Маргарет Сейдж вышла из евангелической новоанглийской семьи, училась в евангелической женской семинарии и ее речь на выпускной церемонии была посвящена тем, «кто истратил свое богатство на акты благотворительности». После гражданской войны она активно участвовала во всех движениях за реформы социальных условий в промышленных городах. Маргарет Сейдж была также щедрым донором многих протестантских организаций, в том числе ряда женских обществ и уже упоминавшейся Ассоциации молодых христиан-мужчин (YMCA).
Будучи своеобразным итогом евангелической благотворительности 19 века, основание фонда Рассела Сейджа, ознаменовало, вместе с тем, старт «научной филантропии» 20 века. Вот уже более 100 лет этот фонд является признанным не только в США, но и повсюду в мире центром социальных исследований и разработки социальной политики. Его результаты широко используются правительством, бизнесом и независимым сектором во многих странах. Считается, что фонд предвосхитил – как собственными, так и поддерживаемыми на стороне исследованиями в сфере социальных наук – появление интеллектуальных центров (think tanks) и грантодающих фондов, находящихся в центре публичной жизни и политики современной Америки.
Более того, его программы исследований социальных условий жизни с самого начала были свидетельством перехода к подлинно научной филантропии – выявлению и реформированию истоков социальных проблем вместо (и в дополнение) к лечению их симптомов. Наконец, научный характер деятельности этого фонда явился признаком наступления эры частных исследовательских университетов в США97.
6. Вторжение богатой элиты в публичную жизнь
Появление исследовательских университетов
Рождение и быстрое развитие частных исследовательских университетов между Гражданской и Первой мировой войнами было одной из самых ярких тенденций развития филантропических организаций в США. В 20 веке они стали также и выдающимся явлением жизни всей страны, оказавшись, во-первых, наиболее важной сферой исследований в общественных и естественных науках и, во-вторых, основным источником научных кадров, а также профессионалов и менеджеров для правительственной и корпоративной бюрократии.
Эти выросшие на американской почве учреждения не подражали европейским моделям университетов и не были, вместе с тем, продолжением своих отечественных предшественников – колледжей, основанных религиозными конфессиями и сектами. В отличие от колледжей, созданных в Америке ранее, новые университеты с самого начала стали независимыми от религии и государства светскими учреждениями. Но будучи свободными от их «оков», они попали, так сказать, в благодатную зависимость от богатства промышленной элиты «позолоченного века».
Их рождение стало итогом объединения, во-первых, усилий и капиталов ее дальновидных представителей, таких, как Рокфеллер и Карнеги, озабоченных острыми проблемами формирования нации и ее быстро растущей экономики, и во-вторых, устремлений образованной протестантской элиты, составлявшей ядро прогрессистского движения с его опорой на науку и социальное реформаторство. В духе наступившей индустриальной эпохи новые университеты стали почти во всех смыслах «капиталистическими предприятиями».
Они аккумулировали интеллектуальный капитал, приглашая со всего мира лучших преподавателей и ученых и вкладывая крупные инвестиции в библиотеки, лаборатории и музеи. Без этого были бы невозможны прорывные исследования, принесшие Америке рекордное число нобелевских премий.
Они накапливали в образовании и его учреждениях в неслыханных ранее масштабах финансовый капитал – через агрессивные кампании по сбору пожертвований, изощренный финансовый менеджмент и утонченное культивирование отношений с богатейшими людьми страны.
Новые университеты формировали для страны, как и для своей приносящей доход репутации, человеческий капитал, награждая выпускников дипломами и присваивая ученые степени, почитаемые в стране и во всем мире. Всю жизнь поддерживая с ними теплые отношения, они культивировали их ответную благодарность, а значит и щедрые пожертвования.
Наконец, частные университеты нового поколения, создают организационный капитал, и по мнению П. Холла, это, быть может, самое важное для страны их свойство. Они делают все, чтобы быть в центре обширной сети влиятельных учреждений, ассоциаций и организаций, столь важных для интеграции нации, ее политической, экономической, социальной и культурной мощи98.
***
Историки считают, что решающий вклад в появление подобных учреждений внес Чарльз У. Элиот (Charles William Eliot, 1834–1926), самый молодой из президентов Гарварда. Это он заявил при своем назначении на этот пост в 1869 году, что Америка «сражается с пустыней, физической и моральной» и что она сможет быть завоевана лишь тогда, когда американцы будут профессионально обучены и тренированы для этой битвы частными институтами. В этом судьбоносном деле, – утверждал он, – больше нельзя полагаться на одно лишь традиционное добровольчество, вдохновленное религией или личными амбициями, ибо ему при всем энтузиазме участников присущ, как правило, любительский характер.
Новаторские идеи Элиота о профессиональном образовании вытекали не только из американского опыта, но и из детального изучения им в течение двух лет образования всех уровней в Европе. Его здесь особенно интересовали эффективные способы его влияния на индустрию и практическую жизнь. Предложения Элиота встретили полное одобрение элиты американского бизнеса, втянутого в конце 19 века в массовое поточное производство и нуждавшегося в кадрах рабочих и инженеров нового типа. Если европейские университеты с давних пор создавались, как правило, старой аристократией или государством, то в Америке за это взялась предпринимательская элита.
Опираясь на ее обильную финансовую поддержку, Элиот в течение 40 лет своего президентства провел преобразование традиционно религиозного Гарвардского колледжа в первый из выдающихся светских исследовательских университетов Америки. Гарвард при Элиоте и последующих президентах превратился в научное и учебное учреждение, занятое исследованиями во всех областях знаний – от физических и социальных наук до литературы и философии, и набирающее студентов со всей страны, а ученых со всего мира. В период между 1870 и 1920 годами нарастающий поток пожертвований новых богачей хлынул в Гарвард и другие частные университеты, включая ряд вновь созданных, таких как Корнельский (1865), Джона Хопкинса (1876), Стэндфордский (1891) и Чикагский (1891). Вслед за ними новую модель высшего образования стали внедрять и многие публичные институты высшего образования, такие как университеты штатов Мичиган, Висконсин и Калифорния. Хотя в полной мере это удалось публичным университетам лишь после 1945 года, когда резко увеличился поток федерального финансирования в науку и высшее образование.
К исходу 19 века частные, а во многих случаях и публичные университеты, становятся эпицентрами густой и сложной сети организаций, которые, продвигая социальные и экономические реформы, превращали, по выражению П. Холла «сухие результаты науки в живую плоть политики». В составе сетей этих организаций особое место занимают:
– корпорации бизнеса, филантропические и культурные учреждения, получающие от университетов новые разработки и опытных экспертов;
– профессиональные и научные общества, а также книжные и журнальные издательства, распространяющие результаты исследований их научного и преподавательского персонала;
– добровольческие ассоциации и бесприбыльные организации различного профиля.
***
Широкое проникновение крупного бизнеса и его капиталов в высшее образование встретило оппозицию консервативных кругов. Нью-йоркские бизнесмены и профессионалы попытались перехватить контроль над Йельским университетом, более двух столетий находившимся в руках протестантских теологов и священников. Они встретили, однако, жесткий отпор, сопровождаемый обвинениями во вредоносности для высшего образования «присущей еврейству», по их выражению, рыночной ментальности, и призывами защитить от нее «христианскую культуру».
Но это были попытки отсрочить неизбежное. Выпускники Йеля из мира крупного бизнеса прекратили давать пожертвования университету, и этот финансовый бойкот продолжался до тех пор, пока в 1899 году его управляющий совет не избрал своим президентом представителя деловой элиты. С этих пор она вместе с местной властью и научным сообществом университета взяла в свои руки его будущее. Поток пожертвований возобновился, сопровождая не только реформу управления университетом, но и обновление его исследовательской программы, технической базы и научного персонала согласно требованиям времени.