А особенно меня зацепили фразы: «Мы — хозяева жизни, значит, нам все можно» и «Как можно кусать руку, которая кормит?». Вот оно, основное отличие нашего менталитета! Нас не волнует то, нарушил П. моральные ли, конституционные ли законы Франции или нет. Нас оскорбляет, что к нему — человеку, отдавшему в бюджет страны пару десятков тысяч евро, — эта страна посмела предъявить претензии. Конечно, в России такого никто не посмел бы сделать! Открывать охоту на кого-то из олигархов имеет право только президент, и уж точно не из-за каких-то там «моральных законов». В России богатым действительно все можно и все сходит с рук, потому что в нашем менталитете по-прежнему главенствует крепостническо-помещичье сознание: кто богатый, тот и сильнее, а значит, и «правее всех». Вседозволенность — его конек! Помните представление крепостного из некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» о счастье: «С французским лучшим трюфелем тарелки я лизал…» То есть пусть барин творит, что хочет, лишь бы свою тарелку… тьфу ты, то есть денежку давал!
«Где-то я это недавно уже слышала…» — поймала я себя на мысли. Ах, ну да… Разговор с Жаном. Он, конечно, хамил и пережимал, но, в сущности, говорил то, что сейчас думаю я. Ну что ж, тогда и отвечу себе теми же словами: «Спокойно, Яся, просто у нас такой исторический период. Через сто лет наше „купечество“ тоже наестся свободой и шальными деньгами, вдруг свалившимися на голову, и научится созидать, а не только разбрасывать. Вот только, как говорил Некрасов: „…Жаль только — жить в эту пору прекрасную уж не придется — ни мне, ни тебе“.
Моя новая «любовь» — слюнявый Аркаша
От грустно-экономическо-исторических размышлений меня отвлек голос хозяина виллы. Всех звали в дом слушать тенора. Он был одним из гостей и, как мне потом объяснила Анжела, достаточно крупным бизнесменом, но при этом еще «для себя» брал уроки у главного солиста Большого театра и считался в тусовке «самородком».
На первом этаже стоял модерновый рояль с прозрачной крышкой, позволяющей видеть внутреннюю работу молоточков. За него села, по всей видимости, спутница или жена тенора, и он исполнил несколько песен из репертуара Паваротти и Робертино Лоретти (слава богу, хоть здесь обошлось без Любы Успенской и «Муммий Тролля»). Потом кто-то перехватил у него эстафету, попытавшись исполнить что-то из современной зарубежной эстрады, но звучало достаточно коряво… И исполнитель плавно перешел на романс Вертинского, а потом на Окуджаву… И несмотря на то что мужик отчаянно фальшивил и не всегда попадал по клавишам, все принялись подпевать, и в конце певец даже сорвал аплодисменты и даже крики «бис!».
Наконец вернулась Анжела. А следом за ней подоспел и Костя, ведя за собой элегантно одетого, но излишне полного типа с красными, нездорово блестящими от алкоголя глазами. «А ведь какой-то несчастной девочке-охотнице достанется этот „суперприз“, — подумала я. И в ту же минуту Костя провозгласил:
— Вот, Аркадий, с кем я хотел тебя познакомить, — Яся!
— Бог мой, какая грудь! Добрый вечер, русалка, — «Суперприз» мокро ткнулся носом в кисть моей руки.
— Девочки, это мой лучший друг — Аркаша. Яся, вверяю его тебе, как самой мудрой девушке на этой вечеринке. Проследи, чтобы он поел, иначе напьется и начнет буянить до того, как мы дойдем до ночного клуба.
Я расплылась в радостной улыбке и защебетала что-то на тему паштетов, которые просто необходимо попробовать, и «как ему понравился тенор?». На все вопросы Аркаша отвечал исключительно шутками, причем плоскими, при этом сюсюкая, глядя на меня с вожделением и, видимо, в качестве комплимента, повторяя периодически: «И как же это мы раньше-то с тобой не встретились?»
— Тенор? А мне показалось, это бас. Нет? Ах ты моя умница! Отличница? Ух, молодец! А в консерватории училась? И как же это мы раньше с тобой?..
Особенно он был непробиваем на тему его профессии и бизнеса.
— Аркадий, а вы чем занимаетесь?
— Да мы что? Люди простые… Вот, картохи накопаем, продадим, в Монако съездим, все деньжата просадим и айда опять копать!
— Ха-ха-ха… Ну а если серьезно?
— Да что о нас — старикашках — говорить! Давай лучше о тебе. Вот только мне, и по секрету… У тебя какого размера грудь? Натуральная? А потрогать можно?
— Только в обмен на ваше сердце, — натянуто шучу.
— Так оно уже твое, котеночек!
Мне приходится, весело хихикая, уворачиваться. Кошмар! При этом с мужчинами он вел себя как нормальный, разумный человек. Но стоило нам остаться наедине, как в Аркаше просыпались хвостатые предки…
Стараясь произвести впечатление мыслящего «пупсика» и этим хотя бы чуть-чуть защитить себя от его покровительственных «сюсюканий», я без конца тараторила что-то «умное и познавательное». Например, после разговора про тенора, вспомнила, как Робертино потерял уникальный голос из-за жадности своего отца — тот заставлял его петь во время подростковой ломки тембра. И еще рассказала, что песня «Вернись в Сорренто» на самом деле посвящена не женщине, а губернатору этого самого Сорренто, который уходил в отставку, а его просили: «Вернись в Сорренто!»… Но Аркаша смотрел на меня, унизительно умиляясь, как на говорящую породистую лошадь, только что по «крупу» не похлопывал:
— Ух ты, какая!.. Ай, молодец! А ну-ка, пупсик, передай мне еще вкусненького.
Чем дальше, тем больше мне казалось, что мне достался САМЫЙ УРОДЛИВЫЙ ТИП НА ЭТОЙ ВЕЧЕРИНКЕ! Он называл меня «малышом», «пупсиком» и «котенком», от чего у меня волосы вставали дыбом даже на тех местах, где их не было. А еще я заметила, что между губами у него образовалась тонкая связочка из слюны, которая растягивалась по мере того, как он, разговаривая, открывал рот. И в этот момент налопавшийся Аркаша предложил выпить на брудершафт. Выпили, расцеловались. Последним поцелуем он впился мне в рот этими самыми слюнявыми губами, под радостный визг Анжелы. Повернулся к подошедшему Косте: «Ой, ну влюбился просто с первого взгляда, веришь! Это судьба!» Мне хотелось плакать от досады.
— Анжел, господи, ну чему я должна радоваться-то? Такой урод! — доставала я в туалете красящую губы подругу.
— Слушай, ну чего ты кочевряжишься! Нормальный парень! А тебе Мела Гибсона надо?
— Ну почему сразу Гибсона… Ну только бы не этот! Все остальные-то нормальные… И Юрий ничего, и твой Костя… А этот лезет ко мне с дебильными просьбами про грудь и на губах у него слюни постоянно!
— Ну и что! — пожала плечами Анжела. — А мой Костя чавкает, когда есть суп, у него три седых волосинки на письке, и он заставляет меня каждую ночь играть в пионера и пионервожатую. Типа, он мальчик, у которого подростковый стояк, а я оголодавшая в пионерлагере взрослая бабень, которая говорит ему «спи, маленький», а сама трахает… Но за это я вчера чуть ли не всю новую коллекцию туфель от Джимми Чу скупила. Так что ты, вместо того чтобы выпендриваться, успех бы развивала. Видела, как он на тебя запал?