Читать интересную книгу Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа - Иннокентий Херсонский

* Все сии бедствия действительно почитаемы были за предвестие будущего. Плин. Ест. Ист. 11. 88.

** Комета, в виде меча, являлась целый год над Иерусалимом; кроме сего видимы были на воздухе толпы сражающихся всадников. Флавий 6, 5.

*** Необыкновенный свет ночью вокруг жертвенника, продолжавшийся около часа; в праздник опресноков двери медные, кои с трудом отворяли двадцать человек, отворялись сами собою. Жертвенное животное разрешилось от бремени перед жертвенником. В праздник пятидесятницы ночью слышали в храме голос: "Пойдем отсюда!" — Флавий 6, 5.

**** За четыре года до войны один поселянин, как бы вдохновенный свыше, начал по городу кричать: "Горе Иерусалиму и храму!" и продолжал сие делать семь лет — до самой осады города; наконец, сказав: "Горе и мне", убит в ту же минуту камнем, брошенным из пращи неприятельской. Флавий 17, 5.

***** Царь Агриппа, речью сильной и трогательной, всенародно убеждал Иудеев прекратить возмущение.

Глава XI: Предание Иисуса Христа Иудой

Перемена мыслей в синедрионе насчет времени умерщвления Иисуса Христа. — Предательство Иуды и его причины. — Замечание о местопребывании и деяниях Иисуса Христа в продолжение того дня.

Мы видели, что на земле, в совете человеческом положено не лишать Пророка Галилейского жизни до окончания праздника Пасхи; иначе положено было на небе, в совете Всевышнего! Агнцу Божьему, вземлющему грехи мира, надлежало быть принесенным в жертву в одно время с агнцем пасхальным, который столько веков служил Его прообразом (1 Кор. 5, 7), и никакое могущество земное, никакая злоба и хитрость не могли замедлить этого жертвоприношения, разлучить прообразуемое с прообразующим. Промысл Божий расположил, напротив, течение обстоятельств так, что те же люди, которые, сами не зная, пошли было вопреки вечных судеб Его, сами же не зная, обратились внезапно к исполнению их, решившись действовать немедленно, захватить и умертвить Иисуса Христа при первом удобном случае. Причиной такой неожиданной перемены был один человек, который, явившись к первосвященникам, объявил, что он, издавна принадлежа к числу учеников и постоянных сопутников Иисуса и зная поэтому все тайные места пребывания Его, легко может содействовать давнему желанию их — захватить Его в свои руки тайно от народа (Лк. 22, 6) и готов употребить для того все свои средства и силы, если только верховное правительство заблагорассудит обратить благосклонное внимание на столь важную услугу, на которую немногие способны, хотя всякий был обязан, вследствие недавно изданного синедрионом повеления (Ин. 11,57). Жалкий человек этот действительно принадлежал к ближайшему окружению Иисусову и был тот самый ученик, который на вечери в Вифании притворно сожалел о мире и о нищих и от сребролюбия которого давно предостерегал нас дальновидный Иоанн (Ин. 12, 6); это был Иуда Искариотский. После увидим, что побудило его к ужасной измене своему Учителю и Господу; здесь приметим только, что, по должности хранителя денег в малом обществе Иисусовом, Искариот мог благовидно оставлять это общество и отлучаться за покупками в город; и потому имел возможность вести постыдные переговоры с врагами своего Учителя и торговаться за Его жизнь, не будучи никем подозреваем в измене.

Появление человека с таким предложением, по замечанию евангелистов (Лк. 22,5), было крайне приятно для Каиафы. Хитрый саддукей мгновенно рассчитал в уме своем, что при помощи такого человека, каким представлялся предатель, можно будет захватить Иисуса Христа без всякого шума, даже без присутствия народного. Немедленным же осуждением Его на смерть и преданием в руки римского правительства предполагалось оградить себя и от последней опасности. Народ, думали, не осмелится предпринять что-либо против римлян, которые на время Пасхи особенно усиливали военные посты свои в Иерусалиме; а если бы и покусился на что-либо, то синедрион не будет за то в ответе. То, что Иисус Христос будет предан Своим учеником, имело особенную цену в глазах личных врагов Его: потому что перед народом, не знающим истинных причин предания, обстоятельство это могло быть обращено в большой минус Иисусу, так мало, по-видимому, ценимому собственными учениками. В жару и ослеплении фанатизма предатель для некоторых из слепо почивающих на законе мог казаться человеком, праведным по закону. Что он сдержит свое слово и не обманет синедрион, как обманывал Учителя, за это, кроме других обстоятельств (Иуда, без сомнения, позаботился о снискании себе доверия), ручалась уже чрезвычайная алчность его к деньгам, обличавшая в нем низость и черноту души, готовой на все из-за прибытка.

Немедленно назначается цена предательства — та самая, которую Моисей велел взыскивать за раба, когда он будет убит кем-либо ненамеренно (Исх. 21, 32), то есть тридцать сребреников, или сиклей, на наши деньги это около 60 рублей. Остроумие какого-либо книжника, вероятно, хотело отличить себя, оценив жизнь Иисуса Христа ценой раба, которая, без сомнения, невысока была и во время Моисея, а теперь, спустя 2000 лет, еще ниже. Тем удивительнее алчность предателя, которая могла удовлетвориться такой малостью при таком случае, когда враги Иисуса Христа, по всей вероятности, не поскупились бы никакими сребрениками. Но едва ли, в случае успешного совершения дела, не обещана была большая сумма, как позволяют предполагать выражения евангелистов — Марка и Луки. С другой стороны, предателю стыдно было с упорством настаивать на большей плате, если он хотел (как и должно предполагать) придать измене своей в глазах первосвященников вид законного патриотического поступка и не показаться явно презренным предателем, торгующимся за свою совесть. Впрочем, действовать безрассудно, нередко вопреки своих выгод, есть удел одержимых страстью сребролюбия: малое кажется им иногда великим, великое малым, и они, имея во всем и всегда в виду одни деньги, несмотря на это, сами не зная того, являют в своих поступках иногда вид бескорыстия. Времени и образа предания не могли определить с точностью ни предатель, ни первосвященники, хотя, без сомнения, это было бы приятно для тех и для другого и об этом, кажется, думали немало (Мк. 14, 11). Предатель взялся только воспользоваться первым удобным случаем, то есть когда можно будет сделать это тайно от народа (Лк. 22, 6); а первосвященники обещали по первому требованию Иуды прислать ему для совершения своего дела достаточное число слуг и стражи церковной. Пасхальная ночь, как время самое глухое и потому удобное, без сомнения, приходила на мысль тому и другим; и если теперь не была она избрана решительно для исполнения замысла, то, должно быть, потому, что Иуда не знал еще, где будет проведена Учителем эта ночь, а может быть, не ведал еще наверно и того, станет ли Он теперь праздновать Пасху в одно время с другими, то есть по причине великой, со всех сторон окружавшей Его опасности не отложит ли это празднование (как то позволялось самим законом) до следующего месяца.

Воображая, как несчастный ученик тайными путями возвращается из дворца Каиафы в святое общество Иисусово, чтобы до времени играть в нем роль апостола, и представляя, с другой стороны, как трудно было, находясь так долго в непосредственной близости к Сыну Божьему, не сделаться добрым, не занять от Него Духа Божьего, — невольно приходишь в изумление и вопрошаешь с Церковью: «Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела? Еда от лика тя апостольска разлучи? Еда дарования исцелений лиши? Еда со онема вечеряв тебе от трапезы отрину? о, коликих благ не памятлив был еси!»

Евангелисты единогласно изъясняют предательство Иуды внушением сатаны (Лк. 22, 3). В самом деле, только сатана мог сделать из апостола предателя и сына погибели. Но что за польза была ему, подумает кто-либо, научать Иуду к преданию Учителя, когда смертью Господа, затем последовавшей, до конца разрушены дела диавола вместе с его царством? Не значит ли это ковать на самого себя оружие, искать собственной погибели?.. Так! Но должно помнить, что тайна искупления рода человеческого смертью Сына Божьего была неведома духу тьмы. Под кровом этой тайны Премудрость Божья, посмевающаяся козням врага исконного, соделала то, что он в этом случае сам устроил свою погибель. Ему хотелось только положить конец нестерпимому для него действию проповеди и чудес Иисуса Христа, подобно тому как он доводил до мученической кончины пророков и недавно еще руками нечестивого Ирода запечатлел уста Иоанну Крестителю; но в этом случае вышло совершенно противное: смертью Сына Божьего, которая стоила стольких усилий врагу рода человеческого, нанесено ему решительное поражение, раз и навсегда ниспровергнута его держава греха и смерти.

Впрочем евангелисты, указывая на сатану как на первого виновника предательства Иудина, не забываюти так называемых вторых причин, или естественных. Именно, св. Иоанн указывает, так сказать, на то отверстие (Ин. 12, 6), сквозь которое этой древний змий вполз в душу несчастного апостола и неприметно опутал собой его ум и сердце. Это — страсть к сребреникам, которая, издавна зародившись в душе, тлела все время пребывания его с Иисусом, питаясь татьбой денег общественных, а теперь разгорелась в пламень совершенно адский, где, как в своем чертоге, сидел и царствовал сатана. Наконец, свв. Матфей и Марк (Мф. 26,1-16; Мк. 14, 3—11), с намерением сблизив между собой два разновременные обстоятельства: вифанскую вечерю, на которой Иуда жалел о мире, и предательство последнего — дают проницательному читателю видеть, как диавол наложил последнюю петлю на душу сребролюбца, чтобы увлечь его за собой во ад. Сильно тронутый потерей прибытка, который можно было — татьбой — получить из денег за продажу мира и, может быть, огорченный упреком, который сделан по тому случаю Иисусом, сребролюбец в припадке страсти решился вознаградить мнимую потерю свою продажей Самого Учителя, Который бескорыстием и нищетой Своей становился ему со дня на день все в большую тягость. «Лют, — восклицает при этом случае св. Златоуст, — лют зверь есть сребролюбие; отсюду гробокопатели, отсюду мужеубийцы, отсюду рати и брани, и еже аще речеши всяко зло, отсюду есть».