«Мы все — герои. Мы убили своих драконов. И ты не сможешь доказать обратное! Тебе не удастся запачкать белые одежды Братства. Если ты сейчас скажешь правду, это будет только твой позор, только твое унижение. Но если ты промолчишь, ты станешь героем — одним из нас. И у тебя останется шанс победить дракона, потому что, провожая следующего рыцаря на бой, ты сможешь подсказать ему, как надо действовать».
«В следующий раз на бой с драконом пойду я сам!»
«Можно и так, — кивнул друг. — Ты убьешь дракона и остановишь зло. И совесть твоя успокоится. Но для этого тебе нужно оставаться в Братстве. А стало быть, молчи».
Ричард опустил голову.
— Так ты убил дракона, Ричард? — спросил Гарольд.
— Да! Убил!
Ровно через пять лет Ричард стоял в церемониальном зале и смотрел на голову убитого им дракона. За прошедшее время он и сам успел поверить в свой подвиг. А как тут не поверить, когда о тебе слагают легенды, прекрасные девушки грезят о тебе по ночам, а восторженные юноши мечтают стать хоть капельку похожими на тебя!
Ричард стоял и думал о том, что пятилетний срок подходит к концу, что со дня на день должна прибыть депеша с просьбой о помощи: очередному городу понадобится герой. Тогда, пять лет назад, стоя во дворе у статуи, Ричард решил, что вновь выйдет на бой с драконом. Да, тогда он так решил. Тогда…
А теперь…
Ричард покачал головой. Нет. Это дело молодых, а он уже однажды убил своего дракона.
— Пойдем к кастеляну, Генрих, — позвал Ричард молодого рыцаря. — По традиции мы выходим на бой в белых одеждах.
Генрих кивнул и шумно сглотнул слюну, по-птичьи дернув кадыком. Он очень волновался перед боем.
— Да ты не трусь, — ободрил его Ричард. — Там дел-то — на пару взмахов меча.
«Стального меча по черной собаке». Он усмехнулся.
— Пару взмахов, — вздохнул Генрих и посмотрел жалобно: — Может, посоветуешь что-нибудь, а?
— Да что тут советовать, — отвел глаза в сторону Ричард. — Дракон, он и есть дракон.
Генрих ушел, а Ричард смотрел ему вслед и думал:
«Я не могу подсказывать тебе, парень, потому что тогда ты на самом деле убьешь дракона. И ты — единственный из нас — станешь героем. И все бы ничего, да только этот поганец перед смертью наверняка расскажет тебе всю правду, и тогда ты вернешься — полный собственного величия и праведного гнева к лжецам. Ты станешь великим героем. А кем окажемся мы? Нет, парень. Увы. Мы все повязаны ложью и кровью, и, как ни крути, для тебя тоже иного пути нет. Уже завтра ты станешь одним из нас — героем легенд и девичьих грез. Бесстрашным героем великого Белого Братства! А дракон — что ж… Он ведь… э-э-э… нечасто… и… э-э-э… немного — подумаешь, один город в пять лет. В войнах и то ежегодно гибнет гораздо больше народу!
Да… Что ж тут поделаешь — дракон, он и есть дракон.
А мы — герои».
Сергей Федин
ВОСХОДИТ МУТНОЕ СОЛНЦЕ
Всю ночь под жуткое уханье филина Яга ворочалась на своей остывшей печке. А утром, едва засветилось пыльное оконце, засиженное ядовитыми мухами, свесила босые ноги вниз и, кряхтя, потащилась к двери.
Тяжко было у старой на сердце, муторно. Почти уж сто лет не слезала она с печи, все хворала. А как чуток полегчало, решила проведать глушь свою дремучую.
Заскрипела, поднатужилась дверь трухлявая, выпустила-таки старуху на свет. Крякнула изба, зашаталась, но выстояла, только ногой трехпалой дернула.
Оглянулась старуха окрест — не узнать Леса.
Все вокруг в рост человеческий заросло белесой дурман-травой. Неподвижно и угрюмо расстилалась она во все стороны. Только желтый туман колыхался поверху. А деревья, могучие, мрачные, по самые вершины заросли густой паутиной.
И ни звука кругом, ни шороха. Удивилась Яга, видно, неладно что-то в ее Лесу. Надо, думает, слетать, все закоулки проведать, разузнать, в чем дело, да наказать кого следует.
А ну-ка, где там ее волшебная ступа? Полезла под избу, нащупала скрюченными пальцами свою заветную, вытащила на свет.
Смотрит — в труху рассыпалась старая ступа, ни на что не годится.
Осерчала Яга, да делать нечего — пришлось идти пешком. Вышла на заколдованную тропинку, кликнула лешего. Но никто не вышел из чащи. Бывало, раньше леший тут же бежал на зов, кланялся да дорогу показывал, а сейчас как сквозь землю провалился — не отзывается.
Пуще прежнего осерчала старая, ударила злобно клюкой в землю, Змея Горыныча вызывать стала.
И опять никто не явился.
Совсем расстроилась Яга, ничего понять не может.
Приковыляла к заколдованному болоту, еле отдышалась. Свистнула по-особому, да никто не отзывается. Ни кикимор, ни водяного не видать. Как вымерло все. Только гадюка под колодою зашипела и тут же смолкла.
Что за напасть такая?
С трудом вспомнила Яга старое заклятье, ворона, хранителя Леса, призывающее. Уж ему-то никак нельзя пропасть. Покуда Лес стоит, ворону суждено при нем быть.
И точно, зашумели крылья, явился черный ворон, сел Яге на плечо. Смотрит старуха — и ворон сдал. Облезлый какой-то, поник весь, и глаза с трудом открываются.
Будто хворый.
— Ну-ка, — спрашивает сурово Яга, — признавайся, что с Лесом случилось да куда вся его живность подевалась?
Нахохлился ворон, заплакал черными слезами.
— Почитай, никого не осталось, матушка Яга. Все сгинули кто куда, а Лес уж давно болеет. Будто заворожили его или порчу какую наслали.
— Да где ж народец-то наш лесной да волшебный? Где русалки, водяной, леший? А Соловей-разбойник?
— Поразъехались в разные стороны, — вздохнул ворон, — все больше за лучшей долей в чужие края. Русалки, к примеру, в чужедальнем озере, за тридевять земель, тамошнего водяного Дракона обхаживают да срамные пляски на воде для гостей его устраивают. А водяной при них же стражником устроился.
Ну а леший с Соловьем-разбойником, они и здесь-то на руку были нечисты, а как надзору поубавилось, так сразу за горы — шасть. Туда, где, сказывают, позолоченный лес стоит, а в нем райские птицы разгуливают, как у нас воробьи. Связались они там с упырями да оборотнями и теперь разбоем промышляют.
— А Змей-то Горыныч, защитник наш испокон века, неужто тоже сгинул?
— Сгинул, матушка, — проскрипел ворон. — Он теперь в Тридесятом царстве за ихнего короля воюет. Большую ему плату за это положили. Как его не понять, вон у него два змееныша растут, их кормить надо. А все ж обидно.
— Ну а с Кощеюшкой-то что? — дрогнул голос у Бабы-яги. — Он-то где схоронился?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});