Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот еще, стоит их жалеть! — перебил Бернштейн. — Все военные делают отличные партии. Молодые девушки стремятся замуж непременно за офицеров.
— А когда выйдут, то не перестают пилить своих мужей до тех пор, пока они не подадут в отставку.
— Полноте, — презрительно произнес Тузар, — дамским идеалом была национальная гвардия, которая носила мундир, не зная тягости военной службы.
Во время этого спора Томье подсел к Жаклине на диванчик для двух персон, стоявший в углу гостиной, и ласкающим голосом убаюкивал беспокойство молодой женщины.
— Вы здесь красивее всех сегодня вечером, Жаклина; другим далеко до вас. Ваше платье восхитительно к вам идет, а цвет лица у вас несравненной нежности.
Она наклонилась к нему, как будто для того, чтобы лучше слышать, а он коснулся слегка ее уха своими губами. Томье в то же время украдкой наблюдал за Розой, которая заканчивала свои переговоры с Лермилье.
— Так, значит, я вам нравлюсь немного? — спросила Жаклина, обрадованная похвалой.
— Гадкая, вы сами отлично это знаете! — и он переменил разговор: — Этьен говорил сию минуту, что вы собираетесь в конце этой недели в Трувиль, если жара будет продолжаться… Вы сговорились с ним насчет этого переселения?
— Да ведь мы всегда покидали Париж к концу июня! Впрочем, все наши знакомые собираются уезжать… Варгасы и Тонелэ наняли дачу в Вилье; мы поселимся близко друг от друга. А не знаете ли вы, Превенкьеры будут жить летом в той же стороне?
Томье ожидал этого вопроса и ответил без малейшего смущения:
— Право, мне неизвестны их планы… Валентина их, пожалуй, знает… Куда она собирается? Говорила ли она вам?
— Она, вероятно, приедет погостить на несколько дней к Варгасам… А затем намерена поехать в Швейцарию на Женевское озеро.
— Вот смешная мысль! А что говорит на это Этьен?
— Да ничего, Если Валентина отправится в Швейцарию, он поедет на некоторое время к ней, а потом опять вернется в Трувиль… Если она соскучится, он привезет ее, пожалуй, с собой… Ну, а вы что намерены делать?
— Я? По обыкновению стану рыскать из Трувиля в Париж и обратно. Вы знаете, что я не могу выдержать морского воздуха.
— Вы скучаете по атмосфере Парижа, вот в чем дело.
— Это правда. Я нахожу, что в Париже нет такой жары, как во всех других местах. По крайней мере, дома дают тень. Но ваш морской берег с его белым песком, со сверкающим морем и раскаленным небом, — да это вечное повторение солнечного удара… если только вы не перестанете всею компанией кататься в экипаже, скакать верхом или задыхаться в автомобиле! О, это еще не поражение! Я все-таки поеду туда, — заключил молодой человек, заметив встревоженный, протестующий жест Жаклины. — Я привык переносить все виды этих удовольствий, но когда слишком устану, то вернусь отдохнуть в Париж.
— Жан, не изощряйтесь в искусстве прикидываться стариком, — сказала, улыбаясь, госпожа Леглиз.
— Да мне и не нужно никакого притворства. Факты налицо: у меня есть метрическое свидетельство, которое нельзя заподозрить в подлоге. В нем указан мой возраст: тридцать пять лет. Не могу же я молодиться.
— А Этьену сорок.
— О, но Этьен человек с прочным положением: он женат. Какая разница! Впрочем, попробуйте-ка сказать ему, что он не молод, да Этьен подпрыгнет! А я-то уж очень старый холостяк.
— Из которого вышел бы молодой муж?
Томье пропустил мимо ушей это замечание. Жаклина встала с места при виде Леглиза, подходившего к ней с усталой миной, ясно говорившей о намерении отправиться домой.
— Уж одиннадцать часов, — сказал он. — А завтра поутру у меня много дела…
Госпожа Леглиз бросила озабоченный взгляд на Превенкьера и Розу, понимая, что после ее отъезда у Томье будут развязаны руки. Но как будто с тем, чтобы успокоить ее ревнивые подозрения, отец с дочерью также начали собираться. Жаклина просияла: к ней тотчас вернулись улыбка и веселое оживление. Она протянула руку Валентине, осыпая любезностями Розу и, воспользовавшись тем, что Превенкьер очутился возле нее, приветливо обратилась к нему:
— Пожалуй, теперь мы долго будем лишены удовольствия видеть вас у себя. Мы отправляемся на морской берег, но всего на два месяца, и, может быть, вы сами поселитесь где-нибудь поблизости нас?
— Мы не строим никаких планов, ни я, ни моя дочь, — отвечал банкир. — Нам обоим так хорошо в нашем отеле в аллее Буа, что мы не думаем переселяться на дачу. Однако, может быть, нас соблазнит путешествие. Все будет зависеть от обстоятельств.
Последние слова снова омрачили Жаклину. Сияющая улыбка у ней исчезла, взгляд потух. Обстоятельства? Что это могло значить, если не замужество Розы? Молодая женщина стала искать глазами Томье и увидела его разговаривающим с госпожою де Ретиф на другом конце гостиной. У ней опять явилась уверенность, что он обманывал ее и сегодня вечером своими протестами, своими нежностями и ласками. Она почувствовала себя одураченной еще раз и со стесненным сердцем дрожащими губами пробормотала несколько прощальных слов, после чего поспешно вышла, угадывая за своей спиной заговор против ее спокойствия и счастья, заговор, становившийся все грознее.
IX
— Проводите господина Компаньона в библиотеку, — сказал Превенкьер лакею, принесшему визитную карточку Проспера.
С этими словами Он прошел на половину дочери.
— Милая Роза, ко мне явился Проспер. Не пожелаешь ли ты с ним повидаться?
Дочь немного покраснела.
— А он зашел собственно к тебе?
— Да, меня предупредили заранее о его посещении. У него есть дела, в которых я могу оказать ему содействие.
— Пожалуйста, сделай это! — с живостью подхватила Роза. — Я буду счастлива, если ты поможешь в чем-нибудь этому славному молодому человеку… А когда мне можно будет прийти, пошли за мною…
— Приходи, когда угодно. Не думаю, чтобы наш разговор носил конфиденциальный характер. А Просперу будет приятно твое присутствие.
И банкир спустился в нижний этаж по красивой лестнице с перилами кованого железа, повторяя про себя: «Славный молодой человек, славный молодой человек! Если Роза дает ему это название, значит, у ней нет ни тени нежного чувства к бедному малому!» Он вошел в библиотеку. Проспер стоял у камина со шляпой в руке, в своей неказистой сюртучной паре черного сукна, потупив голову с унылым видом. При виде Превенкьера он встрепенулся, и лицо его оживилось.
— Здравствуйте, мой друг, — сказал хозяин дома, протягивая руку. — Чрезвычайно рад вас видеть. Вы нас совсем забыли с некоторого времени.
— Как это можно, сударь! Я только был очень занят и не имел времени побывать у вас.
— А воскресенье?
Проспер покраснел и смущенно ответил:
— Воскресенье я посвящаю отцу.
— Да, я знаю, вы примерный сын. Садитесь, однако, прошу вас. Скажите, чем могу я вам служить?
Банкир пододвинул гостю кресло к великолепному письменному столу, у которого он ежедневно занимался, и продолжал, ласково поглядывая на молодого инженера:
— Вы пришли по собственным делам?
— Да, сударь, по своим собственным.
— Разве производство на заводе идет плохо?
— Не скажу, но это рутина. Там придерживаются старых способов. Можно бы устроить что-нибудь получше.
— Так устройте.
— Я простой служащий, сударь; мне не предоставлено никакой инициативы. Начальству не нравится мой совет изменить старые порядки, завести новые орудия.
— Начальству… Значит, оно у вас многочисленно?
— Да, сударь. Во главе завода стоит, во-первых, господин Леглиз. Но, в сущности, всем распоряжается господин Маршруа.
— Вот как! Ну, а этот Маршруа?
— Вы хорошо знаете его; это брат госпожи де Ретиф, — простодушно отвечал наивный Проспер.
— Да, я встречаюсь с ними в обществе. Но каков он с профессиональной точки зрения?
— Это человек, знающий одну спекуляцию. Промышленность для него не цель, а только средство. Если бы это было в его власти, он с удовольствием завтра же продал бы завод, чтобы получить большой барыш, а потом взялся бы за какое-нибудь новое предприятие. У него нет никакого технического образования. Он умеет одно: считать. И господин Маршруа управляет…
— Хорошо?
— Я полагаю.
— Следовательно, вам не предстоит ничего лестного на заводской службе?
— Решительно ничего. Если только я не уступлю заводу сделанных мною открытий. А я этого не хочу.
— Почему?
— Потому что сам намерен воспользоваться ими.
— А каким образом?
— Отправившись в южный край, где ценят деятельных людей, где, обладая умом и отвагой, можно приобрести одновременно богатство и репутацию, что вы доказали на деле.
— Однако вы честолюбивы.
— Я сделался честолюбцем.
— Каким образом?
Щеки Проспера окрасились румянцем, руки нервно дрожали.