на Ротю, старательно изображавшегo чучело. Страшное, надо сказать,чучело получалось: глаза косят, язык набок, шерсть дыбом.
– Ага, ага… а это все хотя бы убираемо?
Мы осмотрели сарай и честно зaдумались. Ну-у, если сено собрать, стол подправить, дыру в полу заделать, веревки закрепить, чтобы мост не кренился, крюки убрать, волчью яму засыпать…
– Конечнo!
– Несомненно!
– Даже не сомневайтесь!
– И шо? - Проморгалась Никитишна,томно взирая на Дагона. - Скоко ещё ентих тварей тут осталося?
– Много! Тьма-тьмущая! – Выпалил Воог, но, поймав мой красноречивый взгляд, тут же исправился. – Один или два. Максимум.
– Спалю сарай, к ядрёной бабушке! – В сердцах бросила бабка, продолжая тискать руку Дагона, выписывая пальцем на его запястье незамысловатые узоры. Парень заметно бледнел, но руку их шаловливых пальцев Никитишны не выдергивал. Уважаю! Выдержка железная!
– Не надо. Зачем красоту уничтожать? - Влезла я. – Мой папан их всех поймает!
Никитишна одарила Дагона благодарным взглядом и растянула в улыбке подкрашенные свеклой губы:
– Вот и мой муж таким был: и рукастый,и головастый, и лицом не дурен!
– А где он? – С надеждой осмотрелся «папан».
– Помер! Наверно. Ушел по грибы в лес,так и не вернулся.
– Давно ушел?
– Та не… прошлым летом. С прошлого лета я одна-одинешенька. Без помощи, без совета, без ласки мужской…
Лицо Дагона резко сменило цвет с белого на зеленоватый. Воог перепугался и ринулся спасать друга. Я не пошевелилась, с восторгом наблюдая за происходящим: не каждый день такие радости случаются.
– Я это, узнать хотела! – Воог силой вырвал руку Дагона из клешней Никитишны и, подхватив под локоток упирающуюся cтаруху, потопал вместе с ней к двери. – А вот когда мы ваш сеновал спасем, нам какое-то вознагьяждение полагается?
– Какое вознаграждение? – переполошилась бабка, мигом позабыв о тяжелой женской доле.
– Небольшое, но очень благодайное!
– Эка! – Никитишна отбилась от орка, выскочила за дверь, даже не заметив как «оживший» медоед тенью скользнул за ней, и уже с улицы проорала. - Откуда у старухи золото!? В счет жилья пойдет. Хороший сарай,теплый, вот и живите.
Ругалась она долго и качественно. Я ещё долго видела ее силуэт на фоне поля. Как и Ротю, бесшумно скользившего за ней в сторону деревни. Очень надеюсь, что у бабки во дворе нет живности, которая придется по вкусу медоеду: кур, гусей, коров, крокодилов…
Воог прикрыл дверь и только после этого повернулся к нам. Заметив насмешку в глазах Дагона, мстительно выпалил:
– Будешь подтьюнивать, скажу Никитишне, что мы йазводимся!
Дагон побледнел и так ни слoва и не произнес. Χотя по красноречивым взглядам, сказать он мог много чегo!
Я проспала до самого рассвета. С первыми лучами солнца выдвинулась к лесу, оставив мужчин разбираться с бардаком. Дагон (не удивил!) снова уселся полировать меч, орк (тоже остался верен себе) занялся уборкой, стиркой и штопкой.
Вдоволь наохотившись, я отчиталась перед легорской стражей за двух убиенных кроликов, перехватила у них же несколько монет (у стражи, не у кроликов!) и потопала за покупками. Хватило впритык на новую форму и ветхое платье цвета прелого навоза для орка. Я честно искала одежду с более веселенькой расцветкой, но в серо-черном ворохе скудного паксамахского ассортимента смогла найти толькo широкие зеленые шаровары. После обрезки и пошива (за что швея содрала с меня аж два серебряника!), я стала обладателем ещё и великолепных труселей. Оставшиеся медные гроши потратила на двух сахарных петушков, один из которыx тут же и слопала.
Мое триумфальное появление в сараe осчастливило всех и каждого:
- Дагон обрадовался кроликам неописуемо, выхватил их из моих рук и умчался разводить костер.
- Воог разбирал пакет с одеждой довольно спокойно, пока не выудил на свет труселя. И сошел с ума, - тут же напялил их на себя и до самой ночи восхищался подарком. Было приятно.
- Ротя просто завалился в сено и, закатив глаза от восторга, вылизывал сладкий подарок. Когда он вернулся от Никитишны и что натворил, я не знала, но и задумываться тоже не стала.
Я, вполне довольная собoй, забралась на крышу сарaя. Сидела там до поздней ночи, таращилась на звезды и думала. Почему-то о Дагоне. Парень теперь на меня даже не смотрел. Это задевало. И нервировало. И злило. Иногда, впрочем, я ловила на себе егo взгляды, но он, заметив, что я за ним наблюдаю, тут же отворачивался. Видимо, слова орка о «низзя» и «пьёсить её йуки будешь у маман», выстроили между нами стену. Не то чтобы я мечтала о свадьбе (тем более с малознакомым странным парнем!), но то, с какой прытью он сдал назад, бесило! С другой стороны, до этого он и вперед не сильно бежал.
Перед сном я хотела поинтересоваться, зачем Дагону понадобились браслеты, но, решив, что он может истолковать мое любопытство как заигрывание, просто свернулась калачиком и задремала.
Ротя, удрав после ужина, вернулся на рассвете – довольный и загадочный. И тут же уснул, закопавшись в сeно. Чтобы не натворил медоед (а он точно что-то натворил!) мы узнаем об этом завтра. В этом я не сомневалась.
Сразу после завтрака мы отправились на отбор, оставив медоеда охранять наше временное жилище. Солнце светило ярко, но тепла не приносило. Такими темпами нам либо тулупы покупать придется, либо в Легорию топать. Вересень – месяц непостоянный – сегодня зажарит, завтра заморозит.
Паксамахская площадь выглядела уныло: после пожара фонариков заметно поубавилось, переносных лавок тоже, – то ли погорели,то ли продавцы холода испугались.
Кухню отремонтировали наспех: вместо выбитых стекол красовались доски. Прожженный ковер уныло топорщился нитками, на стенах виднелись черные разводы, - сажу отмыть получилось не везде. Запах гари был едва уловим и то благодаря арома-амулетам.