этом был смысл. Шпротную оборотку мы легко заместим из баулов, кассового разрыва не случится.
— Крутяк! — выдохнул Китаец.- Я же говорил, что он пипец какой головастый! Да, Вован?
— В натуре! — кивнул Карась. — Прости меня, Иосиф, за испорченное детство.
— Простить мало, — усмехнулся Йосик. — Возьму деньгами.
— Ты принят! — протянул я ему руку. — Загранпаспорт есть? Нет? Оформим. Со мной на Кипр поедешь. Увольняйся пока из своей шараги.
— Я уволюсь, конечно, — усмехнулся Йосик. — Но вам нужно устроить меня банковским курьером. Думаю, при ваших возможностях, это будет несложно.
— А зачем? — удивленно посмотрели мы на него.
— Схема с металлом надежная и простая, но короткая, — пояснил Йосик. — Ее прикроют быстро. Нельзя продавать товар и вообще не получать за него деньги. А имея соответствующие документы, можно вполне официально вывезти наличную валюту на Кипр, и уже там положить на счет. Так будет быстрее.
— Димон! — повернулся я к Китайцу. — От души, братан!
* * *
Очередной плановый визит в НИИ на Рублевке сначала проходил ровно. Я посовещался с Троллейбусом и его людьми, порадовался росту оборотов по скупке металла. Санек даже показал мне стальной штемпель николаевских червонцев, что сам выточил в свободное от работы время — готовился к поступлению первых партий шлихового золота. В начале августа объявился вахтовик из поезда. Дозвонился через Зойку, а та набрала мне. Я тут же состыковал его с Троллейбусом. По нашим нынешним доходам золотой проект не обещал больших денег, но и отказываться от него я не стал. Ну, есть и есть. У бывшего ювелира чесались руки, пусть побалуется. Так сказать, для души.
В конце совещания, распустив сотрудников, Санек начал мне жаловаться на «подвал»:
— Я все понимаю, Серый, откуда деньги и прочее. Но пойми и ты меня. Мы тут часть закупок начали пускать по белому, у нас нормальные клиенты и поставщики появились. Заводы, металлобазы. Они приезжают в офис на переговоры. В костюмах, в галстуках. Даже иностранцы были. Мало ли чего лишнего тут увидят… Или услышат.
— А в чем проблема? — удивился я. — Говори конкретнее.
— Можно куда-нибудь убрать «темную сторону Луны» из офиса? В ту же Лобню.
— Входы-то разные!
— Может, и разные, но баба снизу вчера вечером орала так, что даже у меня было слышно. Хорошо, что сотрудники уже разошлись.
— Какая баба снизу⁇!
Я прифигел. Ни про каких баб мне не докладывали. Пошел разбираться.
Сегодня тамбур сторожили люди Штыря. Он и сам был внизу, чистил штатный Макаров.
— О, Хлыст, утро в хату.
— И тебе, Пахом, не хворать. Как у нас дела? Все ровно?
Тут-то я услышал тот самый женский плач, на который жаловался Троллейбус. Помимо «сейфовой комнаты», куда мы складировали общак и авизошные бабки, Штырь поставил пару железных дверей в небольших каморках в начале и конце подвала. Из-за одной такой двери и слышалось подвывание. Я снял ключ со стены, отпер замок и тихо охренел. На грязном матрасе сидела плачущая женщина с размазанной по лице тушью. Светленькая, голубые глазки, разорванная блузка, в прорехах которой была видна крупная грудь в белом бюстгальтере. Пленница старательно пыталась натянуть короткую юбку на голые ноги, но получалось у нее это плохо.
Я с силой захлопнул дверь и вернулся обратно в кабинет Штыря:
— Это что там за хуйня такая⁈ У тебя крыша поехала?
С большим трудом я удержался, чтобы не отправить связку ключей в голову Пахома.
— Любка-крыска? -лениво спросил он. — Ты про нее?
Штырь собрал пистолет и засунул его в сейф.
— А у нас тут что, еще какие-то бабы есть⁈ — нехорошо удивился я.
— Не, пока одна, — Пахом встал и посмотрел мне в глаза. — Хлыст, ты чего такой нервный? Эта крыса тут не просто так оказалась. За ней реальный косяк.
— Ну, — я сел на стуле и положил ногу на ногу, — поведай мне, что тут происходит. У тебя, Пахом, должна быть очень серьезная причина, чтобы бабу на улице украсть.
— Карась пошел менять бабки, — начал Штырь. — Ты приказал по одному не ходить. И по двое тоже. Суммы-то серьезные. Короче, приехали мы в обменник на Тверской. Рядом с магазином твоей Ленки.
— Она уже не моя.
— Так и не простила?
— Прощают терпил, — скрипнул я зубами. — Расстались и расстались. Я что, похож на терпилу⁈
Пахом покивал понимающе, а потом продолжил:
— Короче, братва на улице пасет Карася, а я во дворы зашел. На всякий случай. Стою, курю. Смотрю, эта пигалица шурует с большой сумкой. Еле тащит. А у нее она не до конца была застегнута. Я заглянул, а там пачки сторублевок с Ильичом. Один в один, какие мы грузили в баул Карася. Новенькие до хруста. Ну, я ее за волосы, ствол в бок. Прикрыл полой пиджака, приобнял так нежно. Типа парочка идет. Притащил к машине, смотрю, а там Вовка уже отирается бледный, жетон у пацанов выискивает тебе звонить. Кинули его в этом обменнике. Как сгрузил бабки в лоток, эта сучка сказала, что машинка для пересчета в другой комнате. Валюта там же. И съебалась. Совсем съебалась! Сложила наши бабки в сумку, и с заднего входа впилила.
— Охуеть! — я даже пот со лба вытер. Такие ситуации в нашей схеме предусмотрены не были. — До чего народ дошел! Ну вообще ничего не боятся.
— На три ляма решила кинуть! Прикинь! — сказал Штырь. — И что, мне ее надо было домой отпустить, а потом мороженое купить на прощание?
— Не томи. И что дальше?
— А что дальше? — Штырь затянулся. — Посадили в тачку и привезли сюда.
— Вас никто не спалил?
— Не… — помотал головой Штырь. — Она в ступор впала, села в машину без воплей. Ну я ее попугал, конечно. По дороге выяснил, что обменник под какой-то братвой, стрелку им уже забил. Их баба — их косяк.
Что-то Штырь берега попутал. Уже без меня стрелки забивает. Надо будет провести воспитательную работу. Но точно не сейчас.
— Кто такие? — поинтересовался я. — С кем тереть-то будем?
— Да она сама не сильна в курсах, — развел руками Штырь. — Кассирша ведь обычная. Попутала просто. Увидела деньги, вот и крыша