Читать интересную книгу Ночь на площади искусств - Виктор Шепило

— А знаешь ли ты, седая голова, что у меня теперь заступник есть? Да еще какой! Вот он тебе задаст! — Мария развернула портрет лицом вперед и, будто щит, понесла его на вытянутых руках, продвигаясь снова к поливальщику, — Теперь никто не посмеет меня обидеть. Мой Анатоль всегда защитит свою Марию. Посмотри на него! Посмотри на того, кто умеет любить и обнимать страстно! Ведь ты в своей жизни обнимал только свою резиновую кишку-поливалку! Ха-ха-ха!

Каким бы хладнокровным и угрюмым ни был поливальщик Альберт, но после таких слов даже он не выдержал и снова повернул свой верный шланг в сторону Марии.

Но Мария теперь уж не визжала — она знала, на что решилась. Еще тверже стали ее руки, держащие портрет, будто чудотворную икону в крестный ход. Так она шла навстречу мощной холодной струе вместе с нарисованным Анатолем. Поливальщик спокойно стоял на своем месте и поливал Марию и ее героя так же безразлично, как конную статую или каменный столб. Мария же выкрикивала, что теперь она и Анатоль навеки вместе и никакой водой их не разлить. Нет такой силы, которая бы разрушила их любовь и единство. Сейчас они дадут достойный бой всем бездушным поливальщикам в мире! Вот им! Вот им! — двигалась Мария вперед. Она хохотала так же громко и вызывающе, как во время грозы. Промокшая с ног до головы, она, не сгибаясь, шла навстречу атакующей воде, хотя, похоже было, атаковала не вода, а Мария. Чем ближе она подходила к Альберту, чем сильнее хлестала струя, тем блаженнее становилось выражение ее лица.

Поливальщику быстро надоел этот абсурдный поединок, он торопился домыть эстраду — Альберт отвернулся и направил шланг на помост.

— Ага! — возликовала Мария и подняла, как могла высоко, портрет, — Мы выстояли! Назло всему! Анатоль! Теперь мы навсегда вместе!

Мария развернула портрет и вдруг увидела, что Анатоля на картоне нет. Она перевернула рисунок — тоже нет. Смотрела сверху вниз, снизу вверх — исчез Анатоль. Были лишь бурые с прозеленью размытые пятна. Мария провела рукой по картону — ладонь тоже потемнела-позеленела. Она подбежала к фонарю, принялась растирать ту сторону, где было лицо, словно пытаясь убрать помехи, — размытый пятнистый лист увидела она под светом. От облика героя осталось мокрое пятно. Анатоль исчез. Размылся. Мария огляделась вокруг — все явилось ей в зеленом свете: фонари, люди и дома на площади.

Размытая зелень застилала глаза, будто нахлынувшие зеленые слезы. Мария ощутила, что и лицо ее стало зеленеть, даже фосфоресцировать. Оно горело — вот-вот воспламенится, вспыхнет. Будто смытая краска разлилась по всей площади и теперь снова нужен ливень, чтобы все вернуть на круги своя. Где же он — ливень?.. Где же он — Анатоль?..

Мария подняла голову и что было силы крикнула в зеленое лунное небо:

— Анато-оль!

Небо молчало.

Тогда она крикнула зеленым городским стенам: «Анатоль!»

И город молчал.

Дама без пятна и порока

Полицейский полковник уже серьезно беспокоился: никто из подчиненных не мог ответить, куда девался майор Ризенкампф. Правда, никаких особых происшествий в городе не случилось, но сам факт исчезновения чрезвычайно тревожил полковника. Тем более что майор никогда прежде не позволял себе таких выходок. Он всегда был на месте. Полковник всецело доверял своему майору, его вполне устраивало привычное нехлопотливое и почетное кураторство. Полковник, надо сказать, уже давно не вникал в подробности вверенной ему службы. Почти все силы его уходили на старческие перебранки с Мэром. И вдруг — такой сюрприз! Все сразу разладилось: служба была раздроблена на секторы, контроль над ними вел сам майор, которого видели более двух часов назад. Единственный, кто наверняка мог все знать, — это сержант Вилли. Но тот темнил.

Полковник, воспользовавшись затишьем на площади, собрал всю свою бригаду — около полусотни. К удивлению полковника, только несколько из них были в форме. Большинство же было разряжено кто во что горазд. Это был хитрый замысел Ризенкампфа. Ведущие наружное наблюдение явились с лотками, ракушками, сувенирными флажками, значками, сладостями. Другие, изображающие приезжих артистов, пришли в карнавальных масках, в очках ныряльщиков, с гармониками, барабанами и различными музыкальными инструментами. Были полицейские, загримированные под женщин, негров; несколько человек, чудовищно заросших щетиной, трясли грязными лохмотьями. Приемная полицейского управления стала напоминать ночлежку прошлого века. Ряженым нравился этот цирк, и они дурачились напропалую. Недоумевающему полковнику, виртуозно заикаясь, пояснили, что фальшивые обноски позволяют просить милостыню и проникать в самые недоступные потайные дворы. Кто-то ввалился, перепачканный краской. Оказалось, что Ризенкампф дал распоряжение метить яркими несмываемыми цветами всех подозрительных и нарушителей порядка. В тесноте и неразберихе полицейские переусердствовали и запятнали своих же лицедеев. В среде журналистов нарастало возмущение: одного из газетчиков, а именно молодого бурундийца из Бужумбуры, пометили фосфоресцирующей лимонной краской. Бурундиец расплакался, и коллеги обещали отомстить чересчур лихой местной полиции. Расписать произвол на весь мир. Это привело полковника в ярость.

— С ума сошли. Срам. Скандал и Гоморра на всю Европу! — брызгал теплой слюной шеф полиции, — Ну, попадись мне этот Рафаэль-Тициан. Лично инвалидизирую. Клянусь погонами! Но кто же раздобудет мне этого Ризенкампфа? Обещаю месячный отпуск!

Подчиненные переглядывались, скрывая улыбку.

— А что вам подсказывает ваш многолетний опыт? — спросил один из продавцов ракушек.

Тут уж кое-кто не сдержался, захихикал тихонько: всем были известны постоянные и многозначительные рассуждения полковника о его многолетнем опыте.

— А вот что, — уловив иронию, ответил полковник, — Или же это действительно несчастный случай, или… Всем известна слабость майора… Женщина!

Тут сразу все оживились. Женщина! Дамский угодник!

— Да-да, — кивал полковник, довольный своей проницательностью, — Я давно замечал за ним эротическую доминанту. Но не в такую же ночь!

Тут встал сотрудник отдела специального назначения и объявил, что он видел, как майор в своем кабинете действительно любезничал с весьма известной в городе дамой. Затем даму видели в полицейской форме на площади. Полковник побагровел: отдел специального назначения ему официально не подчинялся, и сотрудники его только тем и занимались, что отмечали просчеты в работе городской полиции. Отдав приказ во что бы то ни стало разыскать безголового бабника, полковник отпустил всех, кроме сержанта Вилли. Распаренный полковник закрыл на задвижку дверь.

— Вилли! Посмотри на меня внимательно: я похож на кретина?

— Никогда!

— Отлично. Тогда напрягись до дрожи в коленях, вспомни и изложи все, что тебе известно, об этой даме. Можешь с интимными подробностями.

— Войдите в мое положение, — оправдывался сержант, — Я не видел лично. Не имел права…

— Но ты знал, говядина! — наступал сержанту на пальцы полковник.

Вилли видел теперь каждую морщинку на лице полковника, каждый фиолетовый сосудик на его щеках. Сержант понял: пора сдаваться. И он рассказал про появление Клары, про обнаружение им, Вилли, беспробудно спящего майора, про исчезновение мундира, а под конец признания показал полковнику платье Клары.

— Негодяй! Скотина! — брызгал уже горячей слюной полковник, — И ты молчал! Скрывал от меня, сукин сын! Жена Ткаллера — это скандал верный. Лучше бы уж твой майор-недоумок зафлиртовал с моей анемичной невесткой или грудастой дочерью Мэра. Одной перекушенной резинкой больше — и все!.. Но дальше! Что было дальше? Майор давал о себе знать?

— Никак нет.

Полковник ударил кулаком по столу и забегал по кабинету, невнятно и не совсем внятно ругаясь.

— Ну, ефрейтор, — на ходу разжаловал сержанта полковник, — Инвалидизировать я тебя не буду. Для начала поверю. Но если в будущем раскроется, что ты что-то утаил… Работа промывщика кишок на мясокомбинате тебе уготована. Так что тебе лучше придумать что-либо лишнее, чем недоговорить. Проверял, где Клара Ткаллер?

— Несколько раз звонил. Дважды был дома. Тишина. Наблюдение ведут самые доверенные люди.

— Самые доверенные, — хмыкнул полковник и отвернулся, — Я пока займусь другими неотложными делами, а ты, ефрейтор, раздобудь мне майора или Клару хоть из-под земли. Разыщешь обоих — останешься сержантом. Понял?

— Точно так, — холуйски осклабился Вилли и выскочил на улицу, так и не сообразив, в каких погонах ему ходить. Как трудно лавировать среди начальства, сколько изобретений: хитрость, угодничество и постоянное вранье, вранье, вранье. Живешь, как на войне: танки прут, а гранаты кончились. Не знаешь, где правду говорить, где дураком прикидываться. Ведь неизвестно, чья возьмет: майора или полковника, — подмигнул себе в зеркальную витрину сержант-ефрейтор и вытер слегка подсохшую слюну полковника со щеки. — Сам ты говядина!