А пока Гарсия Маркес все меньше работает в газете «Универсаль» и усиленно трудится над сочинением романа «Дом». Иногда, для поддержания контакта со столичной газетой, он пишет рассказы. 23 января 1949 года газета «Эспектадор» на 11-й странице воскресного приложения напечатала рассказ «Диалог с зеркалом».
Закадычные друзья Габриель Гарсия Маркес и Рамиро де ла Эсприелья вышли из дома мадам Ареналес.
— Габо, что ты еле ноги волочишь? Только не сваливай на девицу! Еще до того как мы вошли, ты был белый, как мука. Ты что, мало ешь?
— Да так себе…
— И для газеты почти перестал писать.
— Коньо, да что там печататься! За статью платят по тридцать два сентаво!
— Карахо! Это же десять порций мороженого. Что они, сдурели? А везде говорят, что тебя любят, что ты отлично пишешь.
— Таков закон капитализма — побольше взять, поменьше дать. — Габриель остановился — казалось, у него закружилась голова.
— Пятнадцать статей в месяц — четыре восемьдесят. Три раза сходить к мадам… Как же ты протягиваешь месяц на одно песо восемьдесят?
— Плохо, но я не жалуюсь. Пошли дальше.
— И за воротник закладываешь прилично. Неделю назад мой отец видел тебя вдрызг пьяным.
Ты шел домой, держась за изгороди и стены домов. Зачем ты так много пьешь?
— От одиночества! Другой бы меня не понял, Рамиро. Но ты-то должен меня понять. Людей вокруг много, а я чувствую себя совершенно одиноким.
Рамиро остановился, сердце его сжалось. Он столько раз думал об этом! Талантливый человек всегда одинок. Возможно, потому, что, благодаря своей одаренности и знаниям, он всегда впереди своего времени.
— Только с тобой мне хорошо! — Габриель тряхнул головой и пошел дальше.
Вот что писал об этом периоде жизни Гарсия Маркеса поэт Оскар Кольясос: «Между тем молодой писатель, открывший для себя в Боготе „Превращение“ Кафки, в Картахене сдружился с кутилами и стал активно посещать притоны и злачные заведения низкого пошиба» (6, 27). Друг детства Плинио Мендоса в 1982 году свидетельствовал о том же: «У него хватало времени, чтобы писать рассказы и пить ром со своими дружками в шумных портовых тавернах до самого рассвета, пока контрабандисты вместе с проститутками не отправлялись на своих баркасах к островам Аруба и Кюрасао» (20, 44).
А вот что говорил сам писатель, уже вкусивший славы и познавший и ее радости, и ее горечь, Варгасу Льосе в сентябре 1967 года в Лиме. Они встретились в Национальном инженерном университете и долго говорили о том, что всю жизнь не давало Гарсия Маркесу покоя: «В самом деле, я не знаю никого, кто бы в той или иной степени не чувствовал себя одиноким. Одиночество интересует меня как явление. Возможно, это отдает метафизикой и звучит реакционно, и вдобавок кажется противоположным всему тому, что я собой представляю и чем хочу быть на самом деле, однако думаю, что человек обречен на одиночество».
ВАРГАС ЛЬОСА: «Ты полагаешь, что именно это и характеризует человека?»
ГАРСИЯ МАРКЕС: «Я считаю, что это основная составляющая человеческой природы» (35, 23).
— Сто лет тебя не видел, Габо, — сказал Эктор Рохас. Вместе с Густаво Ибаррой они шли по главной улице Картахены. — Все рожаешь свой роман?
— Я как золотоискатель! Чем больше обработаю породы, тем больше найду золотых крупинок, — ответил Гарсия Маркес. — Мы виделись неделю назад.
— Дорогой ты мой, для меня это словно год. — Эктор с жаром тряс руку друга. — Что-то ты бледный какой-то. Плохо себя чувствуешь?
— Эктор, я думаю, нам всем надо оставить в покое Габриеля с его «Домом». — Густаво обнял друга. — Настоящий писатель никогда ничего не пишет просто так, понапрасну…
— А Гоголь? Он же сжег свои рукописи… — Эктор не закончил мысль.
— Ну, нам всем далеко до него.
— Я тоже уверен, что ничего не делаю зря. — Габриеля мучил кашель. — Уже больше восьмисот машинописных страниц написано, они не пропадут даром. Я собираюсь из всего этого оставить двести, ну, может, чуть больше. Это и будет моим первым романом.
В конце марта 1949 года Габриель заболел, у него поднялась температура, и врачи определили воспаление легких. 30 марта отец Габриеля и верный друг Рамиро де ла Эсприелья закутали Габо в одеяла и отвезли на машине в город Сукре, где с конца прошлого года обосновались в собственном доме родители писателя. Провожали его друзья по литературной мастерской: Эктор Рохас Эрасо, Клементе Сабала, Густаво Ибарра Мерлано и Хорхе Альваро Эспиноса. Все они были старше Габриеля, все занимались писательством, и, конечно, каждый из них внес свою лепту в процесс формирования творческой личности будущего лауреата Нобелевской премии. В своих интервью Гарсия Маркес не раз утверждал, например, что «развитием моей литературной жилки я ничуть не менее обязан Клементе Сабале, чем „ученому каталонцу“ из „Ста лет…“» (имеется в виду Рамон Виньес из Барранкильи).
В редакции «Универсаль» сразу почувствовали отсутствие Гарсия Маркеса, и уже 30 марта 1949 года Эктор Рохас Эрасо, журналист, поэт, художник и будущий писатель, сообщил на страницах газеты о его отъезде. Он пожелал коллеге выздоровления и, среди прочего, писал: «Гарсия Маркеса сейчас нет с нами, и у всех в редакции такое ощущение, будто в доме недостает родного брата. Его проза, прозрачная, точная, напряженная, шла в ногу со временем. Он знал, как из множества разнородных новостей выбрать ту, которая вызовет интерес у читателей, поскольку чувствовал ее необходимость и значение благодаря природной интуиции и журналистскому чутью. Его стиль быстро обрел всеобщее признание. Он удивительно чувствовал время, как это присуще только настоящему мастеру, которым он стал, работая над рассказами и романами».
Статья заканчивалась фразой: «Сегодня Гарсия Маркес является не только прекрасным журналистом и лучшим в Колумбии автором рассказов; с упорством, достойным подражания, он сочиняет роман, наполненный волнующим дыханием жизни».
— Мои несравненные, волшебные горошинки! Я тебе говорил, они за неделю поставят тебя на ноги. Ты еще очень слаб, но уже здоров! — Габриель Элихио хлопотал около тумбочки, уставленной лекарствами.
Под ветвистыми кронами манговых деревьев во дворе дома стояло несколько кроватей. На одной из них, укрытый легким одеялом, лежал исхудавший Габриель: заросшие щетиной щеки, ввалившиеся черные глаза, высокий лоб. Яркое, почти экваториальное солнце щедро прогревало воздух, напоенный ароматами тропиков.
— Коньо, неужели это и впрямь благодаря твоим горошинкам? — тихо спросил отца Габриель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});