по сей день, главным образом усилиями Японии, Исландии и Норвегии. Исландия истребляет тысячи малых полосатиков и финвалов. Когда же ученые проанализировали пробы ДНК из 700 образцов китового мяса, продающегося на японских и корейских пищевых рынках под видом мяса относительно многочисленного малого полосатика, то выяснилось, что в действительности они принадлежат кому угодно: кашалотам, клюворылам, косаткам, дельфинам, горбачам и финвалам. Кроме китообразных, в этих образцах оказались также баранина и конина[103]. Норвегия отправляла в Японию большие партии китового мяса с маркировкой «креветки».
Японские корабли ежегодно истребляют сотни китов, причем самых разных видов. Международный суд признал Японию виновной в убийстве китов якобы «в научных целях», хотя никаких научных данных при этом не собирали[104]. Официальные представители Японии в ответ на обвинение заявили, что намерены и дальше бить китов, причем особенно их интересуют величайшие в мире певцы – горбатые киты.
В 1982 году, когда Международная китобойная комиссия проголосовала за приостановку коммерческой добычи китов, в ее состав входили представители 37 стран. Сейчас их стало около 90, поскольку страны, выступающие как за китобойный промысел, так и против него, постарались набрать в комиссию своих сторонников – в обмен на деньги, а также иные услуги, так или иначе связанные с деньгами. Больше половины этих стран никогда не занимались добычей китов, а некоторые и вовсе не имеют выхода к морю. Однако предложения добывать больше китов поступают ежегодно[105]. Единственное, что в комиссии остается неизменным, – это стремление убивать.
Роджер Пейн, стоящий у истоков многих открытий в биологии китов, однажды сказал: «Это как если бы разумные инопланетяне прилетели к нам из космоса, а мы, не сумев понять их языка, сварили бы их и съели»[106].
Жители Фарерских островов в Северной Атлантике ежегодно устраивают массовый загон гринд, который заканчивается бойней; после этого убитых гринд готовят и едят. В Тайдзи, в Японии, охотники ежегодно ловят и убивают сотни афалин, полосатых стенелл и серых дельфинов, белокрылых морских свиней и гринд. Загнав дельфинов на отмели, люди связывают их пучками за хвосты, цепляют к лодкам и волокут туда, где их будут забивать. Пока дельфинов тащат, они не всегда могут поднять голову к поверхности, чтобы вдохнуть, и многие тонут. По степени «гуманности» это примерно то же самое, что привязать кого-нибудь к бамперу грузовика.
Принятые в Японии правила забоя скота требуют, чтобы животное перед убийством было приведено в бессознательное состояние методами, которые «гарантированно минимизируют, насколько это возможно» любые страдания животного. Однако правила, применяемые к домашнему скоту, не относятся к китам и дельфинам: их добыча находится в ведении Агентства по рыболовству Японии, которое рассматривает этих животных исключительно как мешки с жиром, обладающие дыхалом. Сотрудники Агентства утверждают, что дельфины и киты конкурируют с человеком за пищу, а посему мы просто обязаны убивать и есть их – это всего лишь вопрос самозащиты. Прикрываясь таким оправданием, японцы торгуют дельфиньим мясом и живыми дельфинятами, продавая их в морские парки, океанариумы и дельфинарии как в Японии, так и в других странах. То есть так или иначе истинная причина всегда кроется в деньгах.
В действительности же киты помогают сохранению жизни в океане. Убивать их – значит убивать сам океан. Если оставить наконец китов в покое, это поможет океану нарастить воспроизводство рыбы и кальмаров, которые служат пищей и людям. Кашалоты ныряют на такую большую глубину, что выносят наверх многое, давно исчезнувшее из поверхностных слоев воды. Иногда перед тем, как нырнуть, они испражняются[107], вынося на поверхность накопленные на глубине соединения железа и другие вещества, возвращая их в освещаемые солнцем слои, где они питают одноклеточные организмы планктона. Эти плавучие клетки, усваивая питательные вещества, солнечный свет и диоксид углерода из воздуха, и создают зеленые океанические пастбища – первую ступень всей пищевой пирамиды Мирового океана. Собственно, все те летучие рыбы, которых мы встречали, и все те рыбы, которые охотились на них, и птицы, которые их хватали, – все они заполучали в состав собственных тел молекулы веществ, поднятых из глубин вечной ночи могучей силой Левиафана.
Если уж речь зашла о том, что киты и дельфины представляют какую-то угрозу человечеству, то стоит всерьез задаться вопросом: кто же кому угрожает и неужели только человеческие жизни и человеческие семьи имеют значение? Как писал Хэл Уайтхед, «если вы сравните относительный размер мозга, уровень самосознания, социальность и жизненное значение культуры, то китообразные окажутся… где-то между человекообразными обезьянами и человеком. Они полностью отвечают философскому определению личности»[108].
Левиафан, спермацетовый кит, кашалот – все это лишь ярлыки, закрывающие брешь в том месте, где живой мир сталкивается с очень несовершенным, еще только развивающимся эволюционным процессом, известным как человеческая эмпатия. Говоря по правде, нет такого названия, которое могло бы достойно отразить его величие. Не нуждаясь в обозначении на человеческом языке, это существо – с самой огромной в мире головой, самым объемным мозгом, исследующее мир самыми громкими звуками – ведет свое скрытое от посторонних глаз существование в полной самодостаточности, вдали от любых берегов, вне досягаемости для любых речей, заполняя дни общением с членами семьи и товарищами. Так было задолго до того, как первый человек произнес свое первое слово, и так оно остается по сию пору.
Уничтожение кита – чудовищный акт отрицания жизни и при этом лишь один из многих символов ненависти к миру, через которую до недавнего времени человек проявлял себя как биологический вид. Мы ввели в обиход бытовое название для косатки – «кит-убийца». Но едва ли оно подходит косаткам больше, чем нам самим. Сейчас мы научились ценить китов больше, чем когда-либо, и возможность увидеть их в природе приносит значительно больший доход, чем их уничтожение. В этом потакании нашему собственному эгоцентризму – самая верная надежда. Но даже если все человечество достигнет такой эмоциональной и интеллектуальной зрелости, чтобы полностью отказаться от всякого нанесения вреда китам, мы все равно рискуем потерять их в океане, заполненном пластиком, химикатами, рыболовными снастями и быстрыми, шумными, вооруженными опасными гребными винтами творениями наших изобретательных рук. Для китов, которым приходится конкурировать с вездесущим приматом за рыбу и кальмаров в море, настали трудные времена. Чем больше мы, люди, осваиваем мир, тем сильнее мы опустошаем его.
Разумеется, мы тоже много чего отдаем морю. Роджер Пейн, ученый, который сумел привлечь внимание людей к песням китов, вместе с коллегами годами обследовал разные моря, собирая образцы тканей китов со всех концов океана, чтобы найти ответы на вопросы, не дававшие ему покоя: могут ли стойкие токсичные химические вещества встраиваться в их организмы, и