Полежав в кровати чуть дольше обычного – мне же бегать не надо, я встала и наконец собралась в столовую и на занятия.
Но не успела выйти из общежития, как меня встретил у дверей дежурный.
– А ты долго! Ну сколько можно тебя ждать? – недовольно прошипел незнакомый третьекурсник.
– Можно было попросить коменданта передать, что меня ждут.
– Эта ваша комендант… – парень передернул плечами, но продолжать не стал. – Короче, мне приказали проводить тебя к дознавателям.
– Пошли, – я с тоской посмотрела в сторону столовой. Но не просить же их подождать, пока я поем.
Дежурный меня привел в административный корпус, но не на четвертый этаж, а в подвальное помещение. Вот тут бегающих людей не было, лишь длинный полутемный коридор и несколько дверей по обеим его сторонам.
То, что надо для работы менталиста, на самом деле. Это только кажется, что ему достаточно поставить артефакт, экранирующий эмоции за пределами комнаты, и можно работать. Да вот только любое устройство тоже нагружает сенсорику дополнительным силовым полем. Артефакты используют, но в крайнем случае, когда невозможно уединиться, например, в полевых лагерях военных.
В остальном же менталистам стараются предоставить максимально комфортное, а значит и максимально удаленное от людей помещение.
Дежурный постучал в дверь, сдал меня на руки одному из дознавателей и умчался по своим делам. Небось еще и радуется, что много времени потратил на ожидание и не пришлось работать.
– Каталиса Уортон, по вашему приказанию прибыла, – представилась я мужчине, который и открыл дверь.
– Пожалуйста проходите, садитесь, – предложила женщина, потом кивнула своему коллеге, и он закрыл дверь с той стороны. – Я менталист отряда дознавателей и мне бы хотелось поговорить с вами об инциденте с монстрами Гати. Но для начала пара контрольных вопросов…
Я сразу обратила внимание, что она не сказала какой именно отряд дознавателей. Хотела сама спросить, но все же передумала – подобный интерес выдаст меня быстрее, чем эмоции. Тем более, что я сейчас ощущала привычный эмоциональный штиль, который у меня бывает только в случае опасности. Можно было и артефакт не включать.
Менталист задала пару вопросов для настройки, но, вероятно, ощутила только неопределенные, неяркие эмоции.
– Кадет Уортон, на вас какой-то артефакт?
– Студентка Уортон, – поправила я с каменным выражением лица. – Мы еще не давали присягу. Да, на мне два артефакта – академический значок и целительский.
– Вы очень напряжены…
– Меня впервые допрашивает менталист. Извините.
– Ничего, расслабьтесь, подумайте сейчас о чем-нибудь приятном. Хм… Вам делали замеры уровня сопротивляемости ментальному воздействию?
– Нет, – я покачала головой. – Я не думала, что это обязательно.
– Ну а вы сами как думаете, можете вы сопротивляться?
– Ну… – я напоказ задумалась. – У папы низкий уровень эмоциональности, а у дяди высокий сопротивляемости. Возможно, я получила что-то из этого по наследству, а может просто…
– Что просто? – женщина аж подалась вперед. Может, она и умеет читать эмоции, может, сама этому с успехом сопротивляется, но слишком уж у нее живое лицо и тело, все чувства видны как на ладони по мимике и позе.
Или это обманка, чтобы расслабить и расположить собеседника к себе? Я слышала, что менталисты лучше владеют микромимикой и языком тела, чем обычные люди.
– В моменты, когда надо собраться, действовать решительно, у меня пропадают всякие эмоции, я как артефакт, переключаюсь в боевой режим.
– А сейчас такой момент?
– Можно и так сказать, – я пожала плечами. – Мне раньше не доводилось говорить с менталистом, от того я перенервничала.
– Ну хорошо, давайте продолжим. Расскажите о том, что произошло, пожалуйста.
Я рассказала вкратце, потом подробно, потом женщина подала какой-то сигнал, и в комнату зашел ее коллега. Пришлось повторять историю еще три раза в разных вариациях и отвечать на разнообразные вопросы про то, как на нас с Келлером напали твари Гати. Об убийстве мутанта решила не утаивать. Если уж разведчик все понял, то дознаватели поймут и подавно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Значит, вы говорите, что пока не зашли в воду, ничего странного не заметили?
– Нет. – Интересно, меня об этом же спрашивал декан Кемер. – Но если вы уточните, на что именно нужно было обращать внимание, я попытаюсь вспомнить.
– Хорошо, давайте попробуем, – кивнул мужчина. – Странное, необычное, выбивающееся из общей картины поведение отдельных студентов или групп студентов?
– Вряд ли, – подумав некоторое время, ответила я, хотя в голову тут же пришел Аллерт. Но с ним, думаю, стоит разобраться лично. – Правда, я мало с кем общаюсь. Только вот с Келлером, его ребятами, да со своей группой.
– Ну хорошо, может что-то в горах, когда вы бегали, или внутри Академии что-то поменялось?
– В горах я очень редко бегаю, всего пару маршрутов освоила. А насчет Академии… Я тут не так уж долго нахожусь, чтобы понимать, что нормально и обычно, а что нет. Пожалуй, из необычного только то, что старшекурсников отправляют проходить практику на границу то ли с Гатью, то ли с соседями. Простите, больше ничего не могу сказать, – я развела руками.
– А много недовольных тем, что направляют?
– Недовольных? Хм…
– Вы что-то вспомнили? – тут же задал вопрос мужчина, а я как раз подумала про нашу небольшую перепалку в столовой с Максом, и его недоумение.
– Понимаете, это же военная Академия, – начала я, а дознаватели кивнули, – так вот, для некоторых моих сокурсников было шоком, что их могут направить куда-то в опасную зону. Их поведение стало некоторым шоком уже для меня.
– Сокурсники – это первокурсники? – Я кивнула. – А как отреагировали старшие?
– Ну, какой-то особой радости я не видела. Да и чему радоваться, если на границе неспокойно? Знаю только, что третьекурсники-целители недовольны отменой полевой практики, теперь им ее не зачтут автоматом. Но это ведь такие, учебные моменты.
– То есть они недовольны, что случилась вся эта история с тварями и выезд на границу отменили?
– Не знаю, конечно, по поводу всех целителей, но моя соседка из-за этого расстроилась и говорила, что другие тоже переживают.
– Интересно. А еще что-то можете припомнить?
– Нет, простите, – после некоторых раздумий ответила я. – А, да, не знаю, в курсе ли вы, но в день атаки мутантов сбоил мой артефакт, показывал другое местоположение.
Не то чтобы я об этом забыла и теперь спохватилась и сдуру решила напомнить. Мне теперь хотелось посмотреть, как они сами на это прореагируют, потому что такого важного факта они вообще не коснулись. Им было интересно совсем другое, то, что не вписывалось, на первый взгляд, в картину мирной жизни Академии до появления монстров.
Хотя может я и ошибаюсь, и они такими окольными путями пытаются найти новые ниточки, свести все воедино. Кто их разберет? Тем не менее, их большая заинтересованность в том, что происходит в Академии, нежели в самой атаке мутантов, несколько напрягает. Отдается в моем аналитическом уме некоторым диссонансом.
Они подозревают кого-то из сотрудников или студентов в нападении? На территории Академии? Да это же просто смешно! Им надо искать место или ритуала, или прорыва некроэнергии. И уж там на месте смотреть, что случилось.
Или я много на себя беру, и они лучше знают, что надо делать?
На первое занятие я в итоге так и не успела, меня освободили из лап дознания лишь за пятнадцать минут до конца урока. Так что смысла не было идти и извиняться перед преподавателем, к тому же есть хотелось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В столовой было ожидаемо пусто, всего несколько учеников злостно прогуливали. Но у меня появилась возможность хорошенько подумать в тишине.
Что же получается? А получается, что дознаватели приехали все же из-за нападения, вот только интересовались им скорее в комплексе. Точнее, воспринимали его как один из эпизодов, лишь части целого.