Читать интересную книгу Фестех глазами изнутри - Mike Lebedev

— Дим, а где банка?

— Миш, ну… Я не знаю. А что, нет её разве?

— Её нет.

— Значит, украл кто-то.

— Значит.

— Как думаешь, кто?

— Не знаю. С утра она была. Тумбочка у нас с тобой на двоих. Про банку ни Макс, ни Митрич не знали. Ты последний уходил, еще и за одеялами возвращался, а явился первый.

— Нет, ну мало ли.

— Губы у тебя липкие — почему?

— Как это — почему? У жены моей, знаешь, губы сахарные, вот и…

— Сахарные, знаю, — честно сознался я, — Но не сгущенные же.

— Ну, в общем… это самое…

«Ну, в общем, это самое» — совет стаи был суров, но справедлив. Суточный бойкот, трехдневное поражение в правах и выселение с козырного места — на некозырное, у входа в палатку, к никчемному и не соблюдающему правил личной гигиены курсанту Маракасычу. И на следующий день на учебные стрельбы наш герой одиноко поплелся в конце строя, под суровыми, уничтожающими взглядами голодных и воздерживавшихся уже три недели однополчан……На дальнем стрельбище кипел и плавился жаркий июньский полдень. Нудно стрекотала в траве какая-то невыносимо мерзкая фауна, в области свежеподшитого подворотничка елозила мошкара, полынь застилала глаза и забивала нос своим едким и отчего-то невероятно тоскливым запахом. Во исполнение «стрелкового упражнения номер забыл какой» (две поднимающихся «ростовых» мишени и одна стационарная горизонтальная, пятнадцать секунд и десять патронов на выполнение — армейский Словарь-минимум), я лежал в траве и мечтательно любовался видом Родины, расстилающимся вплоть до самого горизонта… неожиданно сверху раздался голос моего тёзки, подполковника Лебедева Игоря Николаевича: «Алё, курсант — ты стрелять-то будешь?! Одного «автоматчика» уже упустил, сейчас и второй «уйдет»…» Спохватившись, я надавил курок и махом выпустил все десять патронов куда-то вдаль…

— Плохо дело, — констатировал сверху подполковник, — ни одной мишени. Походу, оценка «не сдал».

— Так точ… — я не успел горестно согласиться с диагнозом: остававшаяся в одиночестве фигура «пулеметчика» вдруг рухнула как подкошенная.

— Что за твою мать? — «полкан» пристально сощурил свой орлиный взор, и в голосе его скользнула нотка недоверия.

— Это, Игорь Николаевич, не «твою мать» — а типичный эффект «последействия», мы по физике проходили, — на самом деле я был удивлен не меньше, но ситуацию надо было спасать, — Вихревые искривления пространства, динамические внутренние волны Росби, дельта-функция и эффект слабого взаимодействия сред… вот он и упал не сразу. Так что, походу — оценка «три, сдано». И молодцевато щелкнул предохранителем.

— Да, походу «сдано», — поразмыслив, согласился Лебедев-старший, — только насчет волн Росби я не до конца уверен… ладно, иди, сдавай оружие. Василия Зайцева из тебя, конечно, не выйдет, но хоть так…

Сдавая автомат, я посмотрел на вышку, с которой местный лейтенант рулил мишенями. Позади лейтенанта мелькнуло улыбающееся лицо моего Непарнокопытного Друга — и я понял, что его великое мастерство организации процесса и тут дало свои положительные плоды. Улучив момент, он прямо с вышки состроил подполковнику Лебедеву «макаку» и, быстро спустившись, нравоучительно произнес: «Миш, ё-моё, учись!., в любом деле всегда можно ДОГОВОРИТЬСЯ!»

А далее история приняла совсем фантастический оборот. Мы курили, сидя в траве, и ждали, пока отстреляется последний взвод. Неожиданно на горизонте возникло облако пыли, стремительно двигавшееся в нашем направлении. Когда пыль осела, возле стрельбища обнаружился восхитительно сияющий «мокрым асфальтом» «мерин» и впритык к нему — модный в ту пору черный «Патрол», надо полагать с охраной. После секундной задержки из «мерина» выгрузилась делегация на остроактуальных красных пиджаках. Начальник десанта, по виду сам из бывших военных, профессиональным взглядом детерминировал старшего из наших «полканов» и подкатил к нему согласно устава:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться! Мы представляем совместное российско-американо-германское предприятие… в данный момент наш Генеральный директор проходит военные сборы под Вашим руководством…. У нас тут это…, — тут посетитель отошел от армейской лексики, — короче, контрактик тут у нас. На миллион долларов как раз. Нужна его подпись. Разрешите бойца на минутку, подпишет быстренько, и назад!

Тотчас словно из воздуха нарисовался красного бархата бювар с белым листом контракта на нем, и к нему — отливающий золотом чернильный «паркер».Все сто сорок моментально раззявленных ртов одновременно и завистливо повернулись в сторону «Михайловича». Вот, вот он — звездный миг удачи! Вот она — мечта! Миллион! Миллион, ребята! МИЛЛИОН!!! И наш герой начал уже медленно приподыматься с земли. На лице его мы прочли: «Я!.. Я здесь!… Это меня… за мной… ко мне… моё… МОЁ…»

— Разумеется, — сказал «полкан», — как фамилия курсанта?..

— Алё, боец! — крикнул «полкан» через секунду, — Три минуты в вашем распоряжении. Рокфеллер хренов, а?.. И назвал фамилию какого-то неприметного очкарика из второй батареи. Неприметный очкарик выдернулся откуда-то сбоку, подошел, расписался и о чем-то внушающе переговорил с делегацией. Делегация внимательно покивала, что-то пометила в блокнотиках, расселась по машинам и укатила, снова вздыбив пыль до самого синего неба…

…Все четыре взвода уже давно построились и готовились отбыть в расположении части. И только наш герой так и стоял в парализованном полуприседе, как памятник Несбывшейся Мечте. Улучив момент, подполковник Лебедев состроил ему «макаку»…Я подошел к своему другу и ласково обнял его за плечи.

— Не грусти, Дим. Есть же в этой жизни кое-что поважнее миллиона. И поважнее трояка за стрельбу. И поважнее того, что к тебе целая сахарная жена приехала, а у нас даже никого поблизости в этом ракурсе нет. И даже важнее того, кто кого сильнее уделает — мясо коней, или наоборот…

— И что же? — недоверчиво спросил Друг.

— У Макса день рожденья же сегодня. А у меня на самом деле еще одна банка сгущенки есть. Я её совсем ото всех спрятал. Даже от себя. Так что пошли.

И мы пошли.

Той ночью никто не спал. Сперва — день рожденья, а затем… а затем Сборная вновь, как и четыре года назад, растерзала многострадальный Камерун, и в связи с новой «трехочковой» системой у наших опять появился Шанс. Наутро наши «полканы» единственный раз опоздали к построению. Возглавлял шествие подполковник Лебедев, сравнительно свежий и аккуратно причесанный на пробор, правда, почему-то на другую против обычной сторону. Ну, оно и понятно: все ж тоже болельщики, тоже «расияне», в конце-то концов. К их приходу на самом видном месте был приколот листок с вычислениями: это ловкие математики с ФУПМа с точностью до тысячных долей процента расписали все вероятности Сборной пробиться-таки в решающую стадию Турнира…Но дни шли, одна за одной завершались игры в других группах, а нужный расклад всё не выпадал — и вероятность с каждым днем всё падала и падала… пока однажды утром мы не увидели вместо вереницы цифр и дробей одинокий и печальный ноль. Россия ехала домой.Ехали домой и мы. Был Экзамен — и была Присяга… И была многозначительная реплика подполковника Смирнова — «Товарищи курсанты! Присяга — это знаменательнейшее событие в жизни каждого уважающего себя мужчины. Так что построение — в девять. И чтоб в строю пьяных не было. Вы меня — ПОНЯЛИ?»Да поняли, товарищ подполковник. Мы ж с Фестеха. Там только этому, по сути, и учат — ПОНИМАТЬ. Зато учат — ХОРОШО. Так что в девять всё было нормально. Правда, из семи взводов стояло максимум четыре — но… но… но! — говорю я и многозначительно поднимаю указательный палец вверх.Мы возвращались домой…Мирного вам неба над головой.

Конец всего и Эпилог

Оглядываясь назад, я понимаю, что Сборы фактически оказались нашим заключительным совместным мероприятием «во студенчестве», так сказать. Да, впереди еще был «диплом», но… но… Лишенные отныне даже системообразующей «войны», мы почти на два года оказались предоставлены сами себе. Пара необременительных предметов на «базе», почти необязательная физкультурка (ну, с тренером Матвеевым, сами понимаете — это было несложно), да нечто совсем уж гуманитарное «по выбору» — вот, пожалуй, и|всё. В жестком ритме новой жизни мы уже почти не виделись на лекциях, семинарах и зачетах, на смену которым пришли у нас «переговоры», «встречи», «презентации» и, если верить Коню (а мы ему верим) — даже Самые натуральные «стрелки». Эх, ну, не буду опять про такое Время… «Спи, Шарапов. Не о чем говорить».

Но был «диплом», само собой. Куда уж без него. «Диплом», который по идее должен был стать для нас воротами в долгую и счастливую Научную Жизнь… а стал всего лишь грустной точкой нашего Фестеха. Фестеха, который уходил от нас навсегда.Круг замыкался. Всё так же, как и на Собеседовании, дремала в партере представительная Комиссия, не реагируя даже на совсем уж ключевые слова. Не спал один лишь мой научный руководитель, разлюбезный Владимир Ильич, хотя он-то как раз мог себе позволить, благо только накануне раз уже в десятый гфослушал мой доклад во время финального «прогона». Тем не менее, в волнении я умудрился перепутать две части выступления, отчего, по словам Ильича, «доклад несколько потерял в стройности и логике, но приобрел в динамизме и внутренней интриге». Да, в общем — как и вся наша жизнь: стремительно теряя в логике и стройности, она неумолимо набирала внешнюю эффектность и внутренний нерв. Философия…

Праздника не получилось. Мы посидели немножко на ступеньках «базы», потом в сквере неподалеку — а потом всех повлекли дела: кого служебные, а кого и личные. Факт получения высшего образования оказался не самым значимым событием даже отдельно взятого дня, а что уж было говорить про более широкие временные рамки. Так что отмечать нам, по сути, было особенно нечего…В конце концов, мы, как и в самом начале пути, остались вдвоем со студентом Сергеем Базилевичем. Над пыльной июньской Москвой спускались уже легкие сумерки. Мы сидели и молча смотрели куда-то вдаль, словно пытаясь увидеть, что ждет нас там, за горизонтом нашей новой, уже по-настоящему взрослой жизни. А потом Серега повернулся и грустно спросил:

-Всё?