Какого-то конкретного плана, взвешенного в деталях и обеспеченного технически, у Андрея не было. В Комарово он поехал, полагаясь на удачу, отчего-то уверенный, что та не откажет ему в содействии. Должна же быть справедливость на свете!
Как похоронил Сашку, так и поехал.
На причале, рядом с телом друга, Андрей провел часа три. Кто-то вызвал «скорую». Кто-то из медиков вызвал милицию. Кто-то из появившихся на пирсе яхтсменов сам вызвался, нырнул, привязал к коляске веревку, и ее вытащили из воды.
Ему тем временем задавали вопросы. Андрей отвечал: «Нет, не видел… Не слышал… Не успел…»
Полосы, которыми были связаны руки Сашки, лежали у него в кармане. Следов на запястьях не осталось. На след от удара на шее внимания никто не обратил. Да и что приглядываться, когда дело ясное — несчастный случай.
Все закончилось так, как закончилось бы и в том случае, если бы Андрей не отмалчивался и не врал. Только быстрее. Потому что нет у него ничего против Кудри, кроме слов. И он лицо заинтересованное, его показаниям грош цена.
Андрей сразу понял, хотя соображал туго, смутно, что не прижать милиции Кудрю с такими шаткими обвинениями — без доказательств, без свидетелей. Опера и пытаться не станут, а если осмелятся, то под конец еще и извинятся, что побеспокоили, дескать, навет это был, как есть навет. Поэтому он сразу решил милицию сюда не приплетать, между собой и Кудрей не ставить. Без посредников обойдемся. Это будет его дело! Он сам — и прокурор, и судья, и палач. Но не адвокат.
Сашку положили на носилки и увезли в морг. Андрей поехал со «скорой». Брать его не хотели, но он настоял.
Патологоанатома, мужика с обезьяньими руками и одутловатым от пьянства лицом, ближе к вечеру вышедшего из прозекторской, Андрей спросил:
— Он сильно мучился?
Трупных дел мастер вытер руки о халат и сказал, дыхнув застарелым перегаром:
— А ты кто ему?
— Друг. Был другом.
— А родственники у него есть?
— Нет. Никого у него нет. Кроме меня.
— Так что же, ты тело забирать будешь?
— Я.
— Мы его подукрасить можем. Как живой будет выглядеть.
— Не нужно.
— Дорого не возьмем.
— Не нужно.
Патологоанатом огорчился, снова обтер ладони о халат:
— Зря. Лежал бы как младенчик… Ты вот спрашиваешь, мучился покойный или не слишком. Сколько работаю, столько диву даюсь: всех это интересует! Тебе от этого что, спокойнее будет? Спать будешь крепко?
Андрей не ответил, мрачнея, собирая пальцы в кулаки.
— Ладно, ладно, — предупредительно поднял руки патологоанатом. — Мне говорили, ты его спасти пытался.
— Не успел.
— И не мог успеть. Пустые у него легкие, я смотрел, я знаю. Он еще до того умер, как в воду попал. Сердце не выдержало, больное у него было сердце. У паралитиков это сплошь и рядом. Знал об этом?
— Он мне ничего не говорил.
— Беспокоить не хотел.
Андрей достал из кармана портмоне, вытащил оттуда пару купюр, протянул их врачу. Тот отвел руку:
— Я халяву не признаю. Я деньги зарабатываю. Так, значит, без макияжа обойдемся?
— Обойдемся.
— Ну, тогда я пошел. Меня еще один трупачок дожидается. С этого я точно наварю. Он, понимаешь, псих, с балкона сиганул. И мордой об асфальт. Тут без косметики никак, иначе родне на погосте и предъявить-то нечего будет.
Цинизм патологоанатома не покоробил Андрея. Не до того ему было, чтобы других судить. Он себя судил, хотя и не так строго, как несколько минут назад.
Похоронили Сашку через два дня на третий. Андрей все оплатил. В собес за вспомоществлением обращаться не стал, да и вряд ли получил бы эти «похоронные» деньги. Кто он был Сашке? Друг. Никто, значит. С точки зрения гражданского кодекса. И так пришлось набегаться по разным кабинетам, покланяться, прежде чем — за взятку, естественно, — ему позволили забрать тело из морга. А не кланялся бы, не совал «барашка» в потную чиновную руку, закопали бы его друга за казенный счет и табличку жестяную поставили бы: имя, фамилия, дата рождения, дата смерти и тире между ними — жизнь.
На кладбище, у могилы, было всего несколько человек. Андрей, его родители и соседи Сашки по коммунальной квартире. Они были искренне опечалены кончиной соседа, но, как люди молодые, думали не только о сущем, но и о будущем.
— А как же его комната? — улучив момент, спросил отец семейства. — Вы извините, Андрей, я, наверное, не вовремя, даже наверняка, но вы же понимаете, мы волнуемся, нас это касается. Кому комната достанется?
Андрей посмотрел тяжело, но сдержался:
— У меня претензий нет. Да и нет у меня на эту комнату никаких прав. Что мне дорого — фотографии, бумаги, — я забрал, вы же знаете. Дальше не я решаю — государство.
— А если мы… — начал отец семейства, но Андрей его оборвал:
— Конечно, попробуйте. Вас трое. Оснований достаточно. Пишите заявление, может, и удовлетворят. Во всяком случае, я вам этого желаю.
— Спасибо. Но вещи…
— Я же сказал, кроме того, что я взял, мне ничего не нужно.
— А если мы вещи в церковь отвезем?
— Правильно сделаете.
— А если мы стол письменный себе оставим?
— Оставляйте.
Отец семейства перевел дух, видно, от сердца у него отлегло:
— Вы не волнуйтесь, Андрей, когда вас не будет, мы за могилой присмотрим.
— Когда меня не будет?
— Ну, вы же уезжаете, то есть в плавание уходите. Надолго. Саша нам рассказывал.
— А, вы в этом смысле.
— Только в этом, — испугался отец семейства и торопливо отошел в сторонку, к зареванной супруге, стоявшей рядом с родителями Андрея.
Гроб опустили в яму. По крышке застучали комья земли. Двое дюжих парней в заляпанных глиной ватниках сноровисто насыпали холмик, примяли его лопатами, установили шалашиком два венка, связав их друг с другом траурными лентами, и, вскинув на плечи шанцевый инструмент, удалились. Карманы их ватников оттягивали бутылки честно заработанной водки.
— Мы пойдем, Андрей, — сказал отец.
— Да, идите. Я вас догоню.
Родители и соседи Сашки двинулись к выходу с кладбища.
— Ну вот, — тихо сказал Андрей, — вот мы и снова вдвоем, друг.
Он не знал, что еще сказать. Поклясться, что не забудет, что отомстит? Это прозвучало бы напыщенно, а Сашка не любил высокопарности. Поэтому Андрей ничего больше не сказал, повернулся и зашагал прочь.
— Эй! — окликнули его у конторы кладбища. — Горбунов!
Андрей поднял голову. У конторы стоял джип телохранителей Кудри. И они были тут же — два качка, сопровождавшие своего пахана в оба его приезда в яхт-клуб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});