Читать интересную книгу Главный приз - Ирина Волчок

— Почему няня ушла за халатом? — не поняла Юлия. — Как ты могла няню уронить?

Дверь открылась, и в комнату торопливо вошла Надежда Васильевна, на ходу натягивая белый халат поверх пестрого летнего сарафана.

— А, ты с ней, Юль, — с облегчением сказала она. — Слава богу. Я боялась ее одну оставлять — обязательно что-нибудь натворит… А выпускать отсюда — еще хуже. Это не тихий час будет, а я не знаю что такое. Почему хоть она днем никогда не спит, как ты думаешь? Все дети как дети, а эта — стихийное бедствие.

— Ну, ну, — примирительно сказала Юлия. Она не очень любила Надежду Васильевну, но связываться с ней и вовсе не собиралась. — Ребенок как ребенок. Просто энергии много. Машка призналась, что вас… уронила… Как это?

— А вот так, — раздраженно буркнула Надежда Васильевна. — Разбежалась — и под коленки. Ну, я и грохнулась. Чудо еще, что мимо нее… А на меня со стола кувшин с водой. Хорошо, что пластмассовый… Но мокрая — с головы до ног. Это она сейчас такая бандитка, а потом что из нее вырастет?

— Хорошая девочка вырастет, — сдерживая раздражение, сказала Юлия. — Ведь она ничего плохого не хотела… Правда, Цыпленок? Она вас очень любит, Надежда Васильевна.

— Любу, — с готовностью подтвердила Машка, сияя глазами и улыбаясь до ушей. — Ты ха-ошая. Касивая. Тепая-тепая. Я тебя любу.

— Да уж можно подумать, — заметно смягчаясь, проворчала Надежда Васильевна, стараясь спрятать улыбку. — Что-то мне никто не говорил, что я теплая-теплая… Юль, ты с ней побудешь? Хотя бы до конца тихого часа. А то мне сегодня еще постельное белье перебрать надо, да баба Настя просила с курами помочь. Не позволяет она ребятам кур ощипывать. Чтобы, значит, не видели, что едят тех, кого сами же и кормили… Педагогика. Ей — педагогика, а мне — лишняя работа. Побудешь с Марьей, Юль?

— Мне к доктору Олегу надо бы зайти… — нерешительно начала Юлия. — А, ладно, с Машкой зайду. Вы не знаете, он там не занят?

— Олег — и вдруг не занят? — хмыкнула Надежда Васильевна. — Да ты иди, он ради тебя и больного, поди, бросит.

Надежда Васильевна ушла, с заметным облегчением оставив Машку с Юлией. Юлия еще несколько минут повозилась с девочкой, а потом сгребла ее в охапку и отправилась искать доктора Олега — не сразу в его кабинет, а кружным путем, через теплицы, крольчатник, столярную мастерскую, потому что до конца «тихого часа» оставался еще целый час, и спешить было некуда, а бродить с Машкой на руках — это было такое занятие, которое любой нормальный человек стремился бы растянуть на как можно более долгое время. И еще она всей кожей ощущала возвращение. И даже не возвращение домой — хотя и дому своему радовалась до самой-самой последней клеточки сердца… Она ощущала что-то вроде возвращения к себе. Возвращение себя. Все возвращается на круги своя… Здесь был ее круг. И она с удовольствием бродила по своему кругу с чирикающей что-то радостное Машкой на руках, пока не наткнулась на доктора Олега. И конечно, ни в каком не в его кабинете, а в старом сарае, оборудованном для козы с ее двумя новорожденными козлятами. Доктор Олег был в старых, драных и линялых тренировочных штанах, в резиновых сапогах и в клеенчатом фартуке. Его голая загорелая спина блестела от пота, а и так светлые, да еще и сильно выгоревшие за лето волосы были встрепаны даже больше обычного. Доктор Олег стоял над лежащей на боку, крепко связанной козой Матильдой, шипел сквозь зубы от боли и, кажется, пытался укусить свой локоть.

— Свинья ты, — услышала Юлия его хрипловатый мальчишеский голос. — Животное. Скотина.

И к доктору Олегу она вернулась. К его безудержной энергии, к его желтым непричесанным вихрам, к его хозяйственной изобретательности, к его безграничной доброте. Он даже ругается так, что Матильда, слушая его, все время пытается потереться башкой о его сапог.

— Доктор! — позвала Юлия негромко от дверей, не заходя в сарай. — Ты за что это скотину обзываешь? Нехорошо. Что тебе сделало беззащитное животное?

— Июльчик! — Доктор Олег оглянулся, радостно заулыбался и пошел ей навстречу, зажимая одной рукой локоть другой. — Эта беззащитная бестия мне руку покалечила… Кожу пропорола. Копыта у нее — как томагавки, честное слово… Помоги завязать, я не дотягиваюсь.

— За что она тебя? — поинтересовалась Юлия, затягивая бинт на руке доктора Олега.

А он сидел на перевернутом ведре, держал Машку на коленях, наблюдал за действиями Юлии и жмурился от солнца. Доктор очень вписывался в это место, и в это время, и в это состояние, и Юлия, как всегда, ощутила рядом с ним глубокий покой и чувство правильности и неизбежности всего происходящего. Да, к Олегу она тоже вернулась.

— Матильда бок разодрала где-то, — объяснил доктор Олег. — Пришлось зашить. И где ее носит? Судя по ране — об какую-то железку разодрала. Я все вокруг облазил — ничего похожего не нашел. А ведь есть что-то… И обязательно кто-нибудь из детей напорется…

— Да не бойся ты раньше времени, — успокоила его Юлия. — Может, и нет ничего такого в радиусе трех километров. Матильду носит за тридевять земель, ты же знаешь…

Они говорили о вещах, которые были им важны и интересны. Интересно, был ли на теплоходе хоть один человек, который мог бы понять всю важность и значительность вот таких разговоров, — о козе, которая поранилась неизвестно чем, и теперь придется обязательно найти то, чем поранилась коза, чтобы не поранился еще кто-нибудь, кто, честно говоря, не намного умнее Матильды. Не было в круизе ни одного человека, способного понять и принять ее заботы. Ни одного. Ну и не надо.

— Спасибо. — Доктор Олег оглядел повязку, поднялся и передал Юлии Машку. — Пойду скотину развяжу. Иди на веранду, я сейчас… Есть о чем поговорить.

Юлия пошла, то и дело оглядываясь, прижимая Машку к себе, чувствуя, как начинает биться сердце, испытывая сложную мешанину чувств — тревогу, надежду, злость, упрямую решимость все равно все сделать по-своему, острую жалость к Машке, к себе, к маме Нине. Хотя, конечно, себя и маму Нину жалеть причин не было. У них с мамой Ниной все хорошо… Себя с мамой Ниной она пожалела уже так, по инерции.

Подошел доктор Олег, на ходу натягивая старую футболку, — бывшую Петькину, между прочим. Кто из тех, на теплоходе, мог бы принять чужие обноски в качестве рабочей одежды, причем принять спокойно, как само собой разумеющееся положение вещей? Да никто.

— Не смотри на меня так, Июльчик. — Доктор Олег сел на ступеньки крыльца спиной к ней, с улыбкой оглянулся на нее и опять отвернулся, подставив лицо солнцу. — Я не Господь Бог… И не глава областной администрации. Но ты не бойся. Оказывается, мы довольно изобретательно дело затянули. Еще недели две до Машки не доберутся… А еще есть новый поворот. Ты только не паникуй заранее, ты очень внимательно слушай… Машка, может быть, и не окажется в доме ребенка. Машку, может быть, сразу усыновят… в смысле удочерят. Понимаешь? Утром мне намекнули, что в Воронеж через пару недель какая-то немецкая пара приезжает, или американцы, никто толком не знает пока… Так вот, они специально приезжают, ребенка взять. Сироту, у которого наверняка никого нет. Как у Машки.

— Как это у Машки никого нет? — Юлия так крепко прижала Машу-младшую к себе, что та недовольно закряхтела и принялась энергично сопротивляться. — Как это у нее никого нет? У нее все есть. И я, и ты, и баба Настя. И вообще все, и дети, и все… Все мы…

— Ну да, — сказал доктор Олег, не оглядываясь. — Но имеется в виду — у ребенка нет родителей. Ты ж сама понимаешь, Июльчик. Ребенку нужны папа, мама… Тот, кто будет за нее отвечать. У кого ее нельзя отобрать. А у нас ее отобрать можно, мы ей никто.

— «Никто»? — Юлия задохнулась от ярости, еще крепче обхватив ребенка. — Это мы ей никто? Это ты ей никто, и баба Настя, и Антонина Ивановна, и я?.. У нас ее отобрать можно, да? А у каких-то чужих американцев — нельзя?

Юлия вскочила, подхватила Машку и кинулась с крыльца мимо доктора Олега, яростно шипя сквозь зубы:

— Черта с два кто у меня Цыпленка отнимет… Черта с два я Цыпленка американцам отдам… Пусть только кто-нибудь попробует. Пусть только сунутся!..

Она бежала от интерната, не оглядываясь и не слушая криков доктора Олега, бежала к дому мамы Нины, точно зная, что только там она и Машка будут в полной безопасности, что только мама Нина может их защитить, и успокоить, и найти выход…

— Ты бы не носилась сломя голову. — Мама Нина встретила ее неодобрительно поджатыми губами и тревожным ожидающим взглядом. — Тем более — с ребенком на руках… Разве можно? Ума-то совсем нет… Ну, что такое еще стряслось?

— Мама Нина! — задыхаясь, закричала Юлия с порога. — Мама Нина! Они хотят Машку отобрать! Ей каких-то родителей нашли. Американских, что ли… Мама Нина! Я ее не отдам.

— Спокойно, — сказала мама Нина, подошла, вынула Машку из рук Юлии и села у кухонного стола, посадив ребенка на колени. — Не мельтеши. Поставь чайник, сядь и расскажи все по порядку.