В итоге сей странный человек, достигнув возраста двадцати пяти лет, оставался неженатым. Он озлобился на весь мир, в коем ему словно бы и не осталось места, и искал причин не в самом себе, а в людях и особенно — в служителях Божьих. Тогда же он и совершил первое злодеяние, умертвив монаха, шедшего из одной обители в другую по дороге из Чернигова в Киев. И впервые в жизни он испытал некое душевное облегчение. Ни тени раскаяния не мелькнуло в недрах этой черной души, ибо никогда раскаяние не посещало ее, словно отсутствовал самый орган у который в душе обычного русского человека ведает покаянием. Напротив, надругавшись над умерщвленным телом, Янис поклялся и впредь при первой возможности совершать подобные злодейства. По такой дороге и пошла его дальнейшая смертоносная жизнь. К сорока годам он имел на своей совести более двадцати убийств, хотя, опять-таки, разве можно говорить о наличии какой-то в нем совести!
Это он убил монаха Алексия, шедшего к Александру в Торопец после столь длительного и полного страданий хожения. Нерона тогда чуть не поймали на постоялом дворе, обнаружив на его одежде кровавые пятна. Он с трудом избежал поимки и отправился в Ливонию. Там, совершив еще одно убийство, Нерон объявился в Риге, где нанялся на корабль, плывущий в Швецию. Он решил навсегда покинуть землю, на которой родился, и поселиться среди чужестранцев. Целый год он работал у оружейника в новой шведской столице Стокгольме, и им были весьма довольны. Он отличался трудолюбием и умелостью, быстро научился лопотать по-шведски, проявлял немалый ум. Но одно качество отвращало людей от Яниса из Гардарики — он не умел сдерживать ветры, постоянно одолевавшие его, и невозможно было долго находиться рядом с ним из-за нестерпимой вони. И сперва за глаза, а потом и в глаза его стали называть Вонючкой Янисом.
За год, прожитый в Швеции, Нерон ни разу не совершил убийств — ему почему-то никакого дела не было до латинских священников и монахов, только русские богослужители вызывали в нем лютую ненависть и жажду душегубства. По прошествии года он стал тосковать по убийствам и с радостью узнал о готовящемся большом походе на Русь. А когда поход начался, Вонючка Янис оказался в числе его самых рьяных участников.
И так получилось, что именно его отправили гонцом к Александру, когда епископ Томас написал грамоту, объявляющую Ярославичу войну. Не один он хорошо владел русским языком, но всем ужасно понравилось, что он исторгает отвратительные запахи.
— Когда встретишься с Александром, ты уж, Янис, расстарайся на славу. Выдай ему под нос все свое не превзойденное умение! — от души веселились Биргер и его брат Торкель, отправляя Вонючку в Новгород.
Темнело, когда на одном из лучших скакунов Нерон отправился в путь от берегов Ижоры. Двое воинов на таких же резвых конях сопровождали Вонючку, стараясь держаться на некотором расстоянии — уж очень от него смердело. Поначалу они вели себя с ним довольно уважительно, как и подобает вести себя с гонцом, которого сам Биргер отправил с грамотой к врагу. Но чем дальше они двигались по ночной дороге, тем больше таяло это уважение, его становилось меньше и меньше с каждым очередным звуком, сопровождавшим исторжение зловонного ветра из Янисовой утробы.
Наконец один из спутников Нерона по имени Магнус Эклунд не выдержал и спросил:
— Правда ли, что ты, достопочтенный Янис, по роду своему происходишь из русов?
— Да, это так. Но я не люблю своих соплеменников, — ответил Нерон.
— А позволь спросить, уважаемый, все ли русы проявляют подобные способности, как ты?
— Что ты имеешь в виду, Магнус?
— Ну, столь великолепно сотрясать воздух.
— Разве шведы не делают этого? По-моему, они тоже любят.
— Но не в таких же количествах! — возмутился второй спутник, Пер-Юхан Турре. — Воображаю, что будет, когда мы столкнемся с русским войском, какая будет стоять вонища до небес!
— Не будет, — возразил Янис. — Я и впрямь отличаюсь от всех людей, в том числе и от русских.
— Но ты не огорчайся, — засмеялся Магнус. — А главное, не сдерживайся, когда будешь вручать грамоту Александру.
Тут оба шведа стали совсем уж без стеснения делиться своими мнениями как насчет всех русских, так и по поводу Вонючки Яниса, будто забыв, что он вполне владеет их языком.
Между тем луна полностью исчезла, сделалось так темно, что хоть глаза выколи, а на небе стало грохотать. К запахам Яниса все отчетливее примешивались освежающие запахи приближающегося дождя. Пришпорив коней, гонцы Биргера спешили поскорее добраться до любого жилья, лишь бы только там можно было спрятаться от ненастья. Но, как назло, никакого жилья не попадалось, ливень грянул, и гонцы успели основательно вымокнуть и продрогнуть, прежде чем наконец вдруг в чаще леса мелькнул одинокий огонек. Они разом потянули на себя уздечки, так что от столь резкой остановки конь Магнуса даже поскользнулся на взмыленной дождем дороге, упал на заднюю ногу, но тотчас вскочил и не выронил всадника из седла.
Янис и шведы свернули в лесную чащу и поехали на огонек, все более высвечивающийся в черном мраке дождливой ночи. Вскоре перед ними открылась картина некоего старинного, полуразрушенного, но все еще могучего хозяйства — высокий черный дом, постройки для скота и припасов, каменный колодец с высоченным журавлем. Въехав в распахнутые ворота, Янис первым соскочил с коня и едва взошел на крыльцо, как дверь черного дома распахнулась — некто очень высокий возник на пороге, черные, сверкающие сединой волосы ниспадали с его высокой головы на ярко-красный кафтан, в который он был облачен. Увидев Яниса, он вдруг сложился пополам и, упав на колени, коснулся лбом порога, восторженно воскликнув:
— Приветствую тебя, мой князь и повелитель! Янис настолько оторопел от такой неожиданности, что робко пробормотал:
— Здравствуй… Но я не князь…
— А я и не тебя, дурака, чествую, — вставая с колен, насмешливо произнес хозяин дома.
Янис оглянулся. Шведы все еще боязливо сидели на своих лошадях, поливаемые обильным дождем. Ни Магнус, ни Пер-Юхан не были князьями и повелителями.
— Ну не свеев же ты приветствуешь?
— Еще чего не хватало! — фыркнул хозяин жилья. — Ну что вы там мокнете? Входите, прошу.
— Можно! — махнул рукой Янис, по-шведски приглашая в дом Эклунда и Турре. Те нерешительно стали слезать с коней.
Войдя в дом, Янис тотчас заметил то, что мгновенно бросается в глаза, — полное отсутствие икон. Это его обрадовало. Стены горницы, озаренные неярким светом свечи, словно кичились наготой своею. Посреди помещения стоял большой стол, крытый черной скатертью, на нем стояло серебряное блюдо, а на блюде — отрубленная голова зайца.
— Хорош ужин! — усмехнулся Янис. Он оглянулся на входящих шведов и насладился тем, как они оторопели при виде внутреннего вида жилья и головы зайца.
— Пожалуй… — открыл рот Пер-Юхан, делая шаг назад.
— Другого жилья нам может и не попасться, а дождь все сильнее, — не дал ему договорить Янис.
— Вот именно, — произнес хозяин по-русски, но с таким видом, будто он понимал шведское наречие. — Пойдем, я помогу вам поставить лошадей в стойло.
Когда они вышли, лошади стали громко храпеть и прядать, стоило большого труда подхватить их за уздцы и отвести в темное, но сухое стойло. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Когда вернулись в дом, хозяин сказал:
— Теперь вам некуда деваться, переночуете у меня, а поутру тронетесь дальше. Снимайте мокрое.
— А позволь спросить тебя, кто ты и почему живешь здесь, в лесу, один?
— Кто я?.. — Хозяин заглянул в глаза Яниса все с той же глумливой усмешкой, и теперь Янис не мог бы определенно сказать, какого возраста стоит перед ним человеческое существо — не то старое, не то совсем даже не старое. Черты лица не то греческие, не то арменьские, не то и вовсе турецкие. Усы и борода длинные, тоже черные и с проседью, но, в отличие от густых волос, жиденькие.
— Да кто ты, если сие не есть тайна?
— Меня зовут Ягорма. Скажем так. И представь себе, что я — твоя невеста.
— Хм… — все больше терял самообладание Янис в присутствии этого странного существа. — Невеста?.. Объяснись, не понимаю.
— Сначала надо уложить твоих спутников. Хорошие ребята. Я подарю их тебе. Это будет мое невесточье.
«Хороша невеста!» — с ужасом подумал Янис, глядя на высоченного хозяина дома. Он уже понимал, что это колдун, и, возможно, очень сильный колдун, и его радовало, что они попали именно сюда, хотя даже ему было жутковато. Колдун собрал мокрые одежды и выдал всем какие-то ветхие, но сухие лохмотья.
— Неплохо бы поесть чего-нибудь, — сказал Янис.
— Эти поедят во сне, а для тебя у меня приготовлен особый ужин, — ответил колдун.
— А кого же ты приветствовал, когда открыл нам дверь?