— Фил, нельзя, — убеждал меня куратор. — Ты отдохнешь, успокоишься. Я знаю, вы дружили и тебе тяжело. Но все мы теряли близких, друзей. Боль утихнет.
— Нет. Зачем вы лжете? Я же знаю, что это не так.
— Подумай.
— Не о чем думать. Не отпустите — я сам уйду.
Куратор Синтер ушел, а через пару дней вернулся снова. Опять уговаривал, убеждал, а когда понял, что не поможет, сказал:
— Филипп, я говорил с директором Рейдесом. Ты ведь давно инициированный маг, и полная татуировка звезды лучше всего говорит о твоем уровне силы. Мы готовы тебя допустить сразу до выпускного экзамена, чтобы выдать диплом. Хочешь?
— Хочу, — кивнул я. — Что это за выпускной экзамен?
— Тебе придется победить меня в магическом поединке. Победишь — уйдешь отсюда. Нет — я первый тебя не выпущу.
— Назначайте дату экзамена, — ответил спокойно, пусть и не представлял, как буду сражаться с куратором.
— Назначу, как только ты будешь здоров.
Вот все и решилось… Осталось только выздороветь. И я старался: заставлял себя есть и спать, а когда никто не видел, снимал с шеи медальон, открывал хитрый замочек и смотрел в глаза Лиз. На портрете она улыбалась. Прости, Лиз.
ГЛАВА 20
Анри
Мне казалось, что я просидел перед дверью вечность! Пытался открыть ее самостоятельно — и не смог. Оставалось ждать. Видимо, Пустота специально тянула время. А от двери веяло таким страхом и безысходностью, что даже находиться рядом было тяжело. Но я боялся, что стоит отойти — и дверь исчезнет. А белый волк больше не явится, чтобы помочь найти выход. Поэтому сжимал зубы — и терпел, стараясь не думать о плохом.
Когда уже? Звал Пустоту вслух, но если раньше она так и кружила рядом, то сейчас не откликалась. Да чтоб она провалилась! С силой ударил по двери ногой.
— Терпение — высшая добродетель, Анри, — послышался знакомый женский голос, и Пустота сзади опустила ладони на плечи, не давая обернуться. — Ты готов сразиться со мной?
— Готов, — уверенно ответил я.
— Тогда можешь заглянуть за дверь. Там тебя ждет последнее испытание. Сумеешь его пройти — окажешься в своем мире. Нет — останешься здесь навсегда. Не торопись, взвесь свои силы.
Я подошел к двери, приказал себе успокоиться и толкнул поддавшуюся створку. Место за дверью я узнал сразу. Его не скрывал черный туман, как во всех остальных случаях. Это был кабинет дознания. Или правильнее сказать, пыточная?
Страх всколыхнулся волной изнутри. Перед глазами пролетели дни от моего ареста до суда, бесконечные допросы, ужас и боль. Я отшатнулся и захлопнул дверь.
— Нет, — затряс головой. — Нет, нет.
— Передумал уходить? — с усмешкой спросила Пустота. — Так я и думала. Бедный глупенький Анри. Я столько раз повторяла: выход там, где вход. Ты должен еще раз пройти через все, что привело тебя ко мне, и тогда сможешь выбраться. Впрочем, я никуда не спешу. Подумай, стоит ли оно того.
Меня трясло, как в лихорадке. Я сел на каменный пол и обхватил голову руками. Вокруг слышался только шорох платья Пустоты. Она то появлялась, то исчезала. Я же пару раз сумел заставить себя подняться на ноги и подойти к двери. Опускал ладонь на дверную ручку и ощущал такой всепоглощающий ужас, что забывал дышать.
— Ты трус, Анри Вейран, — весело приговаривала Пустота. — Жалкий трус, у которого не хватает духу взглянуть судьбе в глаза. Как ты вообще добрался до меня живым? Отвечай!
А я снова отступал от двери. К горлу подкатывала тошнота оттого, что Пустота права — я трус! Мне страшно. Страшно, демоны всех побери. Ничего не помогало. Ни мысли о доме, ни ненависть, которая давно захватила все мое существо, ни любовь. Был только страх.
Не знаю, в какую минуту все изменилось, но Пустота вдруг явилась подозрительно тихой и задумчивой. Не насмехалась надо мной, не подталкивала к двери, а села рядом на камни.
— Есть разговор, Анри Вейран, — произнесла серо и безжизненно, без тени издевки. — Срок твоего заключения подходит к концу. Либо ты уходишь, либо остаешься навечно. Подожди!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я собирался ее перебить, но замолчал.
— Прежде чем ты решишь, открыть ли эту дверь в последний раз, я покажу тебе кое-что. Доверься мне.
Довериться? Пустоте? Только кто меня спрашивал! Холодная ладонь опустилась на глаза. Поначалу я ничего не видел, затем обстановка начала проясняться. Это была… скорее всего, палата, потому что вокруг царил белый цвет. Много, много белого. У окна стояла кровать, на которой метался в бреду какой-то юноша. Я сначала его не узнал. И только несколько биений сердца спустя понял — это Филипп.
— Анри! — звал он. — Пожалуйста, вернись! Ты нужен мне! Анри!
Что с ним? Я сделал было шаг, но Пустота убрала руку, и видение исчезло.
— Что происходит? — вцепился я в ее балахон. — Отвечай!
— Ты видел сам. Твой брат зовет тебя. Или хотя бы меня, если ты не откликнешься на зов. Так как, Анри? Оставишь его одного? Или рискнешь? Только предупреждаю — я все равно возьму свою плату вне зависимости от того, победишь ты или проиграешь.
Филипп… Что же могло произойти? Почему ему так плохо? Я нужен ему! Надо идти. Я поднялся на ноги и снова подошел к двери. Страх только усилился. Меня лихорадило не хуже брата, а перед глазами плясали радужные круги.
— Твое решение? — спросила Пустота. — Помни, что ты сейчас откроешь эту дверь в последний раз.
— Я иду, — ответил ей и шагнул в кабинет дознавателя.
Филипп
Как я и думал, Синтер тянул время. День шел за днем, а поединок откладывался. Сначала запрещала целительница, затем какие-то неотложные дела возникли у самого куратора, затем директор приказал на две недели отправить всех на практические тренировки и никаких боев не проводить. А вокруг меня образовался привычный вакуум. Друзья боялись подходить, и я понимал их, потому что из зеркала на меня смотрел бледный до синевы парень с безумными глазами. Вряд ли с ним хотелось кому-то связываться. Я бы и сам не стал. Выбора не было только у Роберта — мы по-прежнему жили в одной комнате. Впрочем, я подозревал, что если бы и был, Роб не отвязался бы. Это своему бывшему врагу я был обязан тем, что утром поднимался с кровати, затем отправлялся на пары, завтракал, обедал и ужинал, и даже вовремя ложился спать, потому что ровно в одиннадцать Роб с боем выключал мой светильник, отбирал любую книгу, за которую я брался, и рявкал:
— Спать!
Можно подумать, я спал. Скорее это было некое марево, в которое уплывал время от времени. Снов больше не было. Ничего не было! Только тупая боль в груди, которая не становилась тише, и безразличие ко всему на свете. Но каждое утро пытка начиналась снова, и оказалось, что Роберт Гейлен — это нечто неотвратимое, как и смерть.
Я ждал. Потом устал ждать, потому что Роб, как мог, пытался отговорить меня от выпускного экзамена.
— Ну куда ты пойдешь? — спрашивал он.
— Домой, — отвечал я. — Просто хочу домой.
— Тебя там кто-то ждет? В глаза смотри!
Я отворачивался и молчал. Никто не ждет, но там — родные стены, за которыми можно спрятаться от всего мира, и никто не будет требовать, чтобы я жил. А здесь…
— Вот именно! — Роберту и не надо было отвечать. — Никого там нет. Как ты не можешь понять? От того, что ты уйдешь отсюда, ничего не изменится. Тебе не станет легче. И Лиз не вернется, Фил.
— Может, заткнешься, а? — без особой надежды спрашивал я.
— Еще чего! Будешь слушать, сколько посчитаю нужным. Ты дуришь, потому что тебе плохо. Но разве станет лучше, а? Да и куда тебе сейчас сражаться с Синтером? Ты под первый же пульсар подставишься, дурья твоя башка!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не подставлюсь, — отвечал я спокойно. — Не беспокойся. Так и скажи, что не хочешь другого соседа.
— Да ну тебя! — вспыхивал Роберт, ругался и плевался, но я и так изучил все, что он мог мне сказать.
В конце концов, я не выдержал и пошел в кабинет директора. Рейдес был на своем месте — заполнял какие-то документы, будто ничего и не случилось. Я, конечно, понимал, что с бедой каждый справляется по-своему, но сейчас нам надо было поговорить.