Он одним прыжком настиг ее, схватил оба запястья одной рукой, завел ее руки за спину, выгнув при этом так сильно ее позвоночник, что она застонала от боли. Она посмотрела на него, но не смогла разглядеть его - он стоял так, что свет от ближайшего фонаря был у него за спиной, он точно знал, где ему встать.
Это был расчет, злобы не было, он сделал ее беззащитной с помощью всего лишь одного движения, а у самого оставалось свободной другая рука. Она инстинктивно хотела было ударить его ногой, метя в пах, но сдержалась; она бы потеряла равновесие и, что еще страшнее, разъярила бы его.
Ее охватил ужас, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Она не была в состоянии даже умолять его. Ей хотелось закричать: "Я старалась из всех сил, но он ел только холодную пищу, это не подходило". Это было бы напрасно.
Затем он ударил ее; удар был не короткий, не колющий, не под ложечку. Его кулак, казалось, вошел в нее глубоко, как бы пробуравливая ее, выталкивая из нее весь воздух. Она бы скорчилась, если бы он не держал ее в вытянутом состоянии. Мучительная боль в животе, кишки натянуты, ее вот-вот вырвет, голова свесилась, набок; она испугалась, что задохнется собственной рвотой. Он отбросил ее в сторону, но все еще не давал упасть. Он убрал кулак, и она почувствовала, как воздух заполнил вакуум, образовавшийся внутри нее. Он ударил ее.
Это был резкий удар вниз ладонью, он пришелся вдоль шеи. Скорее пощечина, и когда он отпустил ее, она рухнула на землю. Она подумала, что у нее сломана шея. Она извивалась, стремясь ощупать себя, свой желудок, шею, но руки ее не двигались. Она лежала там, словно брошенная мягкая игрушка, глядя вверх, видя возвышающуюся над ней фигуру; казалось, что человек этот вырос до гигантских размеров, он выглядел зловеще, потому что он не угрожал. Она дрожала, ожидая нового нападения, но его не последовало.
Он впервые заговорил, и его голос был лишен выразительности, это был хриплый шепот.
- Это было только предупреждение.
Она попыталась произнести что-то, ответить, извиниться, заверить, но не смогла. Губы ее онемели, как после укола дантиста, и она сомневалась, что они когда-либо двигались.
Так хладнокровно, никаких оскорблений, ничего личного, и это было самое ужасное. Работа, которую надо было выполнить, и он ее выполнил, выбрав время и место, прекрасно справился с заданием. Энн хотела закричать, но не решилась. Она боялась за свое тело, за повреждение внутренностей, за смещение шейных позвонков. Если ее парализует, она проведет остаток жизни в инвалидной коляске, и эти несколько секунд превратятся в ее постоянный кошмар.
Человек повернулся, остановился и посмотрел, как будто ему пришла в голову запоздалая мысль.
- В следующий раз они не узнают тебя, когда найдут, - сказал Малиман и скользнул в темноту.
Глава 15
Рут Мейс не спала всю ночь. Гвин тоже ворочался, и она изо всех сил старалась не разбудить его, когда вставала с постели и шла на кухню за аспирином. Но от таблеток было еще хуже.
Она сомневалась, говорить мужу, или нет. Он, конечно, не будет в восторге от перспективы появления еще одного ребенка, он нервничал и возмущался, когда она ждала Сару. Все это довольно скверно, да еще она вспомнила кое-что, о чем прочла в газете несколько недель назад. Нет сомнения, что это вызвало бурю протеста у женщин повсюду, хотя Рут и не могла вспомнить, к чему это привело.
Правительство было обеспокоено небывалым ростом населения; число безработных перевалило за четыре миллиона, и проблему можно было решить лишь одним путем: разрешить семье иметь только одного ребенка! Она почувствовала, как ее охватила паника, в отчаянии Рут сцепила пальцы. Тогда эта проблема ее не так тревожила, никто ведь не волнуется, если дело не касается лично тебя, не так ли? Своих проблем хватает без того, чтобы заниматься чужими. Она и Гвин не собирались больше заводить детей, так что для них это не имело значения.
В отчаянии Рут попыталась вспомнить прочитанное в газете. Подробности она не помнила, да она всю статью и не читала, только отрывки, остальное просто просмотрела. Когда же ограничение рождаемости стало законом? Конечно же этот закон уже вошел в силу, а если нет, то войдет ко времени родов. В прессе приводились сравнения с Китаем. Семье позволялось иметь лишь одного ребенка; существует бесчисленное количество методов контроля за рождаемостью, так что никаких оправданий быть не может. Наказание для родителей, преступивших закон, было суровое. О Боже, теперь она все вспомнила. Штраф 5000 фунтов и/или тюремное заключение сроком на два года для матери и отца, нарушивших закон. Рут едва удержалась, чтобы не закричать.
И это было еще не все. Она поднесла ко рту сжатые кулаки, впилась зубами в костяшки пальцев. Власти были наделены правом забирать второго ребенка! Может быть, его поместят в приют; но это же не решит проблемы страны, потому что через несколько лет появится множество незаконных подростков, которые вот-вот пополнят армию безработных. Газеты как-то уклончиво писали о том, что будет с "конфискованными" детьми. Их ведь могли усыпить как ненужную кошку или собаку! Легкая смерть!
Рут откинула простыню, свесила ноги на пол. И тотчас же подступила тошнота; никакого предупреждения, никакого выделения желчи из желудка, она едва успела добежать до ванной, ее сразу же вырвало. Она тужилась и напрягалась, чуть не потеряла сознание, стоя на коленях, опустив голову над унитазом, плача, когда ее рвало. Потом она отдыхала, держась за фарфоровый край, ожидая, когда пройдет спазм.
Когда она вернулась в спальню, бледная и дрожащая, Гвин сидел в постели. Он посмотрел на нее красными, воспаленными глазами и, казалось, не мог ничего понять. Он опять был в смятении, он не был уверен, где находится; он не помощник ей в ее затруднении.
- Тебе нездоровится? - спросил он наконец. Вопрос был лишен сочувствия, в нем, возможно, даже прозвучал оттенок раздражения, потому что его жена причиняла ему неудобство, нарушая его покой.
- Меня стошнило, - она держалась за тумбочку. - Как и каждое утро за последние две недели.
- Ты, наверное, ешь что-то такое или пьешь, от чего тебе нехорошо, - он смотрел на нее, скосив глаза, как будто не мог как следует сфокусировать зрение. - Думаю, это все от того, что ты кофе пьешь. Говорят, кофеин вреден, почему бы тебе не попытаться пить меньше кофе иди заменить его чем-то? Фруктовым соком или даже водой.
- Ты не понимаешь, - резко и раздраженно сказала она. Внезапно она решила, что скажет ему. Разве не говорят, что разделенная беда - это полбеды? Но, может быть, к ее мужу это не относится, его заботят лишь проблемы финансового рода. Но все равно он должен узнать, раньше или позже. Она не могла вспомнить, сказала ли она Саре. А где же, кстати, Сара? Но сейчас это не имело значения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});