Из рапорта детектива — сержанта: По прибытии мы обнаружили в собственном доме труп Майкла Доббинса, со следами пыток на теле. Доббинс работал в порту ночным сторожем. Согласно свидетельствам соседей он был человеком нелюдимым и скрытным. Судя по характеру пыток, Доббинса пытали хладнокровно и жестоко. Выколот глаз. Ожоги лица и груди. Сломаны пальцы на обеих руках. Умер от четырех ножевых ранений, нанесенных в грудь и живот. При обыске дома и двора, в сарае был найден пустой тайник. Определить, что там хранилось, на данный момент не предоставляется возможным. Могу сделать предположение, что хозяин был как-то связан с какой-то шайкой. Хранил и сбывал награбленное. Его жестокое убийство могло быть следствием разногласий между членами шайки. Во дворе был обнаружен неподвижно стоящим хозяйский работник Джон, с тяжело раненной дочкой хозяина Луизой Доббинс, на руках. Своим поведением он походил на помешенного, так как стоял неподвижно и глядя в пространство невидящим взглядом. У самого Джона была сзади разбита голова. По определению судебного медика травма была нанесена тяжелым и тупым предметом. Кастет или дубинка. Травма лица Луизы Доббинс могла быть получена, по определению врача, вследствие удара шипованным кастетом. Девочка была доставлена в больницу в тяжелом состоянии. Работник Джон, по показаниям соседей, появился у них около шести месяцев назад. По словам Майкла Доббинса его дочь Луиза нашла Джона на Роут-стрит, в сточной канаве с проломленной головой, она же придумала ему это имя. После месяца проведенного Джоном в больнице, Доббинсы забрали его к себе. Девочка ухаживала за ним, как за ребенком. Джон, по свидетельствам соседей, являлся тихим сумасшедшим. Может часами стоять неподвижно. Врач, который осматривал его, сказал, что на его теле следы огнестрельных и ножевых ран. Могу предположить, что он мог получить травму головы во время выяснения отношений между бандами. Кто он и откуда выясняется. Сейчас он находиться в камере следственной тюрьмы, хотя судебный медик настаивал на содержании и обследовании его в психиатрической клинике профессора Джозефа Мортимера.
ГЛАВА 1
Он стоит на коленях, перед этим дьяволом, который разрушил все, что он сумел создать. Все рухнуло в мгновение ока. Его власть… Он больше не будет испытывать наслаждение, издеваясь над человеческим дерьмом, которое целых два месяца было в его власти. Он был почти богом в этой камере…. Как это могло случиться?! 'Вист' пытался понять, как такое могло случиться: их было четверо против него одного. Он убил их всех. Теперь его очередь. Случись подобное на свободе, он бы попытался бежать или вымолить себе жизнь. Но не здесь, не в тюрьме. Он знал, что не проживет и часа, даже если этот дьявол оставит ему жизнь. Заключенные не простят ему тех унижений и издевательств, которым он их подвергал. А ведь еще час назад…! Только по одному его слову…! Все это жгло и рвало мозг на части, затмевая боль. Злоба, ненависть, недоумение, взвихрившись в голове бандита черным облаком, затянуло пеленой мозг и глаза. Исчез человек, остался зверь, загнанный в угол. Словно отпущенная пружина, он рванулся на ненавистного врага. Добраться до горла. Рвать…
— А-а-а-а!!
* * *
Камера напоминала преддверие ада, где томят несчастные души, перед тем как определить им наказание. Вонючие испарения поднимались вверх, конденсировались на потолке, каплями срывались вниз и ручейками стекались по стенам. Стены, покрытые серой от влажности штукатуркой, были изрезаны похабными надписями. Три окна под потолком, сделанные наподобие бойниц, были забраны толстыми металлическими прутьями. Половину камеры занимали топчаны, в три яруса. Воздух был душным и влажным, пропитанный вонью немытых тел, дерьма и карболки.
За спиной новичка хлопнула, обитая железом, обшарпанная дверь с кривой цифрой 27, грубо намалеванная серой краской. Противно лязгнул засов. Тот сделал несколько шагов по инерции, после тычка надзирателя в спину, после чего замер. Сэм Морган, вор, в числе остальных сорока обитателей камеры, с интересом наблюдал за новичком. Тот стоял уже десять минут неподвижно, бессмысленно смотря в одну точку, когда один из шакалов 'Виста', некоронованного короля камеры, подошел к нему. Сначала он обошел его вокруг, потом стал напротив и спросил: — Ты кто?
Слишком мало развлечений, томившихся в неволе людям, предоставляла тюремная жизнь. Дни и ночи здесь тянулись медленно и уныло, поэтому появление каждого нового заключенного превращался в маленький праздник, отвлекая хоть на какое-то время от монотонной серости тюремной жизни. Не получив ответа, шакал помахал рукой перед его глазами, но новичок никак не от?реагировав, продолжая пялиться в пространство. До этого момента подручный вел себя осторожно, держась настороже, то, теперь видя, что перед ним стоит обычный человек, очевидно, попавший в тюрьму впервые, к тому же ненормальный из разряда 'тихих', осмелел до такой степени, что, презрев общепринятые правила, толкнул того в грудь. Правда, несильно, при этом воскликнул, как бы в свое оправдание: — Эй, парень, ты чего с обществом не здороваешься!
Увидев, что тот никак не отреагировал ни на его слова, ни на толчок, он уже безбоязненно повернулся к новичку спиной и крикнул: — Люди, нам сунули самого настоящего психа!
Толпа откликнулась смехом и грубыми шутками. Подручный 'Виста' почувствовав себя в центре внимания, разошелся уже во всю, начав кривляться и делать неприличные жесты в отношении вновь прибывшего. Он просто млел от мысли, что может безбоязненно помыкать им, издеваться и выставлять того на посмешище. Снова повернувшись к новичку, громко сказал: — Теперь псих, мы будем называть тебя… Психом!
Заключенные грохнули смехом. Посыпались грубые шутки, одна из них, брошенная кем-то из заключенных, вызвала новый взрыв смеха: — Постучи ему по его голове! А мы послушаем, есть в ней что-нибудь или нет! Только стучи громче!
— Точно! Стучи! Послушаем! — обрадовано подхватили остальные заключенные.
Шакал, видя полную беззащитность тихого сумасшедшего, размахнувшись, с силой опустил кулак на голову новичка. Удар был такой силы, что у того подогнулись ноги, и он зашатался. Сэм, вор — карманник, наделенный цепким и внимательным взглядом, способным замечать мельчайшие детали, ускользавшие от взгляда других, неожиданно заметил, что в лице новичка что-то изменилось. Секундой позже он понял: выражение глаз, а шакал, которому нравилось играть главную роль в этом незатейливом и грубом представлении, а главное находиться в центре внимания всей камеры, уже потерял всякую осторожность. Он снова повернулся лицом к толпе, по-шутовски раскланялся, после чего сказал: — Объявляю всему народу, что голова у Психа совершенно пустая!