Василиск моргнул легендарными глазами, развернул все двадцать футов свитого в кольца голодного тела и, извиваясь, словно текучая смерть, выполз из тени на песок. Сундук, пошатнувшись, остановился и угрожающе поднял крышку. Василиск зашипел – но немного неуверенно, потому что никогда раньше не видел ходячих ящиков, тем более с целыми крокодильими челюстями, застрявшими в крышке. А еще к этому ящику кое-где пристали обрывки кожи, словно он участвовал в потасовке на кожгалантерейной фабрике. Ящик весьма странно пялился на рептилию – она бы не смогла описать его взгляд, даже если бы умела говорить.
«Ну ладно, – подумал василиск, – хочешь играть в такую игру…»
Он обратил на Сундук взгляд, похожий на алмазное сверло. Взгляд, который проникал в голову жертвы через глазные яблоки и обдирал ее мозг изнутри. Взгляд, который срывал тонкий тюль с окон души. Взгляд, который…
До василиска дошло, что что-то тут очень не так. Сразу за его круглыми, как блюдечки, глазами возникло новое и неприятное ощущение. Оно началось с малого – с легкого зуда на том крошечном участке спины, который, как ни извивайтесь, вам никак не удается почесать. Постепенно усиливаясь, этот зуд превратился во второе, раскаленное докрасна, внутреннее светило.
Василиск испытывал ужасное, непреодолимое и всепоглощающее желание моргнуть… Он совершил невероятно неблагоразумный поступок.
Он моргнул.
– Ну он и шляпа, – высказался Ринсвинд.
– А? – нахмурился Найджел, который начал осознавать, что жизнь героя-варвара вовсе не так чиста и проста, как он представлял себе в те дни, когда самым захватывающим приключением для него было раскладывание овощей по ящикам.
– Хочешь сказать, он подчинился шляпе? – уточнила Канина и тоже попятилась, проявив обычную человеческую реакцию на нечто крайне кошмарное.
– А?
«Я не причиню вам зла. Вы оказали мне кое-какие услуги. – Абрим шагнул к ним с вытянутыми руками. – Но вы правы. Он думал, что сможет, надев меня, добиться власти. Разумеется, все произошло наоборот. Удивительно изворотливый и хитрый ум».
– Значит, ты примерила на себя его голову? – поежился Ринсвинд.
Он и сам надевал эту шляпу. Очевидно, его ум пришелся ей не по вкусу. Тогда как Абрим ей понравился, и теперь его глаза затуманились, стали бесцветными, кожа – бледной, а походка – такой, словно его тело висело под головой. Найджел успел вытащить свою книгу и сейчас лихорадочно листал страницы.
– Ты что, черт возьми, делаешь? – спросила Канина, не отводя глаз от жуткой фигуры.
– Просматриваю «Указатель Бродячих Чудовищ», – ответил Найджел. – Как, по-твоему, это, случаем, не мертвец воскресший? Их ужасно трудно убить, для этого требуется чеснок и…
– В этой книге данный тип ты не найдешь, – медленно проговорил Ринсвинд. – Это… это шляпа-вампир.
– Тогда, может, «зомби» подойдет? – продолжал Найджел, ведя пальцем по странице. – Здесь написано, что от них помогают черный перец и морская соль, но…
– Предполагается, что ты будешь драться с этими проклятыми тварями, а не есть их, – оборвала его Канина.
«Это ум, который я могу использовать, – сказала шляпа. – Теперь я могу сражаться. Я соберу вокруг себя волшебников. В этом мире есть место только для одной магии, и я – ее воплощение. Берегись, чудовство!»
– О нет, – пробормотал Ринсвинд себе под нос.
«За последние двадцать столетий волшебники многому научились. Мы можем сражаться с этим выскочкой. Вы трое пойдете за мной». Это было не требование. Это был даже не приказ. Это было что-то вроде предсказания. Голос шляпы проникал прямо внутрь мозга, не утруждая себя переговорами с сознанием, и ноги Ринсвинда задвигались сами по себе.
Найджел с Каниной тоже зашагали вперед неуклюжей, дергающейся, как у марионетки, походкой, которая позволяла предположить, что и ими управляют незримые нити.
– Почему «о нет»? – спросила Канина. – То есть я могу понять принципиальное «о нет», но ведь наверняка есть какая-то причина…
– Если нам представится возможность, мы должны бежать, – отозвался Ринсвинд.
– И ты знаешь, куда?
– Возможно, это не будет иметь значения. Мы в любом случае обречены.
– Почему? – поинтересовался Найджел.
– Ну, – ответил Ринсвинд, – вы когда-нибудь слышали о Магических войнах?
На Диске куча вещей обязана своим происхождением Магическим войнам. И груша разумная – одна из них.
Исходное дерево, скорее всего, было абсолютно нормальным и проводило свои дни в состоянии блаженного неведения за питьем подземной воды и поеданием солнечного света. Потом вокруг разразились Магические войны, которые неожиданно придали его генам обостренную проницательность. А еще они оставили ему в наследство врожденное дурное настроение.
Но груша разумная легко отделалась. Когда-то, когда только что образовавшаяся на Диске фоновая магия имела крайне высокий уровень и пользовалась любой возможностью вырваться в мир, волшебники были такими же могущественными, как чудесники, и строили башни на вершине каждого холма. А если и есть что-то, чего не может выносить по-настоящему могущественный волшебник, так это другой волшебник. Их инстинктивный подход к дипломатии был таковым: «бей правых, пока не полевеют; бей левых, пока не поправеют».
Это могло означать только одно. Ну хорошо, два. Три.
Всеобщую. Магическую. Войну. И в этой войне не было ни союзников, ни сторон, ни договоренностей, ни пощады, ни прекращения огня. Небеса извивались, моря кипели. Рев и свист огненных шаров превратили ночь в день, но это никому не помешало, потому что образовавшиеся в результате облака черного дыма тут же превратили день обратно в ночь. Земля вздымалась и опадала, как перина в медовый месяц, и сама ткань пространства была завязана в многомерные узлы и выбита о плоский камень, лежащий возле реки Времени. К примеру, самым популярным заклинанием в то время был Временной Сжиматель Пелепела, который как-то раз привел к тому, что примерно за пять минут возникла, эволюционировала, расселилась по всему миру, достигла расцвета и была уничтожена целая раса гигантских рептилий; только кости в земле остались, чтобы вводить в совершеннейшее заблуждение все последующие поколения. Деревья плавали, рыбы разгуливали по земле, а горы заходили в лавки за сигаретами. Существование было настолько изменчивым, что первым поступком любого предусмотрительного человека, проснувшегося утром, было пересчитать свои руки и ноги.
Все волшебники обладали примерно равной силой и жили в высоких башнях, надежно защищенных заклинаниями, а это означало, что большинство магических снарядов рикошетом отлетали и попадали в обычных людей, которые пытались честно заработать себе на жизнь, возделывая то, что временно было почвой, и вели простую, добропорядочную (но довольно короткую) жизнь.
Однако сражения все бушевали и бушевали, разбивая саму структуру упорядоченной вселенной, ослабляя стены реальности и угрожая опрокинуть всю шаткую конструкцию пространства и времени в темноту Подземельных Измерений…
Одна из легенд гласит, что в войны вмешались боги, но боги обычно не принимают участия в делах людей, если только это их не забавляет. Другая легенда – которую рассказали и занесли в свои книги сами волшебники, – говорит, что маги собрались вместе и по-дружески уладили свои разногласия, заботясь о благе человечества. Эта легенда была принята всеми за подлинное описание событий, хотя по сути своей она была столь же «правдоподобной», как свинцовый спасательный пояс.
Истину не так-то легко подчинить бумаге. В ванне истории истину труднее удержать, чем мыло, и гораздо сложнее найти…
– Так что же случилось? – спросила Канина.
– Неважно, – мрачно ответил Ринсвинд. – Все вот-вот начнется заново. Я это чувствую. У меня инстинкт. В этот мир поступает слишком много магии. Разразится ужасная война. И Диск слишком стар, чтобы еще раз пережить ее. Он чересчур изношен. На нас надвигаются гибель, темнота и разрушение. Близится Абокралипсис.
– По земле шествует Смерть, – услужливо подсказал Найджел.
– Что? – рявкнул Ринсвинд, приходя в ярость от того, что его перебили.
– Я говорю, по земле шествует Смерть, – повторил Найджел.
– Если по Земле, то я не против, – кивнул Ринсвинд. – Не знаю я этой «Земли». Но мне не хотелось, чтобы Смерть шествовал по Диску.
– Это только метафора, – попыталась успокоить его Канина.
– Много ты знаешь. Я с ним встречался.
– И какой он? – полюбопытствовал Найджел.
– Ну, если можно так выразиться…
– Да?
– В услугах парикмахера он точно не нуждается.
Солнце стало подвешенной к небу паяльной лампой, и единственное различие между песком и раскаленными докрасна углями заключалось в их цвете.