– Ну вот еще… – пробормотал он обескураженно. – Улька-Улита! Я что, обидел тебя?
– Не-а… – всхлипнув, проговорила Улыса. – Ты хороший, Славка… Это у меня… Я… Меня батя замуж выдает! – наконец выдавила она и расплакалась еще пуще.
– Вот те на… – пробормотал Славка. Он был обескуражен. – А за кого?
– За сына смоленского купца. Юнеем зовут.
– А ты как… Хочешь ли?
Улька замотала головой:
– Не хочу. Батюшка говорит: купец тот дюже богатый, а парень у него – хороший. Добрый. Только мне все равно. Я этого Юнея и не видела никогда. Я тебя люблю! Я бате сказала… Соврала, что я от тебя непраздна.
Славка крякнул и отпустил ее.
– А Горомут – что? – спросил он.
– Сказал, что ты – славный гридень. А от гридня княжьего девке понести – не позор. Только ты, сказал, все ровно меня замуж не возьмешь. У брата твоего старшего до сих пор жены нет: родители твои всем сватам отказывали. А ты хоть и младший, но все равно нам не ровня. Правду мой батюшка сказал? Может… Хоть бы и младшей женой? – Она с надеждой поглядела на Славку.
– Эх, любо моя… – Славка вздохнул. – У нас, христиан, только одна жена. (И почему такая несправедливость?)
– Значит, не возьмешь, – обреченно проговорила Улька.
– Не позволят мне.
– Угу.
Не возьмет ее Славка. Матушка не позволит. Батя разрешил бы, однако жену огорчать не станет. В дворне говорили: когда батя сестру Йонаху отдал, матушка из дому ушла. Потом, правда, вернулась, но все равно. Еще надо сказать, что Славке не очень-то хотелось на Ульке жениться. Она славная и желанная, но… Вот кабы он мог много жен иметь, тогда другое дело. А уж коли только одна, так… не Улька.
– Ну тогда… – Улька решительно распустила поясок, быстро стянула через голову сарафан и исподнюю рубашку, встала перед Славкой, голая, белая, гордая – вздернутый круглый подбородок, вздернутый носик, вздернутые вверх маленькие сосочки на вздымающихся от частого дыхания небольших – ладонью накрыть можно – грудках.
Славке нестерпимо захотелось так и сделать: накрыть их ладонями, опрокинуть Ульку навзничь, разбросать в стороны белые ножки и…
Но он отвернулся. Верней, повернулся к суровому ликом Волоху, не спеша снял с шеи нательный золотой крест. Поцеловал и опустил в сапог. Потом поклонился в пояс и сказал торжественно:
– Будь свидетелем, Щедрый: беру я эту деву не принуждением, не силком, а по любви. Пусть кровь ее станет даром тебе, а ты благослови ее чрево и дай ей вдоволь женского счастья!
Затем наклонился, взял с травы ромашковый венок и торжественно возложил на светлые косы.
И лишь после этого, глядя только в мокрые Улькины глаза, распустил гашник.
К вечеру Славка отвез Ульку в город. Расстались они очень нежно. Печали не было. Свадьбу сыграют только осенью, в хорошее время. Оба знали, что до той поры они встретятся еще не раз и им будет хорошо. А лето – оно для молодых долгое…
Возвращаясь домой, Славка заглянул в церковь на Горе. Исповедоваться.
Кому другому святой отец Герминий мог бы и отказать, но не сыну воеводы Серегея и боярыни Сладиславы. Выслушал грешника (не в первый раз и, что поделать, не в последний) и отпустил грехи.
Да и как не отпустить? Оттолкнешь парня – он и сойдет с пути истинной веры. И на ком тогда грех? На пастыре.
Герминий не один десяток лет прожил среди язычников, гоним был не единожды, претерпел за слово Божие много, видел страшное: как сотнями уходили от истинной веры новокрещеные язычники, усомнившиеся в том, что Христос сильнее их поганых идолов. Знал настоятель: главное, что привлекает язычников к истинной вере, – не спасение души, а убежденность в том, что Христос принесет им удачу более, нежели какой-нибудь Сварог или Даждьбог. Посему важен для просвещения неверующих юный воин Богуслав. Всякий, взглянув на него, видит, сколь щедро одарил его Бог. А еще щедрее – отца его, боярина Серегея, что один лишь спасся в страшной сече на острове бесовского Хорса. Думают язычники: своих верных не спас ложный бог Хорс, а Христос – спас.
Герминий знал, что на самом деле – все не так. Хоть и не кланяется идолам воевода Серегей, а не истов он в вере. Жена его отмолила, боярыня Сладислава. Вот в ком вера глубока и сильна. Даже удивительно такое – в женщине. Хотя и боярыня небезупречна. Горда очень. Хотя это простительно, если вспомнить ее происхождение.
Герминий, исповедник всей семьи воеводы Серегея, знал тайну Сладиславы, внучки булгарского кесаря. И готов был прощать ей более, нежели кому другому. Потому что Герминий сам был булгарином и высоко чтил кесаря Симеона, не отдавшего булгарскую церковь алчным константинопольским иереям.
Однако гордость – грех тяжкий, и сулит он грешникам многие беды и в этой жизни, и в Жизни Вечной.
* * *
Собрались малым советом. Без думных бояр, без воевод и ближников из старшей дружины. Только сам князь, Свенельд, Артём и Блуд.
Собрались из-за Владимира, князя новгородского. Известно стало: собирает Владимир рать из северных викингов. А на кого рать – неведомо. Может, на франков пойдет, может – на англов… А может, двинет войско на обидевший его Полоцк? Или еще куда… Любое приращение новгородского князя – для Киева убыток. Да и не люб Ярополку полубрат. С детства не люб.
– Опасен он, – пробасил Свенельд. – Неспроста он к Рогнеде сватался. Хочет под себя весь наш север взять. Сначала – Плесков,[10] потом – Полоцк. Этак и до Смоленска доберется.
– Роговолт Полоцкий ему отказал, – заметил Артём, который приязни своей к Владимиру не скрывал, хотя и не был его сторонником.
– Сегодня – отказал, завтра – не откажет, – буркнул Свенельд.
– Больше Владимир к Рогнеде свататься не будет, – возразил Артём. – Она его оскорбила. А Роговолт Полоцкий…
– А Роговолт и так сидит как самовластный князь! – недовольно произнес Ярополк. – Где это видано, чтобы в пределах державы были такие вот независимые князья. Черниговский да Туровский хоть мне кланяются, а Роговолт дань не шлет – только подарки. А Владимир и вовсе ведет себя как конунг нурманский. Нигде такого нет. Ни у ромеев, ни у булгар, ни у ляхов. Один Бог на небе, один правитель не земле.
– Роговолт испокон на Полоцкой земле сидит, – вступился за старого варяжского князя Свенельд. – Он Киеву всегда помогал и власти его не оспаривал. Другое дело – Владимир.
– А что Владимир? – подал голос Артём. – Новгородцы сами его в князья попросили. И Святослав ему Новгород отдал. Святослав одобрил…
– А я не одобряю! – отрезал Ярополк.
– Верно, – прогудел Свенельд. – Много силы набрал Владимир. И дядька его Добрыня – хитрован знатный. Не верю я им.
– Владимир – твой брат, княже, – напомнил Артём. – Не станет он против тебя злоумышлять.