
— Во всяком случае, не убита. Полагаю, она успела бежать. Господи, во что превращается эта страна! Мой отец…
Сэр Генри судорожно сглотнул, словно пытаясь проглотить собственное горе, отвернулся и уставился в окно, на пышные зеленые кроны деревьев и обширные поля за ними, где уже золотилась пшеница. Видя эту идиллическую летнюю картину, трудно было представить поле, покрытое жидкой грязью, размешанной конскими копытами, и моего свекра, этого тщеславного аристократа, которого озверевшие солдаты бьют по голове дубинками и рубят топорами, пока он пытается вскочить на лошадь и спастись.