– Интуиция, – промолвил Аркадий Иванович и, видно заметив на моей физиономии разочарование односложностью неопределенного ответа, после некоторой паузы предложил расшифровку. – Интуиция, кажется, подсказала мне, что Яшин сам больше тяготел к футболу. Мне-то, поймите, не хотелось отпускать от себя спортсмена до мозга костей, которого в нем узрел, но, видно, он сам ощущал, да и я заметил, что его физические данные, рост, длинные руки подходят скорее для больших футбольных ворот, чем для маленьких хоккейных. Хоккей потерял хорошего вратаря, каких много, а футбол приобрел превосходного, каких почти нет. Кто его знает, может быть, мне удалось разглядеть необычность вратарских приемов и уловок Яшина, пробивавшуюся сквозь нелепые ошибки, которые поначалу только смешили людей?
Меня подкупила не категоричность, а вопросительность последней фразы, словно Чернышев стеснялся выставлять напоказ собственные заслуги. И еще подкупили внимательность и интерес к собеседнику независимо от его возраста и положения – я-то был еще начинающим журналистом, а интервью брал для скромной газеты «Московская спортивная неделя». Когда договаривался с Аркадием Ивановичем по телефону, тот поинтересовался, удобно ли мне с ним встретиться там-то и тогда-то. Не то что Тарасов, однажды назначивший мне встречу у себя дома… в шесть утра и не особенно слушавший вопросы собеседника, предпочитая толковать лишь о том, что интересно ему самому.
С Чернышевской деликатностью я столкнулся позже в общении и с самим Яшиным, о чем не премину поведать. Но, помню, подумал тогда, в начале 70-х, о заметном родстве их душ. Скажем, в интеллигентной, мягкой манере разговора. У Чернышева она была аристократичней, у Яшина проще, но оба охотно слушали других, и их была охота слушать. Отношение Яшина к славе тоже было под стать Чернышевскому.
В интервью Валерию Березовскому, которое при составлении календаря-справочника «Футбол. 1979» я попросил коллегу взять у Яшина, Лев Иванович так ответил на вопрос, что ему дал футбол: «Что видят прежде всего? Славу видят, почести, награды. А что слава? Я не отмахиваюсь от того, что было – дружеские объятия, автографы, толпы людей у стадионов и отелей, где мы жили, пресс-конференции и интервью, вспышки блицев и стрекот кинокамер, восторженные глаза мальчишек и милые улыбки девушек – все, что принесла с собой слава. Но если я отношусь к ней спокойно? Если она приятна, но не волнует так, чтоб спирало грудь? Нет, футбол дал мне кое-что более дорогое. Он дал мне уважение людей. Позволил и к самому себе относиться с уважением… Подумайте, мог ли я, парень от станка, мечтать о том, чтобы облететь и увидеть весь мир? Мог ли мечтать познакомиться со многими замечательными людьми?…»
Не сама по себе обрушенная на его голову слава действовала на Яшина, а прок, который приносил стране и команде, и самое дорогое – уважение людей. Как сформулировала Валентина Тимофеевна, «Лев не любовался славой, не был тщеславным, по крайней мере никогда это не показывал, никогда и нигде не козырял своим именем». К тому же славу свою запросто обращал в шутку. Как-то, уже после прощального матча, спросил жену:
Думала ли ты в 20 лет, что будешь жить с лучшим вратарем мира? – приспособил к своей ситуации известную байку. А Валентина, посвященная в нее, не замедлила с присоленным, вполне адекватным ответом:
А ты в свои двадцать, когда наглухо засел в дубле (четыре года!), за спиной таких корифеев, как Хомич и Саная, думал, что будешь спать с женой известного во всем мире вратаря?
Но шутки шутками, а Валентина, одобряя, что свою безбрежную славу не холил, не лелеял, не использовал почем зря, как-то заметила: «Думаю, что в душе он все же гордился собой. Но потому, что приносил пользу стране, и люди его ценили». Я же многие десятилетия не устаю удивляться, сколько же колючих терний царапало Яшина на пути к этому уважению и самоуважению, сколько пришлось вынести этому человеку, чтобы ему «спирало грудь» от теплого отношения людей.
И снова не постесняюсь заимствовать мудрое слово полного тезки Яшина – Лев Иванович Филатов умел как никто проникнуть в самую глубь явлений: «В 24 года многие футболисты уже знамениты, а ему позднее начало сохранило юность, так, может быть, именно благодаря этому он продолжал как ни в чем не бывало играть в 40 лет? Три года невидимого миру труда, скорее всего, и сделали Яшина великим вратарем».
Филатов представляет читателям свое резюме осторожно, включив оборот «скорее всего». В данном случае я более категоричен, потому что опираюсь на бесспорную фактологию. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: ссылка в дубль вслед за дебютной неудачей 1950 года принесла Яшину неоценимую и мало еще кем оцененную пользу. Именно там он получил необходимую закалку, отточил реакцию, приобрел психологическую устойчивость, прочувствовал себя в роли хранителя ворот. В начале 50-х основной-то состав «Динамо» не располагал сильными защитниками, а дубль тем более. Так что Яшину только и приходилось выручать команду, прерывая бесконечные выходы один на один и парируя в бросках по углам удар за ударом. Он накопил такую уверенность, что свободно вышел с ней на большую аудиторию чемпионата и Кубка страны, осмелел в продвижении новой, динамичной манеры, означавшей вратарский контроль всей штрафной площади. Словом, ускоренно вырастал в того Яшина, который покорил мир.
Представляете, какой нужен был запас терпения, чтобы пойти наперекор обстоятельствам и ждать нового шанса эти самые три, а отсчитывая от первых тренировок с дублем, почти четыре года действительно «невидимого миру труда» (зачтенного ему только горсткой партнеров, тренеров, завсегдатаев тренировок и дублерских игр). Он терпел, ждал и добился своего.
Это как любовь с первого взгляда, на которую так опаздывал ответ. К слову, чтобы услышать короткое «да» от любимой девушки, ухлопал те же четыре года, прежде чем настойчивое ухаживание завершилось свадьбой с Валентиной Шашковой. И это время стоило потратить, чтобы на оставшиеся десятилетия сложить крепкую семью с двумя дочерьми, а потом и внуками, ставшую для Льва Ивановича прочным тылом, непроницаемым убежищем от профессиональных невзгод и давления внешнего мира. Лишь дома, да еще, вероятно, на любимой рыбалке находил он умиротворение и покой, что могли только сниться в его ответственном и жестком, а то и жестоком деле.
В деле же этом ответ на любовь с первого взгляда, хоть и с существенной задержкой, все же пришел: футбол отреагировал на столь упорное «обольщение» взаимностью на долгие годы, блестящей репутацией надежнейшего из вратарей, одарил счастливыми мгновениями больших и малых побед, друзьями на всю жизнь, знакомством и общением с массой людей, благодарностью болельщиков, путешествиями по десяткам стран.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});