Несколько месяцев после разрыва их отношений Уильям мечтал о таких моментах: теплое тело Маркейл в его объятиях, ее голова у него на плече, ее обольстительный аромат окутывает их. Куда бы он ни шел, ему все напоминало о ней — то, как женщина наклоняет голову, или случайная театральная афиша, гонимая по улице игривым ветерком. Казалось, вся Вселенная тайно сговорилась против его твердого решения забыть Маркейл.
Он оказался томящимся от любви дураком, самым глупым, тоскующим об утраченных иллюзиях.
И было трудно поверить, что эти иллюзии вернулись, стали прекрасной реальностью, и он может жить и наслаждаться. Но внезапно заявивший о себе голос рассудка напомнил: не обольщайся, это только эпизод, внезапно вспыхнувшая игра страстей. А по большому счету ничего не изменилось.
Разумный человек принял бы этот внезапный взрыв чувств как подарок такой, какой он есть — мгновенное взаимное влечение их друг к другу. Но с Маркейл он никогда не был разумным, она очаровывала его, лишая возможности трезво поразмыслить.
…Зашевелившись, Маркейл подняла голову и, слегка порозовев, встретила его взгляд со смущенной улыбкой на нежных, припухших губах.
— Это было… удивительно.
— Да. Но у нас так было всегда. Одна искра — и мгновенно пламя.
Маркейл поморщилась, как будто эта мысль «приземляла» ее чувства, и Уильям, тонко уловив перемену ее настроения, помрачнел.
— Маркейл, с тобой все в порядке? Ты чем-то недовольна?
— Все прекрасно. — Она покраснела. — Я не ожидала… — Она покраснела еще сильнее, словно застеснялась собственных слов, и неуверенно усмехнулась. — Прости, я просто потрясена. Это было чудесно. — Маркейл взглянула на Уильяма, и в ее фиалковых глазах он увидел искренность. — Это было совершенно восхитительно.
Застенчиво улыбнувшись, она отвернулась и отрывистыми, неуверенными движениями принялась собирать свою одежду.
Теперь, когда к Уильяму частично вернулась способность соображать, он вспомнил, как Маркейл прошептала, что мужчина не касался ее «так давно». А как же ее отношения с Колчестером? За всем этим скрывалась какая-то загадка.
И ее поведение в постели трудно было назвать реакцией удовлетворенной партнерши по сексу. Это было естественное поведение женщины, давно не знавшей мужчины.
Маркейл скрыла от него очень многое из своей личной жизни. Могли характер ее отношений с Колчестером быть одним из ее секретов?
Уильям поймал ее за запястье, когда Маркейл брала с противоположного сиденья свое платье.
— Да?
Она удивленно встретилась с ним взглядом.
В этом одном коротком слове Уильям почувствовал надежду и множество неразрешенных вопросов.
— Маркейл…
Мог последовать целый поток всяческих размышлений вслух. Не будь такой скрытной. Не представляй вещи такими, какими они не являются. Не прячься от меня. Уильям не знал, с чего начать.
— Ты хотел что-то сказать?
Не получив немедленного ответа, она приняла непроницаемый вид и, высвободив руку, продолжила собирать свои вещи.
Уильям понял, что упустил момент.
— Я понимаю, о чем ты подумал. Не считай то, что произошло, чем-то большим, чем внезапная прихоть.
— Не буду, обещаю тебе.
— Нет, это вовсе не то. Зачем оправдываться?
Маркейл попыталась отодвинуться от него, но Уильям удержал ее.
— Подожди. Нам нужно многое обсудить. На протяжении всех этих лет между нами оставалось много недомолвок, и это не принесло пользы ни одному из нас.
Она открыла рот, собираясь возразить, но, увидев выражение его лица, только вздохнула.
— Извини, но я замерзла. Мне нужно, по крайней мере, одеться.
Уильям позволил ей отодвинуться, подавив настойчивое желание снова усадить ее к себе на колени.
Отложив в сторону одежду, Маркейл нашла свой ридикюль и, достав носовой платок, пронзила Уильяма холодным взглядом.
— Пожалуйста, отвернись на минутку.
Проклятие, он не хотел отворачиваться. Что еще за церемонии? Но, черт побери, чего же он все-таки хотел? Нахмурившись, Уильям выполнил ее просьбу и, перед тем как надеть бриджи и рубашку, вытер себя лишним шейным платком. Надевая жилет и куртку, он слышал, как Маркейл, шурша юбками, приводит себя в порядок.
Тишина казалась тяжелой и неловкой и только усиливала его раздражение. Он за долгие годы командования кораблем не привык, чтобы люди обсуждали его приказы или просили у него объяснения. Он хотел получить то, что хотел, и так, как хотел. Что может быть проще?
И все же, хотя у него не возникало трудностей в управлении командой, в присутствии Маркейл он чувствовал неуверенность — и это чувство ему страшно не нравилось. Уильям был решительным человеком, человеком действия, а не каким-то сентиментальным болтуном, как его брат Роберт, который считал забавным притворяться влюбленным и произносить цветистые фразы, как будто обычные, простые слова ничего не значили.
С Маркейл Уильям никак не мог разобраться в том, чего же он от нее хотел и что ощущал, а это далеко не одно и то же. В данный момент его разрывали три непохожих друг на друга, отчетливых и противоречивых чувства. Первое — это удовольствие от их страстного секса. Второе — разочарование от осознания того, что это только приятный эпизод, любовное приключение, не более того. Третье — глубокое раздражение от того, что он, черт возьми, понятия не имеет, чего на самом деле хочет и от Маркейл, и от себя.
Что ж, одно свое желание он прекрасно знал — чтобы Маркейл снова оказалась у него в постели. И еще раз. И потом еще сотни раз. Судя по ее бурному отклику, она чувствовала то же самое. Ну что ж, веление плоти, это так понятно.
Но надо ли слепо ему повиноваться? И к чему это все приведет? Вопросы, вопросы…
— Я закончила. Теперь, если хочешь, можешь повернуться.
Ее глубокий голос, нарушив тишину, несколько даже шокировал его, и Уильям, набросив на шею чистый платок, повернулся лицом к Маркейл.
Всего за несколько минут ей удалось полностью привести себя в порядок. Ее черные волосы были аккуратно уложены вокруг головы, платье не производило впечатления измятого, кожа снова приобрела свой обычный цвет. Если бы кто-то открыл дверцу экипажа, то увидел бы невозмутимую, холодную и спокойную Маркейл Бичем и взъерошенного, разгоряченного и рассерженного Уильяма Херста.
— Уильям, я, наверное, должна поблагодарить тебя.
Она ловко расправила юбки, так что они мягкими складками опустились ей на ноги.
— За что?
Он нахмурился.
— А ты не догадываешься? — Она сделала рукой такой грациозный жест, что он вполне мог бы быть элементом бального танца. — Ну, подумай.