– Да ты соскучился, Сережа, – улыбнулась Акико.
Кондратьев стоял к ней спиной, глядя, как кит подходит все ближе, уже не ныряя глубоко, как огромное тело скользит у самой поверхности, а далеко, у горизонта, скачут над водой крошечные еще субмарины звена сопровождения.
Но он знал, что она улыбается своей особенной, для него одного, улыбкой.
– Конечно же, соскучился, – сказал Кондратьев.
Субмарины, сопровождавшие кита, расположились широкой дугой, держась в отдалении и стараясь не мешать. На их палубах то и дело вспыхивали фотоблицы. С тихим рокотом из-за горизонта вынырнул вертолет и сделал облет, поблескивая линзами объективов. С северо-востока подходило стадо, и уже видны были поднимающиеся над водой фонтаны.
Кондратьев почувствовал, как кит оживился. Он лежал совсем рядом со спаркой субмарин, огромный, почти стометровой длины, и субмарины, совсем немаленькие, казались рядом с ним игрушками. Гора китовой плоти поднималась из воды на добрый десяток метров, и огромный глаз находился как раз вровень с глазами самого Кондратьева, который сидел по-турецки на палубе.
Кит постанывал, модулируя сигнал, и Кондратьев машинально пытался переводить. Самки идут… скоро встреча… радуются… поведу на креветочные поля на юге, куда ты просил… спасибо… отец…
Акико тихо рассмеялась, продублировав вслух речь гиганта-самца.
Кондратьеву было хорошо и немного, самую малость, грустно – как бывает, когда провожаешь близкого тебе человека в дальний путь. Знаешь, что вернется, а все равно грустишь и переживаешь. Странные существа люди. Хорошо, что они такие.
Океанолог Ванин закончил цеплять к поросшей ракушками шкуре кита свою тысячу датчиков и, отфыркиваясь, поплыл к своему борту. Вскарабкался по лесенке, зашлепал короткими ластами по палубе, сорвал маску и крикнул:
– Акико-сан, напомните, пожалуйста, нашему Лёве, чтобы занырнул поглубже над желобом, как договаривались, хорошо?
– Он и так помнит, – сказал Кондратьев, почувствовав вдруг легкую обиду за своего… сына?!.. то есть питомца. – Он все помнит, не то что мы с вами, Яков Петрович.
– Конечно-конечно, – легко согласился Ванин. – Он умница, Сергей Иванович, наш Лёва, наш Левиафан. Вы постарались на славу. Но вы все равно – напомните, Акико-сан. На всякий случай, а?
– Хорошо, Яков Петрович, – рассмеялась Акико. Поднесла к губам модулятор и запела.
Усиленный аппаратом горловой звук, вибрируя, нарастая и опадая, меняя тональность, срываясь на щелчки и цоканье, разнесся над сонным морем. Кит ответил, басовито и гулко. Шевельнул хвостом, разом оказавшись в полукорпусе от субмарин, и легонько пустил фонтан, с ног до головы обдав всех их теплой соленой водой.
– Ишь, шутник, – проворчал, проморгавшись, Ванин. Саня, удивленно выглянув из башенки, помахал киту вслед.
Кондратьев поднялся на ноги. Субмарины покачивались в мощной кильватерной струе. Кит уходил навстречу своему новому стаду, готовый заботиться о нем, охранять от хищников, водить по жирным планктонным полям и возвращать к человеку, когда придет тому свой срок.
Вот и все, подумал Кондратьев. Эстафету передал. Дело сделано. Наш Лёва, Лёвушка, Левиафан – эксперимент, первенец. Но следом придут другие, ведь родовые бассейны в Малайе отнюдь не пустуют. Новые лёвушки придут, сменив нас… А что дальше?
Что дальше?
– Похоже, что славные денечки расцвета Океанской Охраны подходят к концу, – сказал Кондратьев вслух, провожая кита взглядом.
– Ну что вы, Сергей Иванович! – вскричал океанолог Ванин. – Все только начинается! Вы представляете, какой шквал информации обрушится теперь на нас? Теперь, когда даже самые глубокие впадины и желоба станут доступны, когда мы всю толщу вод, все океанское дно сможем увидеть, потрогать и изучить – пусть не своими собственными глазами и руками, а глазами и плавниками младших братьев! Обрабатывай – не хочу! И не надо ничего расшифровывать – они и сами все нам расскажут!
– Понадобится только переводчик с китового, – улыбнулся Кондратьев, глядя на Акико. Акико смотрела на него и тоже улыбалась.
– А вот простые патрульные явно окажутся совершенно не у дел, – сказал Саня Травников. Расстроенным он вовсе не выглядел.
– Не только простые патрульные, Саша, – сказал Кондратьев. – Субмаринмастеры тоже больше не особенно-то нужны.
– Что дальше, Сережа? – спросила его Акико.
Она явно помнила рассказы Кондратьева о мучительных поисках предназначения после возвращения со звезд. Акико знала, как он терзался, чувствуя себя лишним, ненужным, никчемным со своим штурманским дипломом, навеки прикованный к тверди Планеты. Терзался до тех пор, пока Горбовский со Званцевым не сосватали ему работу в Океанской Охране. И правда – что теперь?
– Переквалифицируюсь в управдомы, – пошутил Кондратьев и тут же понял, что шутка осталась понятной только ему. Планета – редкий случай! – напомнила ему о том, что он все-таки перестарок. Что ж, пусть. У стариков есть одно большое преимущество перед молодыми, сильными и дерзкими.
Опыт.
– Мне звонили из Аньюдинской школы, – сказал Кондратьев. – У них есть место. я обещал подумать.
Саня Травников уважительно присвистнул.
– Ответственность, – кивая собственным мыслям, сказал океанолог Ванин. – Очень большая ответственность. Вы справитесь, Сергей Иванович.
– Да, – сказал Кондратьев. – Придется справиться.
Акико улыбалась ему. Море лениво качало длинные тела субмарин, а вдали мчался навстречу фонтанам приближающегося стада новый китовый пастух, и Кондратьев знал, что тот поет сейчас во всю мощь огромных легких самую главную песню в своей жизни.
Как там говорила когда-то Иринка? Снова в погоню за белым китом? Все верно. В погоню, а там видно будет.
Так думал Кондратьев, глядя вслед уходящему левиафану.
И от этих мыслей ему делалось очень хорошо.
Игорь Минаков
Чертова дюжина
И тени их качались на пороге,Безмолвный разговор они вели,Красивые и мудрые, как боги,И грустные, как жители Земли.
Булат ОкуджаваНеобходимое предуведомление
Меня зовут Максим Каммерер. Мне девяносто два года.
Однажды я уже начинал мемуар подобным образом. Тогда мне и в голову не приходило, что придется снова браться за стило. Однако события лета 228 года, а главным образом – мое позорное бездействие во время оных вынуждают меня объясниться. Добрую половину данного мемуара составляют безыскусные реконструкции, сделанные мною на основе показаний очевидцев событий, которые охватили Периферию, Солнечную систему и Землю в течение всего нескольких августовских дней и которые едва не сказались на судьбе человечества самым плачевным образом. Остальное же – описание ряда событий, непосредственным участником которых стал ваш покорный слуга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});