– Ты напрасно всё это затеяла, – негромко сказали вдруг из темноты.
Колдунья подскочила на месте, едва не выронив корягу. Она же была так осторожна, костёр окружен не одним, не двумя, даже не тремя зачарованными кругами – семью! Архан с Дивом, мелкая лесная Нечисть, сторожат на тропинках, которыми могли бы двинуться через болото убийцы-инквизиторы, сумей они засечь творимые ведьмой заклинания.
– Ты напрасно всё это затеяла, – повторил голос.
Горящий уголь давал мало света, но ведьма в нём и не нуждалась. Во мраке ночи она видела едва ли не лучше, чем днём, – одна из маленьких привилегий Тёмного Пути, но сейчас, несмотря на все усилия, разглядеть незваного гостя она так и не смогла.
– Я сейчас покажусь, – с лёгкой усмешкой сказал голос.
Воздух в нескольких шагах от костра задрожал, словно в знойный день над раскалённой железной кровлей, и спустя мгновение ведьма увидела человека в длинном тёмном плаще, поношенном и вымазанном грязью; левая пола оттопыривалась – человек носил на поясе меч. Опирался незнакомец на длинный посох чёрного дерева с янтарно-жёлтым каменным шаром вместо обычно принятого резного навершия.
Ведьму внезапно затрясло. Приступ панического страха накатил, заставив сердце бешено колотиться, да так, что кровь, казалось, вот-вот хлынет из носа и ушей. Ведьма испугалась не посоха – она считала, что не сплоховала бы в поединке с любым из воспитанников хвалёной Академии Высокого Волшебства; но явившийся к её костру гость, казалось, был не просто чародеем, пусть даже и имеющим право на ношение посоха.
Ведьма уже имела дело с магами Академии. На её счастье, это были лишь ученики, правда, готовившиеся вот-вот пройти испытания и получить звание полноправного чародея. Их ей тогда удалось обмануть… а не то гореть бы ей, прикованной к столбу, как десяткам её менее удачливых товарок и сотням других несчастных, самых что ни на есть простых женщин, схваченных по чьему-то злому доносу.
Она знала силу магов. Но тот, что стоял сейчас перед ней, был совсем, совсем иным. Он казался частью того мрака, из которого вышел, играючи преодолев все семь магических кругов защиты, возведённых ведьмой. Тёмный плащ за его плечами уходил в бесконечность, сливаясь с вековечной тьмой, что полноправно властвовала сейчас на землях Эгеста. И посох в руке чародея был чёрным – ни один из магов Ордоса не носил этих цветов. Это ведьма знала точно.
Тем временем котёл продолжал кипеть. Вложенная в него сила смешивалась с затаённой мощью магических ингредиентов, заклятье зрело, волшебство властно требовало ведьмы, взывало к ней, и пытка бездействием становилась поистине невыносимой.
Волшебник тем временем продолжал что-то говорить, что именно – ведьма не слушала. Она внезапно осознала, что именно собирается сделать этот так некстати явившийся к её костру чародей. И стоило ей понять это, как страх, только что готовый задушить её, разорвать сердце железными незримыми когтями, внезапно стал отступать, таять без следа, а по жилам заструился знакомый огонь; рот внезапно пересох, она невольно скрючила пальцы – и не особенно удивилась, ощутив вытягивающиеся из их кончиков длинные кривые когти из чистейшей гномьей стали.
Ведьма начала преображаться, сама того не заметив. Заклятье ожило и заработало само, словно пытаясь защититься от неизбежного – помимо воли самой волшебницы.
Тёмный чародей осёкся на полуслове. Ведьма знала – он видит сейчас перед собой сжавшуюся, готовую к прыжку громадную чёрную пантеру с неправдоподобно длинными когтями и острыми белыми иглами зубов, точно у заправского вампира.
Человеческое сознание ведьмы гасло – она ещё не достигла таких высот в искусстве преображения, чтобы сохранять людской разум даже в зверином обличье. Потом, когда заклятье прекратит действовать, ведьма сама вновь обернётся женщиной.
– Боишься? – с неожиданной усмешкой в голосе спросил волшебник. – И правильно делаешь. Потому что незачем было браться за такие вещи, в которых ровным счётом ничего не смыслишь. – Голос его посерьёзнел. – А потому, сестра, отошла бы ты сейчас в сторону… отошла подобру-поздорову, думаю, я знаю, как управиться с той дрянью, которую ты сварила.
Молодой волшебник говорил неторопливо, умиротворяюще, совершенно обычным голосом, словно успокаивая маленького ребёнка. Он не делал резких движений, ведьма-пантера не чувствовала никакой творимой волшбы – и всё же никак не могла унять колотившую её дрожь, даже забыв о самом страхе. Видно, было нечто превыше даже защитных сил звериного рассудка; умом ведьма понимала, что, наверное, самое лучшее сейчас – сделать всё так, как велит странный пришелец, но…
Ведьма слишком долго готовила это чародейство. Не только собирала редкие травы, коренья, иные, сугубо колдовские ингредиенты, не только отдавала последние гроши за особо чистый и тонкий уголь алхимического качества, которого требовалось чуть ли не полтелеги, а уж чем и как зарабатывались эти гроши, сейчас лучше и не вспоминать; нет, это варево, прежде чем попасть в котёл, слишком долго кипело в ведьминой душе, проникая в самые дальние её уголки, отравляя всё и вся; и мука разрыва с этим призрачным двойником задуманного ею чародейства оказалась поистине невыносимой.
Волшебник внезапно осёкся, он явно растерялся, даже отступил на шаг, как-то неуверенно выставив перед собой посох, словно для защиты.
Пантера ощущала его страх, он манил и притягивал, пьянил, лишая ведьму-оборотня последних, даже звериных инстинктов самосохранения и осторожности.
Чёрное тело взвилось в воздух, распарывая его сверкающе-шипастыми когтями. Алая пасть раскрылась, лапы вытянулись, готовые опрокинуть и подмять слабую, но такую сочную и лакомую человеческую плоть.
Маг не стал уклоняться. Просто взмахнул посохом – с такой быстротой, что раздался свист, – и прямо перед пантерой вверх взметнулись фонтаны земли.
Условия творимого заклятья требовали, чтобы ведьма развела свой костёр не где-нибудь, а на давно забытом и заброшенном кладбище, здесь, возле покинутой людьми и поглощённой Нарном деревни. Под землёй всё ещё оставались мёртвые – старый лес оставил в покое их кости. Враждебный людям, Нарн имел свои понятия о воинской чести и не тревожил покой ушедших.
Метнувшийся с быстротой, недоступной обычным пантерам, оборотень со всего размаха налетел на внезапно возникшую у него на пути преграду. Пантера взвыла от боли и ярости, кубарем покатившись по земле, беспорядочно суча лапами, – летевшая вверх земля, такая рыхлая на первый взгляд, оказалась крепче камня.
Однако и чародею пришлось отступить. По его лицу разливалась бледность, на удивление хорошо заметная даже сейчас, в ночном мраке. Можно сказать, его лоб и щёки светились – но, подобно луне, светились неживым, мертвенным светом, заставляющим вспомнить второе название ночного светила – «солнце мёртвых».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});