Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XIII
Милорд уезжает, но сотворенное им ело остается
Лорд Мохэн (о подвигах и славе которого Гарри наслышался в университете немало худого) снова гостил в Каслвуде, и дружба его с милордом казалась более тесной, чем когда-либо. Как-то, еще весной, оба родовитых джентльмена, проездом из Ньюмаркета, со скачек, побывали в Кембридже и удостоили Гарри Эсмонда своим посещением; и доктор Монтегью, ректор колледжа, прежде глядевший на Гарри несколько свысока, увидев его в обществе столь знатных господ, - причем лорд Каслвуд шутил с ним и, гуляя, опирался на его плечо, сразу переменился к мистеру Эсмонду и снизошел до весьма учтивого с ним обхождения. Спустя несколько дней по своем приезде в Каслвуд Гарри со смехом рассказывал об этом леди Эсмонд, удивляясь тому, что подобный человек, прославленный ученый, известный всей Европе, благоговеет перед титулом и готов пресмыкаться перед каждым аристократом, будь он даже нищим. На это госпожа Беатриса, гордо вскинув голову, заявила, что людям низкого происхождения надлежит почитать тех, кто благороднее их; что пасторы и так, на ее взгляд, чересчур загордились и что она одобряет порядок, заведенный в доме леди Сарк, где капеллан хоть и любит сладкое, как все священники, но всегда уходит из-за стола до пудинга.
- А когда я буду священником, вы и меня оставите без пудинга, Беатриса? - спросил мистер Эсмонд.
- Вы - вы другое дело, - возразила Беатриса. - Вы нашей крови.
- Мой отец тоже был пастор, - сказала миледи.
- Зато мой - пэр Ирландии, - сказала госпожа Беатриса, вскинув голову еще выше. - Пусть всякий знает свое место. Может быть, вы еще потребуете, чтобы я встала на колени, прося благословения у мистера Томаса Тэшера, этого новоиспеченного викария, у которого мать была горничной?
И она бросилась вон из комнаты в порыве свойственного ей капризного гнева.
Между тем лицо миледи приняло столь печальное и сосредоточенное выражение, что Гарри спросил о причине ее беспокойства. Она отвечала, что тому виной его упоминание о ньюмаркетских скачках, но не только одно это; она вообще, к немалой своей тревоге и ужасу, замечает, что милордом за последнее время, в особенности после знакомства с лордом Мохэном, вновь овладело прежнее его пристрастие к игре, от которого он отказался со времени их брака.
- Мужчины часто, вступая в брак, обещают больше, чем могут исполнить, сказала миледи со вздохом. - Боюсь, он проигрывает крупные суммы, и наше состояние, которое и всегда-то было невелико, быстро тает от столь легкомысленной расточительности. В Лондоне его видели в весьма дурном обществе. С тех пор как он вернулся, в дом зачастили почтальоны и стряпчие; и мне кажется, что его неотступно грызет какая-то забота, хоть он и прячет ее под смехом и шутками. Вчера, и... и не только вчера, я... я заглядывала в щель, - говорила миледи, - это было далеко за полночь, а они все еще сидели за картами. Никакого состояния не хватит при подобном безрассудстве, а нашего и подавно; и если так пойдет дальше, мой сын лишится наследства, а бедная Беатриса будет бесприданницей.
- Как бы я хотел помочь вам, сударыня! - со вздохом сказал Гарри Эсмонд, не менее чем в тысячный раз за свою жизнь испытывая это бесплодное желание.
- Кто тут поможет? Только господь, - сказала леди Эсмонд, - только он, ибо все мы в руке божией. - И так оно и есть, и, должно быть, сторонний наблюдатель с содроганием думает о том, каково придется многим мужчинам, когда наступит час для каждого отчитаться в том, как он правил семьей своей и как обращался с женою и детьми, для которых он монарх, облеченный неограниченной властью. Ибо наше общество не знает законов для Короля Домашнего Очага. Он хозяин достоянию, благу, едва ли не жизни своих близких. Он волен в их счастье и несчастье, властен карать или миловать. Он может уморить жену медленной смертью и не более быть за то в ответе, нежели турецкий султан, в полночный час утопивший раба. Он может воспитать детей рабами и лицемерами; сделать из них друзей себе, свободных в мыслях и поступках; или, наконец, толкнуть их на путь вражды и ненависти, вопреки закону естества. Не раз я слышал, как политики и умники из кофеен толкуют о газетных новостях, осуждая тиранию императора или французского короля, и думал при этом: каков каждый из них в своем домашнем царстве, где мужчина самодержавный правитель? Когда анналы этих бесчисленных мелких царствований раскроются перед верховным владыкой, сколько предстанет его взору домашних тиранов, жестоких, как Амурат, неистовых, как Нерон, легкомысленных и беспутных, как Карл!
Если покровитель Гарри Эсмонда и грешил, то скорее, подобно последнему: по слабости характера, нежели из злобных побуждений; и, верно, добрые чувства восторжествовали бы в нем под конец, будь ему дано время на то, чтобы не только раскаяться в своих грехах, но и загладить их.
Видя тесную дружбу, установившуюся между милордом и его неразлучным спутником, госпожа Беатриса вздумала приревновать отца к последнему; и оба джентльмена не раз подстрекали ее на забаву, шумным и бесцеремонным хохотом встречая ее гневные выходки и изъявление неприязни. "Вот подрастешь, выйдешь замуж за лорда Мохэна", - говаривал милорд, на что девочка, надувшись, отвечала: "Уж лучше мне за Тома Тэшзра выйти". А так как лорд Мохэн всегда был отменно любезен с леди Каслвуд, которая, как он утверждал, внушала ему глубокое и почтительное восхищение, то однажды, в ответ на обычную отцовскую шутку, Беатриса сказала:
- Мне думается, милорд охотнее взял бы в жены маменьку, чем меня. Он только и ждет, когда вы умрете, чтоб посвататься к ней.
Эти задорные и неосмотрительные слова были сказаны однажды в вечерний час, когда все семейство сидело у камелька в ожидании ужина. Оба лорда, тут же игравшие в карты, так и подскочили; миледи густо покраснела и приказала госпоже Беатрисе тотчас же отправляться в свою комнату; но та, приняв, по своему обыкновению, самый невинный вид, возразила:
- Что же я сказала дурного? Ведь вот с Гарри Эсмондом маменька беседует много чаще, чем с отцом, и она плакала, когда он уехал, а когда папенька уезжает, она не плачет, а вчера она долго-долго разговаривала с лордом Мохэном, а нас услала из комнаты, а когда мы возвратились, она плакала, и...
- Проклятие! - закричал милорд, выведенный из себя. - Сейчас же вон из комнаты, змееныш! - И, вскочив на ноги, он швырнул на стол свои карты.
- Спросите у лорда Мохэна, о чем я говорила с ним, Фрэнсис, - сказала миледи, вставая; лицо ее выдавало волнение, но голос и взгляд были ясны и исполнены внушительного и трогательного достоинства. - Пойдем со мной, Беатриса. - Беатриса тоже вскочила и залилась слезами.
- Маменька, маменька, что я сделала? - спрашивала она. - Я ведь ничего не хотела дурного. - Она уцепилась за мать, и обе, рыдая, вышли из комнаты.
- Я скажу вам, Фрэнк, что мне говорила ваша жена! - воскликнул лорд Мохэн. - Пастор Гарри тоже может слушать; и пусть не будет мне спасения, если я скажу хоть слово лжи. Вчера вечером ваша жена со слезами на глазах умоляла меня не играть больше с вами ни в кости, ни в карты, и вы знаете сами, не к вашей ли пользе было бы, если б я исполнил ее просьбу.
- Разумеется, к моей пользе, Мохэн, - сказал милорд сухим, жестким голосом. - Разумеется, вы образец добродетели; весь свет знает, что вы святой.
Лорд Мохэн жил раздельно с женой и не раз дрался на дуэли, причем поводом к спору всегда почти служили женщины.
- Я не святой; вот ваша жена, точно, святая, - но я умею отвечать за свои поступки лучше, чем другие - за свои слова, - сказал лорд Мохэн.
- И вы ответите за них, клянусь богом! - закричал милорд, вскакивая с места.
- Прежде нужно свести еще кое-какие счеты, милорд, - сказал лорд Мохэн.
Но тут Гарри Эсмонд, в страхе перед последствиями, к которым мог бы привести этот опасный спор, принялся с жаром увещевать своего покровителя и его противника.
- Великий боже! - воскликнул он. - Уж не хотите ли вы, милорд, обнажить шпагу против своего друга и гостя? Неужели вы сомневаетесь в добродетели леди, которая чиста, как само небо, и предпочла бы тысячу раз умереть, нежели причинить вам малейшее зло. Неужели пустые слова обозлившегося ребенка могут поселить раздор между друзьями? И, если уж на то пошло, разве моя госпожа не уговаривала вашу милость пресечь дружбу с лордом Мохэном и отказаться от привычки, которая может принести разорение вашей семье? Разве сам милорд Мохэн оставался бы еще тут, если б не его болезнь?
- Честное слово, Фрэнк, где уж тут с подагрой бегать за чужими женами, - вмешался лорд Мохэн, который в самом деле страдал приступом этой болезни; и при этом он так чистосердечно и весело засмеялся, глядя на свою укутанную ногу, что милорд невольно заразился его добродушием и, ударив себя кулаком по лбу, воскликнул с прибавлением крепкого словца:
- Ладно, Гарри, я тебе верю! - На том и окончилась ссора, и оба джентльмена, только что едва не схватившиеся за шпаги, пожали друг другу руки.