ошибался, полагая, что в стране царит безвластие. И сейчас от Афанасьева требовалось доказать обратное всем, в том числе и этому петуху, и всем тем, кто тут собрался. Решительно и однозначно доказать. Было видно, что дальнейшие препирательства ни к чему хорошему не приведут, он тяжело вздохнул.
— Ребята, — тихо, не разжимая крепко стиснутых зубов, обратился он к стоящим рядом спецназовцам, — а сделайте-ка ему «ласточку».
«Ребят» второй раз просить не было никакой нужды. Справа и слева от него мелькнули две тени, и вот уже гендиректор стоит, низко опустив голову, в позе «пьющего оленя» с высоко заломленными кверху руками. Афанасьев подошел к нему и, ухватив за подбородок, поднял голову. В глазах Кости плавал неподдельный ужас. Кажется, до него только сейчас стало доходить, в какую серьезную передрягу он попал из-за своей глупости и петушиной надменности. Глядя в его остановившиеся от страха зрачки, Валерий Васильевич все также негромко, но отчетливо, чтобы слышал не только «клиент», но и вся эта богемная кодла, что затаив дыхание наблюдала за ними:
— Или я сейчас прикажу тебя расстрелять, и тогда в студию меня с удовольствием проводит один из твоих замов, — он кивнул в сторону притихших, ранее сопровождавших Костю лиц. — Или же ты сам ведешь меня туда и все организовываешь для телевизионной трансляции по всем каналам, тем самым продлевая свою никчемную жизнь еще на какое-то время. Ты меня понял, Костюша?
Тот часто-часто закивал в ответ.
— Отпустите, — велел Афанасьев бойцам. Те беспрекословно, но с явным сожалением выполнили приказ. — Веди, да пошустрее, — это уже относилось к выпрямляющемуся директору.
II
Пока искали подходящую свободную студию, опять позвонила супруга, сообщив, что до места добрались благополучно и что милейший Сергей Иванович лично их встретил и обустроил в жилом секторе бункера. В бункере нашлась хорошая электрическая плита, а в ведомственном магазине, прямо при Министерстве, оказывается можно купить всякого съестного, кто бы мог подумать, так что к обеду она постарается что-нибудь приготовить. Дело остается только за ним. Афанасьев, мысли которого витали отнюдь не возле кастрюль жены, не совсем-то дипломатично прервал словоизвержения своей супруги, велев ей никого от служебных дел не отрывать, ничего не предпринимать, а сидеть и ждать его самого, собственной персоной. На вопрос, когда это случится, бросил коротко: «Не знаю» и вновь отключил мобильный телефон. Свободная студия нашлась быстро. Находящиеся в ней техники, гримеры, операторы и монтажники, завидев издалека приближающуюся свиту во главе со своим начальством, бодро засуетились, настраивая аппаратуру. К генералу бойко подскочила длинноногая девица неопределенного возраста и стала кисточкой водить по его лицу, но он только рыкнул на нее, как она моментально скрылась среди декораций. Уже через пять минут все было готово к прямому эфиру. Он сел в кресло, положив перед собой конспект предстоящего обращения. Как у космонавтов объявили пятиминутную готовность. Сильно волновался, так, что кончики пальцев начали мелко-мелко подрагивать. Он вспомнил, как в уже далеком 91-м году, вот точно так же, дрожали руки у Янаева. Тогда ему показалось это настолько противным и гадким, что хотелось запустить в телевизор чем-нибудь тяжеленьким. Потом, спустя еще почти десятилетие, он опять видел тряские руки и остекленевший взгляд, сопровождаемый сакраментальным: «Я устал, я — мухожук». А теперь, почти тридцать лет спустя, по неведомой иронии судьбы, он сам оказался на его месте. Рядом, откуда ни возьмись, возник хорошо известный всей стране диктор и, отдуваясь, уместил свое седалище в соседнее кресло, ободряюще мазнув его взглядом. Включили прожектора. От неожиданности он ослеп и еще долго не мог адаптировать зрение, привыкая к свету софитов. От прожекторов шел жар, как от русской печки и Афанасьев тут же взмок, как мышь, случайно упавшая в воду. По спине побежала, неприятно щекоча позвоночник, струйка пота. Торжественным и замогильным голосом начал о чем-то вещать сидящий рядом диктор. Слов он не разобрал, но догадался, что сейчас предстоит говорить и ему. И вот режиссер подал знак. «Ну ладно. Начнем, помолясь. Господи, благослови!» — подумал он и начал:
— Дорогие сограждане! Народ российский! Я — генерал Валерий Афанасьев, обращаюсь к вам в этот страшный и трагический период нашей жизни. Как вы уже знаете, сегодня утром, в Москве, во время Парада, посвященного 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, в отношении нашей страны был свершен акт неприкрытой и ничем не спровоцированной агрессии. Проще говоря, как и 75 лет назад на нас напали. Без предупреждения. Подло и нагло. Недрогнувшей рукой враги нанесли удар в самое сердце. Они долго готовились к этому. И наконец, сумели подложить большое количество взрывчатки под центральную гостевую трибуну. В результате беспрецедентного по масштабам теракта погибло почти все руководство нашей страны, а вместе с ним и огромное количество мирных людей, среди которых было много ветеранов, женщин и детей. В одно мгновенье не стало: Президента Российской Федерации Бутина Вениамина Викторовича, Председателя Совета Министров Меншуткина Михаила Владимировича, министра обороны Тургэна Жанчила Кожугетовича, министра иностранных дел Калантарова Сергея Викторовича, министра по чрезвычайным ситуациям Чинизева Евгения Александровича, командующего Сухопутными войсками Селюнина Олега Леонидовича, руководителя Администрации Президента Райко Антона Эдуардовича и многих других государственных и общественных деятелей страны. Наша скорбь тем более сильна, что безжалостная рука смерти вырвала из жизни лучших сынов своего Отечества среди приглашенных гостей, наших друзей и союзников. Так, погибли: Президент Сербской Республики Александр Вучич, Президент республики Казахстан Касым-Жомарт Токаев, Президент Республики Узбекистан Шавкат Мирзиёев, Президент Республики Кыргызстан Сооронбай Жээнбеков. Погибли также министр обороны Китайской Народной Республики Чан Ваньцюань и министр обороны Республики Индия Ражнатх Сингх и многие другие представители зарубежных стран. Российская Федерация, в моем лице, полностью осознает всю меру ответственности и вины за то, что, как принимающая сторона, не смогла в должной мере обеспечить безопасность наших друзей. Я обращаюсь к народам стран, чьи лучшие сыны погибли в страшном пламени теракта. Сможете ли вы простить нас?! Не знаю. Но Россия искренне разделяет вашу скорбь и надеется на ваше милосердие и прощение. Память о них навсегда останется в наших сердцах и пусть земля будет им пухом.
А теперь, я, обращаюсь к тем нелюдям, что совершили это злодейство, ибо я отказываюсь называть вас людьми. Вы, не имеющие ни чести, ни совести, знайте, что отныне не будет у вас ни сна, ни покоя. Мы найдем вас, где бы, вы не прятались, под какими бы личинами не скрывали свои мерзкие хари. Мы найдем вас и убьем, сколько бы ни прошло времени. Мы