в историю вместе с Хрущевым, революция и подрывная деятельность в капиталистическом мире вскоре утратили весь свой былой потенциал, в странах третьего мира революции оказались делом затратным и неубедительным, а продвижение коммунизма при помощи убедительных примеров и соблазнительных идеалов к 1980-м годам разве что вызывало смех.
Реакцией Горбачева на все эти проблемы стало решение отказаться от приверженности Советского Союза идее всемирной революции. Иными словами, Горбачев избавился от всего, за что ратовал Ленин, за что убивал Сталин, чего всеми правдами и неправдами добивался Хрущев и за что платил Брежнев. Избрав такой курс, Горбачев, по сути, пошел по тому же пути, на который свернули другие бывшие идеологические догматики, например Югославия и Китай. Еще в 1948 году в советской империи произошел важный раскол: Сталин изгнал Югославию из числа братских стран, после чего она перешла от ревностной и даже агрессивной пропаганды международного коммунизма к продуманному прагматичному национализму. Несмотря на то что Югославия оставалась коммунистической диктатурой (такая ситуация сохранится еще на несколько десятилетий), Запад почти немедленно отреагировал на ее разрыв с СССР, предоставив стране помощь, а вскоре было объявлено, что Югославия «имеет прямую значимость для обороны Североатлантического региона» и даже для безопасности Соединенных Штатов. Какое-то время Югославия была близка к тому, чтобы стать неформальным участником НАТО. Аналогичным образом Китай в 1970-х годах, после многих лет устроенного властями внутреннего хаоса и нарастания враждебных отношений со своим бывшим союзником СССР, отказался от курса на всемирную антикапиталистическую революцию и революционную войну. Как и в случае с Югославией, Китай вскоре был принят в объятия капиталистического мира. Уже в 1980 году состоялись официальные обсуждения возможной передачи КНР американских оборонных технологий и «ограниченного стратегического сотрудничества по вопросам, представляющим интерес для обеих сторон». И все это несмотря на то, что Коммунистическая партия обладала (и обладает) всей полнотой власти в Китае, расцвет демократии в Китае так и не был дозволен, а экономика страны оставалась строго централизованной (хотя со временем она претерпела существенные реформы)[217].
Отказавшись от грозной экспансионистской идеологии и приверженности побудительным идеям классовой борьбы, Советский Союз при Горбачеве стал действовать как консервативный эгоистичный участник мирового сообщества, а не как сотрясающий основы революционер. В 1985 году Горбачев объявил, что его стране необходим «не только надежный мир, но и спокойная, нормальная международная обстановка». К 1988 году Советский Союз признал «несостоятельность тезиса о том, что мирное сосуществование является формой классовой борьбы», а главный идеолог Кремля [Александр Яковлев] недвусмысленно отвергал идею о том, что между капитализмом и коммунизмом идет борьба в масштабах всего мира. Затем в знаковой речи, произнесенной в декабре 1988 года перед Генеральной Ассамблеей ООН, Горбачев отдельно призвал к «деидеологизации межгосударственных отношений» и провозгласил, что «сегодня перед нами другой мир, из которого надо искать иные пути в будущее». Но самым впечатляющим было то, что Горбачев подкреплял слова действиями, в особенности, когда вывел советские войска из Афганистана[218].
Все эти изменения пошатнули само основание, на котором покоилась политика сдерживания, и холодная война подошла к концу. Даже забрезжила надежда на то, что Соединенные Штаты и СССР могут вновь стать союзниками, как это было во время Второй мировой войны. В 1988 году в ходе последней пресс-конференции на посту президента США Рональду Рейгану задали об этом отдельный вопрос, и он, подчеркнув идеологическую природу споров между двумя странами, дал на него, по существу, утвердительный ответ: «Если ситуация уверенно сложится так, что Советский Союз больше не будет следовать политике экспансии, появившейся в ходе коммунистической революции, которая ставит обязательной целью создание единого всемирного коммунистического государства… [тогда] он, возможно, захочет присоединиться к семье наций во имя идеи установления или укрепления мира». Весной 1989 года преемник Рейгана на посту президента Джордж Буш – старший неоднократно подчеркивал, что геополитическая стратегия Запада должна измениться – выйти «за рамки сдерживания» в направлении «интеграции Советского Союза в сообщество наций»[219].
Таким образом, если судить по риторике и действиям ключевых наблюдателей и игроков на международной арене, таких как президенты Рейган и Буш, то холодная война закончилась весной 1989 года[220]. Такая хронология, по сути, подразумевает, что холодная война была прежде всего идеологическим конфликтом, в котором Запад рассматривал Советский Союз как последователя угрожающей экспансионистской доктрины. Как только благодаря политике Горбачева эта угроза стала восприниматься уходящей в прошлое, западные лидеры и наблюдатели начали указывать на исчерпание конфликта. Иными словами, суть холодной войны не имела отношения к поддержанию военного, ядерного или экономического баланса в отношениях между Востоком и Западом, к коммунизму как форме правления, к необходимости вести планету в направлении демократии и/или капитализма либо (в определенной степени) к доминированию СССР в Восточной Европе[221]. Ко всем этим вопросам холодная война не имела отношения потому, что она закончилась еще до того, как все они получили реальное решение.
Ряд опросов общественного мнения емко подводит итог сказанному. Вспомним представленные на рис. 2 ответы на пару вопросов, которые упрощенно, но четко формулируют главную дилемму холодной войны: в конечном итоге Советский Союз был преимущественно заинтересован в мировом господстве или в обеспечении своей национальной безопасности? На начальном этапе холодной войны, в особенности во время войны в Корее, респонденты уверенно склонялись к первому варианту ответа. Однако к концу 1988 года общественное мнение изменилось.
Затухание войн во время Холодной войны
Несмотря на периодические кризисы и глубину идеологического конфликта, основные участники холодной войны все же никогда по-настоящему на рассматривали возможность прямого военного столкновения. А фактически в этот же период произошло затухание нескольких разновидностей войны.
После окончания Второй мировой не произошло ни одной войны между развитыми государствами – самая примечательная и поразительная статистика в истории войн. То обстоятельство, что на протяжении самого длительного периода своей истории эти некогда воинственные страны живут мирно, можно считать масштабным нарушением исторического прецедента. Как отмечает Льюард, «с учетом масштабов и частоты европейских войн в предшествующие столетия это перемена впечатляющего размаха – возможно, самый поразительный разрыв, который когда-либо наблюдался в истории войн»[222].
После Второй мировой, породившей у многих глубокое ощущение отчаяния, далеко не все рассчитывали, что теперь начнется продолжительная эпоха без больших войн. К тому моменту человечество не только изобрело новые, еще более эффективные методы саморазрушения, но, казалось, было и совершенно не в состоянии контролировать собственную судьбу. В 1950 году выдающийся историк Арнольд Тойнби писал, что «в недавней истории Запада каждая следующая война была более масштабной, чем предыдущая,