Читать интересную книгу Болезнь Портного - Филип Рот

— Воды, говнюки — я сейчас ослепну! Глаз прямо горит! — кричу я, и на полной скорости перемахнув через корчащегося на полу Манделя, сую голову под кран. Над раковиной Иисус Христос продолжает возноситься на небеса в своей розовой ночнушке. Никчемный сукин сын! Я-то думал, что он учил их сопереживать чужим страданиям! Хрен вам! Если я ослепну, то это он во всем виноват. Да, в эту секунду именно он представляется мне первопричиной всех моих страданий. «Боже мой, — думаю я, плеская в лицо холодной водой, — как же я объясню свою слепоту родителям?» Полжизни моей мамы ушло на изучение консистенции моих какашек — как мне скрыть от нее свою слепоту?

— Тук-тук-тук, это я, мамочка. Эта замечательная большая собака довела меня до дому. А это — моя тросточка…

— Собака?! В моем доме?! Вышвырни этого пса вон, пока он тут все не загадил! Джек, он привел с собой собаку, а я только что вымыла в кухне пол!

— Мамочка, это не я ее привел. Это она меня привела. Ее нельзя выгонять. Это собака-поводырь. Я ослеп.

— О, Боже! Джек! — зовет мама отца, засевшего в туалете. — Джек, его привела домой собака. Алекс ослеп!

— Ослеп? Алекс? — откликается папа. — Как он мог ослепнуть, если он даже не понимает, что означает фраза «выключи свет»?

— Но как?! — причитает мама — Как?! Скажи как могло такое…

«Как?», мама? Ну как же еще? Пообщался с христианкой.

На следующий день Мандель сообщает мне о том, что не прошло и получаса после моего безумного бегства, как Бабблз уже стояла на своих поганых итальянских коленях и сосала его член.

У меня чуть крыша не поехала:

— Она сосала!

— Стояла на своих поганых коленях и сосала, — повторяет Мандель. — Ты чего сбежал-то, дурак?

— Она обозвала меня жидом! — отвечаю я, уверенный в своей правоте. — Я думал, что ослепну! Послушай, она антисемитка, Бабалу!

— А мне-то какое дело? — отвечает Мандель. Скорее всего, он просто не знает, что такое «антисемитизм». — Главно, что я ее трахнул. Дважды.

— Ты ее трахнул? С резинкой?

— Нет, безо всякой резинки!

— Но она же может забеременеть! — ужасаюсь я, словно именно мне придется нести ответственность за это.

— А мне какое дело? — отвечает Мандель. Господи, что же я тогда волнуюсь? Зачем я испытывал на прочность свои презервативы? Откуда этот смертельный страх перед сифилисом? Зачем я мчался домой с воспаленным глазом, воображая, что ослепну навек, если через полчаса Бабблз уже сосала член моего приятеля? Домой, к мамочке! К блюду с печеньем, к стакану с молоком, к удобной чистой постели! О, цивилизованность с ее печалями! Бабалу, скажи мне, скажи мне, скажи — на что это было похоже? Как она это делала? Я хочу знать все в деталях — в мельчайших подробностях! Какие у нее груди? А соски? А ляжки? Как она двигает бедрами, Бабалу? Обхватывала тебя бедрами, как в порнографических книжках? Или стискивала ими твой член — как в моих снах? Какие у нее волосы на лобке? Расскажи мне о ее лобковых волосах, Бабалу! Как они пахнут? Какая разница, что я слышал об этом раньше! Она и вправду становилась на колени? Не врешь? Становилась на свои колени! А зубами — зубами она тебя покусывала? Слушай, она сосала или дрочила? Или и то, и другое вместе? О, Господи Бабалу, ты что, кончил ей в рот?! Боже мой! А она проглотила твою сперму? Или выплюнула? Или озверела? Скажи мне! Что она сделала с твоей спермой? А ты предупреждал ее, что скоро кончишь? Или просто кончил — а там пусть себе переживает? Слушай, а она сама взяла в рот, или ты ей засунул? Или твой член сам туда влез? А где была ваша одежда? На диване? На полу? Где именно? Я хочу знать все в деталях! В деталях! В подробностях! Кто снял с нее лифчик? А трусы? Ее трусы — ты их с нее снял? Или она сама разделась? Бабалу, она была голая, когда сосала? А ты подкладывал ей подушку под задницу, как советуют в энциклопедии семейной жизни — я видел ее у моих родителей. А что произошло, когда ты кончил? Она тоже кончила? Мандель, внеси ясность, а то я совсем не в курсе — они кончают? У них что-то выделяется при этом — как у нас? Или они просто стонут? Или что? Как она кончила? На что это похоже? Я должен узнать, на что это похоже, прежде, чем сойду с ума!

НАИБОЛЕЕ РАСПРОСТРАНЕННАЯ ФОРМА ДЕГРАДАЦИИ В СЕКСУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ

Кажется, я еще не рассказывал вам о том, какой невообразимый эффект на мое психическое равновесие оказала Мартышкина манера письма. Почерк у нее был совершенно изумительный. Так пишут дети восьми лет — у меня ум за разум заходил, когда я читал Мартышкины опусы. Ни одной заглавной буквы, ни одного знака препинания — один лишь неровные крупные буквы, сползающие со строки вниз. Причем печатные буквы — вроде тех, которые можно обнаружить в тетрадке первоклассника! Про орфографию я вообще молчу. Слово «дорогая» в начале письма в исполнении Мартышки выглядит так: «дарагая». Или: «дырагая». А в самый первый раз (этот вариант мне нравится больше всего) она написала это слово через два «ы» дырыгая! В тот вечер, когда мы собирались поужинать в «Грейси Меншн» она в записке уборщице написала — ДЫРЫГАЯ! Понимаете, я спрашиваю себя — что меня может связывать с женщиной, которая в возрасте тридцати лет уверена в том, что слово «дорогая» пишется через два «ы»?

Уже прошло два месяца с момента нашей встречи на Лексингтон-авеню, а меня по-прежнему несут потоки тех же чувств: желание, с одной стороны, — исступленное желание (я никогда прежде не встречал такой распутной женщины!), — и нечто весьма похожее на высокомерное презрение — с другой. Поправка. Всего несколькими днями раньше мы ездили в Вермонт, и в те выходные мне казалось, что осторожность в отношениях с Мартышкой — и те опасения, которые были вызваны чарами мира моды, брутальным ее происхождением и сексуальным безрассудством, — мне казалось, что все мои страхи и подозрения сменились внезапно нахлынувшей волной нежности и любви.

Сейчас я нахожусь под влиянием работы, которая называется «Наиболее распространенная форма деградации в сексуальной жизни»; как вы, наверное, уже догадались, я купил себе «Собрание сочинений», и после возвращения из Европы каждую ночь засыпаю в своей одинокой постели с томиком Фрейда в руке. Иногда в руках у меня Фрейд, иногда Алекс, а порою в одной руке Фрейд, а в другой — Алекс. Да-да, я лежу в постели в расстегнутой пижаме один-одинешенек — лежу, словно маленький мальчик в забытьи, поигрываю им, дергаю его, тру, массирую — и одновременно зачарованно листаю «Очерки по теории сексуальности», выискивая предложение, фразу, слово, которое избавит меня от того, что называют фантазиями, комплексами и навязчивыми идеями.

У Фрейда я и вычитал про «потоки чувств». Для «совершенно нормальных отношений в любви» (какова семантическая точность фразы «совершенно нормальных», а? Впрочем, продолжим), для совершенно нормальных отношений в любви, говорит Фрейд, необходимо, чтобы слились воедино два потока чувств: возвышенные, нежные чувства и непосредственно чувственные ощущения. Как это ни печально, но такое происходит не всегда. В большинстве случаев «эти люди любят, не испытывая вожделения или вожделеют без любви».

Вопрос: должен ли я считать себя частью этого большинства? Или, говоря просто и напрямик: остановились ли чувственные ощущения Александра Портного в своем развитии на стадии фантазий, связанных с инцестом? Как вы полагаете, доктор? Неужели выбирая сексуальный объект, Я руководствуюсь столь ТРИВИАЛЬНОЙ ФИКСАЦИЕЙ? Неужели мои чувственные ощущения могут в полной мере проявляться лишь тогда, когда сексуальный объект унижает меня? Послушайте, не этим ли объясняется моя озабоченность шиксами?

Да, но… если это так… если это так, то как вы объясните уик-энд в Вермонте? Потому что в Вермонте барьер инцеста был полностью разрушен. Во всяком случае, мне так показалось. Дамбу инцеста прорвало, и поток чувственных ощущений смешался с кристально чистой струей подлинной нежности! Уверяю вас, слияние потоков было просто потрясающим! И не только во мне, но и в ней! Она про это сама знала!

Или вы считаете, что души нам смягчили желтеющие листья и потрескивающие в камине гостиничного ресторана дрова? Действительно ли мы испытывали нежность друг к другу, или все это — проделки осени, кружащей головы (Джон Китс) и превращающей туристическую поездку в исполненную экстаза ностальгию по хорошей и простой жизни? Кем мы были тогда — очередными лишенными корней дикарями-эротоманами, которые путешествуют в потертых джинсах по Исторической Новой Англии, предаваясь в снятой напрокат машине мечтам землевладельца, — или у нас действительно возникли совершенно нормальные отношения к любви, как мне казалось в те несколько солнечных дней, проведенных в Вермонте с Мартышкой?