Закроют ипподром — ставки просто уйдут в подполье, и вместо лошадей будут, например, угадывать какой номер трамвая пройдет по улицам следующим.
Поразительные аналитические способности — именно так после закрытия ипподрома и будет!
— Так что удобнее держать для игроманов специальный «отстойник», где за ними можно хоть как-то приглядывать. Там — полный кошмар, Сережа, за пару сотен рублей кишки готовы выпустить.
— Лошадей травят, наездников подкупают-запугивают, — покивал я. — Там, где можно играть на деньги, всегда найдутся те, кто подкрутит удачу в свою сторону. Но мы с тобой пока наличие ипподрома старательно игнорируем.
— Нечего там тебе делать, — одобрила Вилка. — Обычные бандиты, тебя на них переводить что по воробьям палить из пушки, — вздохнула. — И опасность несоизмерима. Прости, Сережа, но если на нас толпа с дрекольем нападет…
— Чудес не бывает, — с улыбкой перебил я ее. — Ты сильна, но на вилы и не таких поднимали. Кстати о толпах и рисках — научишь меня драться когда совсем выздоровлю?
— Обязательно! — многообещающая улыбка Виталины заставила поежиться
— Секретные приемчики КГБ! — довольно потер я руки, отогнав посланный испуганной ленью морок.
Очевидно придется потрудиться, но разве оно того не стоит? Вилка — «оружие последнего шанса», финальная преграда, и, если охраняемый объект тоже немножко прокачается, наши с ней общие шансы на выживание в плохой ситуации сколько-то возрастут. Очень хочется верить в хеппи-энд.
— Нет там секретных, все давным-давно придумано — бери и соединяй в боевую систему, — снисходительно улыбнулась она.
— Дай подурачиться, — надулся я.
Виталина неожиданно свернула на обочину, остановилась и с теплой улыбкой сгребла меня в объятия, счастливо протянув:
— Какой же ты еще мальчишка!
— Статья 119 УК РСФСР! — панически сослался я на законодательную недопустимость половых сношений с несовершеннолетними.
Виталина фыркнула, отпустила меня, отодвинулась и выехала на дорогу:
— Обязательно возьми меня с собой, когда пойдешь писать заявление. Уверена, более завистливых рож никто и никогда больше не увидит! — и показала мне язык.
— Милаха! — оценил я.
Мир озарился очередной вспышкой, и радио безнадежно утонуло в помехах. Вздохнув, выключил:
— Мы живем в очень технически несовершенные времена. Чтобы послушать музыку, нужна бобина или пластинка. Пластинку в машине слушать не вариант — трясет же. Но бобинник пока нас нет в «Запорожец» поставят. Выглядеть будет немного ублюдочно, но оно того стоит — мне нравится контролировать поступающий в голову инфопоток. С фильмами еще хуже — дома их можно посмотреть только по телевизору, или, если ты сильно буржуистый, в домашнем кинотеатре. А вот простым смертным типа нас приходится довольствоваться Минкультом.
Виталина рассмеялась.
— Непорядок — с учетом накопления у народа совершенно бесполезных сбережений мы просто обязаны разработать относительно компактный носитель информации и устройство для ее воспроизведения, чтобы всем этим старательно торговать. Если музон можно «загнать» на пленку, почему нельзя «загнать» звук с изображением? Потом проект слепим и попросим старших товарищей одобрить первый в СССР случай финансирования научной разработки совхозом.
Ну не верю я в неспособность Советских ученых породить формат VHS при должном уровне мотивации.
— Я в тебя, конечно, верю, Сережа, — вредным тоном заявила Вилка. — Но на все сразу денег даже у тебя не хватит.
— Это еще не моя истинная форма! — важно заявил я. — Рубли — потешные фантики, и у меня их уже как грязи, но вот с приходом Конвенции пойдут совсем другие цифры. Процент я себе выбью — ну как себе, колхозу — и начну жадно скупать все, до чего дотянусь. И начнем сразу с подтягивания водопровода, строительства котельной и газификации. И хорошие, благоустроенные кирпичные образцово-показательные домики с ванной, душем и теплым туалетом. Это чтобы мои замечательные крепостные прониклись и не вздумали от сверхэксплуатации убегать в города. Кирпичный завод прямо тут и поставим — в нашем баронстве очень удачно имеется неплохой запасец глины. Закроем свои нужды и будем продавать избыток соседям по карте — строительство в СССР не замедляется ни на миг, и кирпича всегда не хватает. Ну а если прижмет — старшие товарищи выдадут совхозу кредит. Все равно весь рот в царь-долге, а Ткачев хотя бы точно отдаст.
Грунтовка под колесами приоделась в средней убитости асфальтовое полотно, мы миновали поля с сидящими под телегами и натянутым брезентом людьми — а вдруг дождь кончится? Битва за урожай сама себя не выиграет! — и покатили вдоль деревянных, но опрятных и ухоженных, домиков. Впереди, на пологих склонах окружающих холмов, еще куча домов в окружении леса.
— Я думал «опытное хозяйство» — это когда два десятка домиков и секретный бункер, — признался я Виталине.
— Две с половиной тысячи человек, — окинула она рукой окружающее пространство и похвасталась. — Я успела немножко поспрашивать.
— Твою квартиру «слушают»? — спросил я.
— Мне сказали, что нет, — пожала она плечами. — Но я не проверяла.
— Проверять нельзя, — согласно покивал я. — Пофигу, я для себя решил, что слушают и наблюдают везде и всегда — по-умолчанию, так сказать. Мне же все равно скрывать нечего.
— Это правильно, Сережа, — одобрила она. — Вокруг тебя — товарищи, и ты можешь им доверять.
— А тебе? — тихо спросил я.
— В сумке, — окаменев лицом, столь же тихо ответила она, указав назад. — Книжка с зеленой обложкой.
— Секретов Родины умыкнула чтоли? — сглотнув ком в горле, неуклюже шутканул я и полез в сумочку, достав оттуда брошюрку страниц на тридцать.
Процитировал обложку:
— ««Мечта пионера». Методическое пособие для оперативных работников НКВД. Только для служебного пользования», — вздохнул. — Так и называется, да?
— Да, — шмыгнула носом начинающая плакать Виталина.
— Оскорбительно тонкая! — заметил я, взяв брошюрку двумя пальцами и брезгливо покачав перед собой. — Прямо хватило? — с неподдельным интересом спросил проигравшего-таки мукам совести оперативного работника.
— Еще пробовала другую, «непонятый талант» называется, но не работало, — отводя глаза, призналась она.
— Это вполне компенсирует нанесенный совершенно невыносимо тоненькой методичкой про пионера урон, — хохотнул я и убрал грустную брошюрку на место. — Ну и что? — пожал плечами. — Всегда есть методичка — на то оно и спецслужба. Не комплексуй, товарищ лейтенант — ничего не изменилось.
— Прости меня, Сережа, — продолжая ронять слезы, жалобно попросила она.
— Да за что?