- Там холодно, милый, и с каких это пор ты стал таким говорливым?
- Малышка, мы удалились от берега всего на десять миль, и скоро тут продыху не будет от ночных кораблей. После всего того, что мне пришлось пережить, я не то что не собираюсь плавать вслепую в открытом море, а улицу готов переходить только на зеленый...
Мы сели в кокпите у штурвала и, только когда на востоке заалела яркая полоска восхода, я подошел к финалу своей повести. Я умолк.
- Но как же эти юнцы узнали про тебя? - спросила Роуз удивленно.
- Подозреваю, что они заодно с арабами. И у них, наверное, был подсадной в доме у Кислого. Может, комнату снимал в том доме. А может, тот старикан с вставными зубами играл за обе команды и одновременно вызвал тех юнцов и нефтяных сыщиков. Может, они сказали старикану: если кто придет спрашивать про Кислого, мол, зови нас быстро! А стоило мне проболтаться про Ми-Люси, все и забегали.
- Ну вот, раз тебя выследили на железнодорожном вокзале, значит за тобой следили от самого дома этой Колетт! А ты не верил, что за мной охотилась целая армия сыщиков!
- Да никакая не армия! Всего несколько агентов. Когда я от них ушел, они сделали самое простое: выставили своих людей на вокзалах, автостанциях и в аэропортах. Но теперь это уже неважно.
Роуз покачала головой.
- Сама не понимаю, зачем я хранила эти бумаги... этот дневник... вместе с деньгами.
- Даже если бы ты знала, что это такое, и уничтожила дневник, никакой разницы не было бы. Они бы считали, что дневник по-прежнему у тебя и продолжали бы охоту. Так что даже без него мы бы не чувствовали себя в безопасности.
- Одного я не могу понять. Тот федерал хотел меня пристрелить. И те, в машин, пытались меня задавить. Но ведь если бы меня убили, как бы они добыли этот дневник? Зачем им было меня убивать?
- Роуз, все, что с тобой случилось - это отчасти реальность, отчасти плод твоей фантазии. Они никогда...
- Боже, ну как ты можешь говорить про мою фантазию после всего, что сам пережил?
- Да именно после всего я могу твердо сказать, что отчасти это мне все привиделось. Ну да, я видел, как тот хмырь в Атлантик-Сити полез за пистолетом, но ведь он его не достал, не снял с предохранителя. Он скорее всего просто хотел тебя попугать. А у страха глаза велики. Помнишь, я рассказывал тебе, как оглушил несчастного домосмотрителя в подвале только потому, что у него на шляпе торчало дурацкое перо? Если бы у меня была с собой пушка, я бы, наверное, его ухлопал. Когда спасаешь свою шкуру, любой малейший звук или мелькнувшая тень принимает в разгоряченном мозгу исполинские масштабы, и все воображаемые опасности становятся для нас вполне реальными. И вот ещё что: Жак сказал, что сыщики могли и не знать, зачем тебя ищут. Теперь тебе предстоит принять ещё одно решение, и тогда уж все действительно закончится.
- Какое?
- Что делать с дневником. Ведь это та самая пороховая бочка, на которой мы все это время сидели.
- Ну, решение тут очень простое, - ответила Роуз. - Пойду выброшу его в море.
Я притянул её за руку к себе на колени.
- Это делу не поможет. Они же будут считать, что дневник у нас. От него надо не просто избавиться, надо это сделать так, чтобы все заинтересованные стороны об этом узнали. Тогда за нами перестанут охотиться.
- Ну и что ты предлагаешь - дать объявление в газете, что мы его выбросили?
- Нет, мы его продадим! Жак предложил мне за него десять "кусков". А если ты обратишься в детективное агентство, которое работает на нефтяной концерн - у меня есть их адрес - ты получишь у них пятьдесят, а то и сто! После этого мы сможем вздохнуть спокойно. Тебе надо только решить, кому его продать.
- А ты не хочешь мне помочь?
- Бумаги твои.
- Перестань! Из-за них ты тоже получил свою порцию несчастий! Как голова, не болит?
- Вот как я это себе представляю: через час я сменю курс на юг, через день-два мы бросим якорь в Норфолке. Я могу самолетом отправиться в Чикаго или Вашингтон, связаться с детективами и продать дневник.
- Но тебя же убьют!
- Нет, мы же собираемся передать им то, что они так долго искали. Но это самое простое. Главное теперь решить, сколько запросить...
Роуз долго молчала. Из-за горизонта показалось солнце.
- Море такое красивое... И спокойное. После того шторма у мыса Код я уж думала, что с меня хватит морских прогулок. Брось якорь, пойдем поспим.
- Мы ещё очень близко от берега. Пойди сама поспи немного, а я постою за штурвалом. Потом поменяемся.
Я дал ей возможность проспать до десяти. Она сменила меня у штурвала, и я тоже немного вздремнул. Солнце было в зените, когда мы устроили себе на палубе ранний обед, набросившись на еду точно оголодавшие псы.
Роуз поинтересовалась, когда мы зайдем в порт.
- Завтра утром будем в Норфолке. А что?
- Да я все думала об этом дневнике. И о нашем острове. Когда вся эта петрушка с дневником закончится, я бы не отказалась переехать жить в большой город, но в Штаты возвращаться не хочу. На островах жизнь дешевая, а денег нам с тобой хватит до конца дней. Нам не надо их никому возвращать. Но вот что касается продажи... Эти деньги будут пахнуть кровью. Ты сказал, что Колетт и тот француз - добропорядочные люди. Мы все в глубине души добропорядочные. Даже ты - иначе ты бы не подобрал меня тогда на острове... Я думаю, что если в той деревне погибло триста человек, то мы должны сделать что-то благородное в память о них...
- А именно?
- Ну, чтобы поймали и наказали виновных.
- Роуз, ты что же, тоже собираешься вступить в ряды мстителей?
Она отрицательно покачала головой.
- Нет. Просто если мы продадим дневник нефтяной компании, ещё неизвестно, как они им воспользуются. А как связаться с алжирцами, мы не знаем. Этот твой Жак, может быть, ловкий пройдоха, но приходится ему верить. В общем, я думаю, надо послать дневник Жаку.
- Отлично, но в этом случае мы лишим себя девяноста тысяч! Таких денег нам в жизни не получить!
- Мики, мне не нужны деньги. Ни цента! Если Жак - провокатор, то эти его десять тысяч будут приманкой. Если же он, как ты говоришь, добропорядочный, то брать с него деньги стыдно. Нам эти десять тысяч счастья не принесут. Уж если мы намереваемся избавиться от одной пороховой бочки, зачем садиться на другую. Как ты считаешь?
- Согласен. Но только учти, что ты сама отказалась от ста тысяч!
- В ближайшем порту ты отправишь ему этот дневник заказным письмом с вымышленным обратным адресом. И попроси его публично объявить, что дневник у него - даже если там полная чушь. Как ты думаешь, что написал Йозеф?
- Может, правду. Может, брехню. Кто знает...
- К счастью, нам этого не суждено узнать. Я уже чувствую такое облегчение! - воскликнула Роуз, целуя меня.
- А мне-то как тяжело без ста тысяч! - пробурчал я.
- Ах, так вот зачем ты заставил меня решать! Чтобы потом припомнить мне это, когда у нас не останется ни гроша!
Я притянул её к себе.
- Это отличная идея! Когда нам будет лет по семьдесят и я с трудом смогу раздобыть кокосовый орех на ужин, я тебе это обязательно припомню.
- Мики, серьезно, ты согласен отослать его Жаку?
- Конечно.
- Правда?
- Роуз, я готов подписаться под любым твоим решением.
- Ну тогда так тому и быть. Я рада, что ты со мной заодно, - сказала Роуз.
Обхватив её одной рукой, а другой держась за штурвал, я размышлял над её словами. Что ж, с такой женой, которая не хуже голливудской дивы, с такой яхтой, как "Морская принцесса", можно без сожаления отказаться от ста тысяч долларов... Вероятно.