Читать интересную книгу На берегах таинственной Силькари - Георгий Граубин

Многих людей вывел богша в люди, многим помог найти правильную дорогу в жизни. Долгие годы Жамьян был народным учителем. Учителем он стал, пожалуй, с тех пор, как сам начал собираться в школу. В год смерти Владимира Ильича Ленина Балданжабон пошел учиться в Чиндалейскую школу, пошел сразу в третий класс. Но перед этим он обучил грамоте десять мужчин и женщин.

Во всех бурятских хотонах, как и в русских селах, в те годы ликвидировали неграмотность. Маленький Жамьян научился читать и писать сам, вот ему и дали в обучение десять неграмотных. Заниматься с ними было трудно: «ученики» кочевали со скотом по степи и каждый день оказывались на новом месте. Но Жамьян каждый раз находил их и строго спрашивал домашнее задание.

Первые стихи Жамьян написал палкой на снегу, потому что не было бумаги. В год, когда в Балее было добыто первое золото, он закончил девятилетку. Через два года в Улан-Удэ у него вышла первая книжка. А еще через три года ему вручили билет члена Союза писателей, который подписал Максим Горький. В составлении первого учебника литературы на бурятском языке принимал участие тоже он, Жамьян Балданжабон.

— Багша, — сказал я как-то ему, — я немного изучал историю бурятского народа, его тяжбу из-за земли с царем. Может быть, мой рассказ неполон и есть какие-то детали, которых я не знаю?

— Детали есть, — выслушав мой рассказ, спокойно отвечал багша. — Ты вот говоришь о том, что буряты были очень бедными. Это все верно. Помню, у моего отца была черная войлочная юрта. Он любил жить у подножья горы Баян-Цаган, но из-за овец приходилось часто кочевать. Вот тут-то и начинались муки. Войлок нашей юрты был такой ветхий, что к нему страшно было прикасаться. Он, как бумажный пепел готов был вот-вот рассыпаться. О новой юрте отец мечтал всю жизнь, да так и не смог купить. А ведь он был не просто скотоводом, он знал много ремесел: седла красивые умел делать, сундуки. О простых же скотоводах и говорить нечего, они были еще бедней.

Почему трудолюбивые буряты жили, как нищие? Потому что их обирали богатые. Был у бурят главный тайша — Иринцей. Ты знаешь, сколько у него было овец? Сорок тысяч! Да-да, как теперь в крупном колхозе. Кроме овец у него была тысяча лошадей, три тысячи коров и быков. Когда его дочь выходила замуж, он дал ей в приданое сорок ящиков, доверху набитых самыми дорогими мехами. Откуда у него было такое богатство, разве он его своим трудом нажил? Нет, это было награблено у народа.

До самой революции буряты так и не получили грамоты на владение обменными землями. Когда Читу проезжал царский министр Куропаткин, буряты попробовали пожаловаться ему на эту волокиту. Знаешь, что он ответил бурятской делегации? Вот что: «Имейте в виду, если ваш народ поведет себя худо, отвечать будете вы. Если же, от чего избави бог, вздумает ваш народ проявить какую-либо вольность, сопротивляться велениям государя, тогда знайте, что вы будете моментально стерты с лица земли. От вас не останется и следа. Вот смотрите, сколько здесь русских войск, вы в один миг будете раздавлены и уничтожены. Требовать вы ничего не должны. Вы можете лишь просить милостыню».

Больше того, через год царь подарил сорок с лишним тысяч десятин земли тунгусскому князю Гантимурову. Почти все эти земли он отобрал у бурят. И было это, заметь, всего за двенадцать лет до революции.

Жамьян Балданович раскурил потухшую трубку и, поудобней устроившись в кресле, спросил:

— Ты видел, как плачет верблюд? Если погибнет верблюжонок, верблюд ходит по степи и плачет-плачет… Так вот и бурятский народ до революции: он ничего не видел, кроме своих слез. До революции мы жили в нищете и невежестве. Каждый десятый бурят был ламой, служителем дацана. В Агинских степях было восемь дацанов. Они не только выкачивали из народа деньги, но и были рассадниками заразы. Ты, конечно, не знаешь, как в них приготовляли аршан — святую воду. Ее делали ламы, каждый из них должен был в нее дунуть и плюнуть, а верующий отпить хоть глоток. До революции мой бедный бурятский народ находился на грани вымирания. Вот почему буряты приветствовали революцию, дрались за нее.

В колхозе «Россия» живет Болот Габзанов. Посмотришь на него — скромный человек, рядовой колхозник. А ведь это настоящий герой. Когда в Алханайских городах Аносов создал партизанский отряд, Болот сразу ушел к нему. Потом остатки этого отряда ушли на юг и долго бились за Былыру и Кулинду.

Или вот Жамсаран Далаев. Он был бедным, но веселым и общительным человеком. Жил он у подножия Алханая и воевал вместе с Аносовым. У Жамсарана было много детей — семеновцы дом сожгли, и дети остались без крова. Потом поймали и самого Жамсарана, увезли в Маккавеевский застенок, облили керосином и подожгли…

А Чимитдоржи Цыбиков! Он в наших краях был одним из первых комсомольцев. Он обучал людей грамоте, разоблачал кулаков, лам.

Потом Чимитдоржи поехал учиться в Иркутский медицинский институт: он видел, сколько бурят уносят в могилу болезни.

Когда он после первого курса приехал на каникулы, в наших степях появились бандиты. Райком комсомола послал Чимитдоржи в Зугалай и Хара-Шибирь с заданием поднять на борьбу с бандитами молодежь. Но бандиты подкараулили комсомольца дорогой и буквально растерзали его.

Вот сейчас я как раз работаю над поэмой о Цыбикове;

Пусть время всесильное рвет гужи,Пусть рысью бегут года.Ты вместе со мною, Чимитдоржи,Ты рядом со мной всегда.Ты, словно Данко, сгорел в борьбе,А смерти героям нет.Ты жив!И будет всегда тебеДвадцать неполных лет…

Жамьян отложил тетрадь (он любил писать в школьных тетрадях). — Ну, а как теперь живут буряты, сам знаешь. Возьми хотя бы ту же Хара-Шибирь. Там сейчас такой дворец культуры, какой есть не во всяком городе. А о школе и говорить нечего: каменная, трехэтажная. Есть и комбинат бытового обслуживания, и столовая, и новые станы-гостиницы, и даже колхозный музей. А в тридцатом году там стояло лишь девять юрт. И такие изменения произошли во всей бурятской степи. Я уж не говорю о достатках в бурятских семьях. Это общеизвестно. Сейчас любая из них готова купить автомобиль…

Для бурятских ребятишек в наших степях распахнули двери пятьдесят школ. В них работают четыреста учителей. Чабан Жалсан Бальчинов сказал мне недавно: «Что за жизнь наступила, Жамьян? Чтобы сын учился, от меня, кроме родительского наказа, ничего не‘нужно. Учат бесплатно, в интернате на полном обеспечении. Чудно даже!»

Вдумайся во все это: бесправные, неграмотные до революции, и вот теперь — свои школы, свой театр, своя литература!

После революции первым в стране был отлит якутский шрифт, потом бурятский. Своей письменности у бурят до революции не было. Да и не только у бурят: разве была она у чукчей, калмыков, ингушей? У этих народов история была такая же скорбная, как и у нашего. Обо всем этом хочется написать книги, сказать: «Смотрите, люди, чего мы добились! Гордитесь этим!»

К сожалению, задуманной книги багша не успел закончить: он умер, недавно, накануне пятидесятилетия Советской власти, оставив план и первые главы нового романа.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О СЕГОДНЯШНЕМ ДНЕ

До революции Россия была в промышленном отношении карликом. Теперь она стала гигантом. А если бы не было интервенции, гражданской воины, войны с фашистской Германией? Мы бы сейчас были намного ближе к нашей конечной цели — коммунизму.

Восстановление разрушенного отняло у нас двадцать лет. Но несмотря на все беды и войны, мы первыми смогли запустить искусственный спутник Земли, а это говорит о многом.

После революции время словно бы рванулось вперед. То, на что раньше уходило десять-пятнадцать лет, стало делаться за год, за два. Россия отставала от передовых стран на добрый век, эти страны надо было догнать.

Когда в нашей стране заговорили о ликвидации неграмотности, ученые за границей смеялись. Они подсчитали, что для этого надо 260 лет. А о народах Средней Азии «Вестник просвещения» писал: «Для ликвидации неграмотности населения Средней Азии и Казахстана понадобится… 4000 лет».

Сейчас в мире еще много слаборазвитых стран, которые отстают от своего века так же, как отставали когда-то мы. Начинать им приходится с того же: с ликвидации неграмотности. Наукой доказано, что год обучения в школе дает такую же прибавку в продуктивности труда, как двухлетняя практика у стан-. ка. Человек, закончивший — четыре класса, дает продукции почти в два раза больше, чем неграмотный. Недаром говорят: «За одного ученого двух неученых дают».

Если отсталые страны Азии и Африки, (их около восьмидесяти) пойдут по капиталистическому пути, им придется догонять развитые страны 80—100 лет.

И то, если их не съедят раньше капиталистические хищники. Если по социалистическому — гораздо меньше: это доказал Советский Союз.