- Может, заглянешь под кровать? - шаловливо предложила Линдзи.
Рэндл опустился на колени и приподнял покрывало. Сердце у него колотилось, точно он и в самом деле ожидал увидеть в темноте скорчившуюся фигуру Эммы. Он увидел три пары туфель и чемодан.
Едва он начал подниматься, как что-то ударило его в плечо. Он вскрикнул, поскользнулся на каблуке и, не удержавшись, упал на спину. В следующее мгновение Линдзи лежала у него на груди.
- Это же только я! - воскликнула она.
- Как сказал айсберг "Титанику". - Тяжело дыша, он сцепил руки у нее за спиной.
- Да ты, кажется, правда испугался? Я думала, ты шутишь. Тебе, наверно, примерещилось, что это Эмма подкралась к тебе с каким-то тупым орудием?
- Да, я боюсь. И не только Эммы. - Он провел руками от ее покатых плеч вниз, по спине. Локти ее упирались в пол по обе стороны его шеи, лицо нависло над ним так близко, что он видел только туманное смеющееся сияние. Чувствуя, как ее платье ласково скользит по шелку белья, он наконец коснулся рукой теплого тела над чулком и тихо застонал. Ноги их под кроватью перепутались с туфлями Эммы.
- Не бойся, - шепнула она. Потом, перестав опираться на локти, тяжело навалилась на него, а руки ее запорхали над головой. Что-то мягкое и прохладное посыпалось сверху, заслонило свет - она распустила волосы.
Рэндл задохнулся под внезапной тяжестью, под этим мягким каскадом. Линдзи снова приподнялась на локте и потрясла головой, так что волосы, скрыв ее лицо, упали ему на глаза. Их было очень много. Он неловко потянулся и, отведя волосы в сторону, увидел ее задорную улыбку. Минуту он смотрел на нее, напрягая шею, потом быстрым движением сбросил ее на пол. Оба сели, глубоко дыша и оглядывая друг друга, как кошки.
- Ну, давай закончим обыск, - сказал Рэндл отрывисто. Он встал и обдернул покрывало на кровати Эммы.
Линдзи, уже не держа его за руку, вошла с ним в последнюю комнату свою спальню. Эта комната была поменьше и выходила в вечнозеленый садик. Здесь был узкий диван у окна, стол светлого дуба и длинная полка с книгами в бумажных обложках. Немногочисленные безделушки он подарил ей сам. Он узнал их - пресс-папье в виде руки, серебряное зеркальце, итальянская шкатулка, расчерченная ромбами, фарфоровая собачка. Словно она не умела сама для себя что-нибудь выбрать. Типичная комната прислуги - бедная, невзрачная и трогательная.
Рэндл внимательно ее оглядел, потом перевел взгляд на Линдзи. Ее золотые волосы в беспорядке свисали на грудь. Вся она казалась моложе, меньше, проще. Рэндл не спеша обеими руками убрал волосы с ее груди и сгреб в толстый жгут на затылке. Потом одной рукой оттянул ее голову назад, другую приложил ладонью к ее щеке. Он с радостью заметил, что в глазах ее мелькнул испуг, и сказал:
- Могу я заключить из этих банальных приемов обольщения, что ты перестроила программу, которую на днях мне излагала?
Подбородок Линдзи торчал к потолку, губы приоткрылись. Но руки болтались безвольно, как у повешенной. Она спросила:
- А если я скажу, что программа не меняется, что ты сделаешь?
- Скорее всего, изобью тебя и наверняка изнасилую, - ответил Рэндл и понемногу отпустил ее волосы.
Она снова надвинула их на лоб, растирая пальцами голову. Потом спросила тонким голоском:
- Значит, придется мне изменить программу?
- О господи! - сказал Рэндл. - Пойдем в гостиную, я хочу выпить.
В гостиной Линдзи достала графин с виски, два стакана и кувшин с водой, очевидно приготовленные заранее. Рэндл выпил виски, не разбавляя. Потом уставился на Линдзи. Она запрятала волосы сзади под платье и была похожа на скромного мальчика. Никогда он ее не поймет.
- Ну, - сказала Линдзи, - убедился ты, что ее здесь нет?
Рэндлу все еще казалось невероятным, что Эммы нет в квартире. Она почти не выходила, и он видел ее вне дома только раз, на похоронах матери. Он ответил:
- Да, пожалуй, убедился, что _сейчас_ ее здесь нет.
- Ты хочешь сказать, что она могла подстроить нам ловушку?
- Да, - сказал Рэндл, а сам подумал: или это вы вдвоем могли подстроить ловушку мне. В конце концов, почему Линдзи так упорно отказывалась приехать к нему в Челси? Теперь, когда он, как ему казалось, переходил из фантазии в реальность, реальный мир представлялся еще более фантастичным, чем тот сказочный дворец, в котором он обитал до сих пор. Он чувствовал себя любимым рабом, которого укладывали на подушки и поили шербетом, а потом подвели к воротам и сказали, что он свободен. Такие истории кончаются ударом ятагана.
Линдзи стояла очень тихо, держа руки за спиной, слегка наклонив вперед голову. На ней было простое коричневое полотняное платье без пояса, напоминавшее какую-то нарядную форму, волосы, выбиваясь из выреза платья, уже повисли тяжелыми фестонами по обе стороны лица. Словно юный генерал какой-то экзотической страны обдумывал план сражения. Она сказала:
- Ну, а если мы позвоним в Грэйхеллок по телефону, тогда ты успокоишься?
О господи! Рэндл зашагал по комнате. Мысль, что Эмма в Грэйхеллоке, было трудно перенести. Его очень удивило и ее желание туда поехать, и легкость, с какой она уговорила его отца свезти ее. Разумеется, исходя из собственных интересов, он был отнюдь не против возобновления дружбы между отцом и Эммой, хотя подсознательно это его тревожило. Обидно было только, что первым обрядом, которым ознаменовалась эта новая дружба, оказалось посещение его дома. Он не мог понять, что это значит. Он был уверен, что Эмма что-то замышляет, и его - это было уже совсем неразумно - оскорбляло общение между отцом и Эммой, к которому он не был причастен. Он чувствовал, что у него отобрали роль покровителя; и он чуть ли не ревновал, хотя кого и к кому именно, было неясно. Проще и непосредственнее был страх и отвращение при мысли, что Эмма находится в Грэйхеллоке без него, что она вообще там находится; при этой мысли ему хотелось крикнуть: "Это же моя семья!"
Важно было, чтобы не осталось сомнений, что Эмма далеко. Не менее важно - чтобы она не знала, что он сюда приходил. Тут уж ему пришлось положиться на Линдзи. Когда выяснилось, что Эмма уезжает на целый день, и притом без Линдзи, Рэндл не замедлил сделать из этого единственно возможный вывод, но тут же опять растерялся. А как же "программа" Линдзи? Он был далеко не уверен, что этот шантаж устоит перед лучезарной перспективой провести день вдвоем, в свое удовольствие. Он знал, твердо и радостно, как сильно в ней желание. Но была и другая трудность. Не мог он овладеть Линдзи с разрешения Эммы. Овладеть ею _без_ разрешения Эммы, было, конечно, очень рискованно, от одной этой мысли у него виновато екало сердце. Но иметь на это разрешение было бы уж вовсе отвратительно, и теперь его мучил страх, нараставший по мере того, как он недоумевал, почему Линдзи отказалась от своей "программы", - страх, что они сообща решили его спровоцировать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});