Браво сделал над собой большое усилие и начал свой рассказ.
Чем ближе подходил рассказ к концу, тем внимательнее его слушал герцог святой Агаты. Он едва дышал, а его собеседник с энергией и живостью, свойственными итальянцам, рассказывал ему о тех ужасных драмах, в которых ему приходилось играть видную роль.
Они вышли с кладбища и очутились на противоположном берегу острова Лидо.
— Это невероятно! — воскликнул дон Камилло после долгой паузы, нарушавшейся лишь равномерным плеском волн Адриатики.
— Синьор, все это истина!
— Я тебе верю, Джакопо, я и не думаю сомневаться в твоих словах! Да, ты был жертвой их подлости, и ты прав: тяжесть была невыносима. Что ты намерен теперь делать?
— Я жду только последнего решительного выступления; тогда я оставлю этот город и пойду искать счастья в другой стране.
— Не отчаивайся, Джакопо. Поступай ко мне, и в моих владениях ты будешь в безопасности от правителей республики.
Браво поблагодарил. После этого он перевел разговор на недавнее похищение донны Виолетты и предложил всеми средствами помочь ее розыскам. Герцог кратко, но понятно объяснил своему новому слуге те средства, к которым он прибегал, и то, что намеревался делать дальше, чтобы отыскать донну Виолетту.
Браво с большим вниманием слушал мельчайшие подробности этого рассказа и не раз улыбался в душе, как человек, привыкший разбирать и более запутанные дела. Дон Камилло уже оканчивал рассказывать, когда послышались шаги Джино.
Глава XVIII
Часы проходили, как-будто ничто не произошло этой ночью. Утром следующего дня город жил своей обычной жизнью.
Служащие донны Виолетты, собравшись у дверей ее замка, вполголоса делились своими предположениями о судьбе похищенного. Дворец синьора был попрежнему торжественно сумрачен, и по внешнему виду дворца дона Камилло Монфорте нельзя было догадаться о жестоком разочаровании, перенесенном его хозяином. «Прекрасная Соррентинка» стояла еще на якоре со спущенной на палубу реей, а ее судовая команда была занята чинкой парусов.
Лагуны были покрыты рыбацкими лодками, и путешественники то приезжали, то уезжали из города, унося с собой воспоминания о празднике и о гонках.
С заходом солнца на лагунах показались гондолы богатых и праздных людей, и, когда подул свежий ветер с Адриатики, колоннада Бролио стала наполняться людьми, имевшими право гулять под этой сводчатой галлереей. В их числе находился и дон Камилло. Он приехал в Бролио в обычный час и с видом обычного спокойствия, так как надеялся, что влияние, которым он пользовался в Риме, обеспечивало ему безопасность. Дон Камилло пришел к заключению, что Сенату были известны его замыслы, и правительство Венеции давно могло бы его арестовать, если бы намеревалось это сделать. Прогуливаясь среди патрициев, он вглядывался в их лица, желая убедиться, сохранилась ли в тайне неудача его замысла. Но обычное лукавство Сената, в связи с умышленно-осторожным поведением молодого неаполитанца, очевидно, не дало повода думать, что кому-либо известно об исчезновении наследницы и похищении жены герцога.
Тогда же ко входу во двор Дворца Дожей медленно подъехала гондола, гондольер в маске, привязав лодку к ступеням лестницы, вошел но двор. Осмотревшись, он проник внутрь здания через один из входов для служителей.
Дворец, где жили дожи Венеции, построен вокруг просторного, но сумрачного двора. Один из его фасадов выходит на Пьяцетту, а другой на набережную со стороны порта. Оба эти внешние фасада отличаются красивой архитектурой. Невысокий портик, составляющий Бролио, поддерживает ряд массивных окон в восточном стиле, над которыми поднимается высокая стена с несколькими круглыми отдушинами. Третий фасад почти закрыт собором святого Марка, а фундамент четвертого омывается водами канала. Общественная тюрьма находилась на другом берегу канала. Знаменитый Мост Вздохов служил переходом из дворца в тюрьму.
Гондольер появился вскоре опять под аркою выхода на канал и быстро вернулся к гондоле. В одну минуту он переплыл канал, причалил к противоположному берегу и вошел в тюрьму через главную дверь. Казалось, он обладал какими-то тайными средствами, чтобы усыпить подозрительность привратников, потому что его везде пропускали без расспросов. Он миновал все внешние заграждения тюрьмы и пришел к той части здания, которая, невидимому, предназначалась для жилья.
Гондольер поднялся по потайной лестнице и, постояв с минуту у двери, осторожно постучал в нее.
— Кто там? — спросил тихий женский голос.
— Свой, Джессина, — ответил гондольер.
— Назови свое имя, а не то иди к другим дверям.
Гондольер приподнял маску, которая не только скрывала его лицо, но и изменила голос.
— Это я, Джессина, — сказал он.
Дверь отворилась.
Войдя в комнату и убедившись, что посторонних там не было, гондольер снял маску. Это был браво…
— Ты знаешь, что предосторожности необходимы, — сказал он, — И я надеюсь, ты меня за это не осудишь.
— Я ничего не говорю против этого, но я не могла отворить тебе сразу, не узнав твоего голоса.
— Что у тебя нового? — спросил браво, устремив проницательный взгляд на хорошенькое лицо девушки.
— Хорошо, что ты не пришел раньше в тюрьму, потому что от меня только-что ушли. Ты не был бы доволен, Карло, если бы тебя увидели?
— Ты знаешь, что у меня есть важные причины носить маску. И будь здесь кто-нибудь из твоих двоюродных братьев или какой-нибудь молодой венецианец — все равно я не хотел бы с ними встретиться и быть узнанным.
— Успокойся, это была моя двоюродная сестра Аннина, которую ты ни разу не видел. И я с ней вижусь очень редко, а ее брат никогда даже не приходит к нам. Если бы я не боялась, что она сейчас вернется, я пошла бы с тобой.
— Так разве она еще здесь? — спросил встревоженно браво. — Ты ведь знаешь, что я не хочу, чтобы меня увидели.
— Не бойся, она сейчас наверху у моей больной матери, и раньше, чем она войдет сюда, мы услышим ее шаги в коридоре. Тогда ты можешь войти в эту комнатку, как ты это уже несколько раз делал, и, если хочешь, можешь послушать нашу болтовню… Или… может быть, пойдем… но нет, не успеем…
— Ты хотела сказать, Джессина, что я могу пойти навестить…
— Конечно, Карло; но я боюсь, как бы любопытная Аннина не начала искать нас.
— Я могу подождать. Когда я бываю с тобой, я делаюсь терпеливым.
— Молчи! Это шаги Аннины. Спрячься скорей в комнату.
Браво скрылся в боковой комнатке, оставив дверь чуть приоткрытой. В это время Джельсомина пошла отворить кузине. С первых же слов Джакопо по голосу узнал дочь виноторговца.