— Что ты так разволновался раньше времени? Перед тобой ещё пока не палач, — и добавил внушительно, — Пока. Да и что за радость, если ей нельзя поделиться с другом? Позови-ка своего священника. Сам я в храм заходить не буду — Великая Яса велит почтительно относиться к местам поклонения Высокому Небу. Да и ты не заходи (Придержал за руку). Отсюда покличь.
Было видно, что Злат специально хочет привлечь к себе внимание. Выбежал заполошный священник.
— Надеюсь я не оторвал тебя от молитвы? — почтительно поинтересовался наиб.
Священник только потряс головой. Злат удовлетворённо кивнул:
— Вот видишь, как я ценю время служителя Господня? Почему же ты не ценишь время ханского слуги? Заставляешь меня ездить к себе по нескольку раз? Так вот. Прежде чем опять начнёшь плести паутину лжи советую подумать. Я всё равно докопаюсь до истины. Устрою перекрёстные допросы, поставлю всех глаза в глаза. Шила в мешке не утаишь. Стоит ли грести угли на свою голову собственными руками за пригоршню монет и оказываться замешанным в деле об убийстве? Судя по твоим выпученным глазам и мокрым штанам, ты меня понял. Или штаны ещё не мокрые? Это дело поправимое. Чтобы тебе легче было начать, помогу: кого вы схоронили под именем Санчо? Да ещё и отпели. Это по-моему тянет уже на святотатство?
Со штанами, судя по всему Злат не ошибся.
— Не знаю, — залепетал священник, — Честное слово, я никогда не видел этого человека.
— Да, что ты так трясёшься? Я тебе верю. Теперь верю. Надеюсь ты и дальше меня не разочаруешь.
— Честно говоря, я поначалу на покойника и не посмотрел. Привезли его ночью, когда уже темно было. Утром, ни свет ни заря, приехал Бонифаций. Привёз деньги на погребение. Сказал, что торопиться. Послали за гробовщиком. Бонифаций ждал, не уходил. Я уж ему говорю, не беспокойся, мол, сделаем всё, как надо. А он, провожу, говорит, помощника на кладбище, брошу горсть земли. Уже когда в гроб положили, я и увидел, что это не Санчо. Бонифаций говорит, помалкивай, я заплачу. Дело уже до эмира дошло. А против этого человека обвинение в кощунстве выдвигалось — он свиную ногу мусульманам подбросил. Лучше всё это дело замять, чтобы не было шума. Не то можем вылететь отсюда со всей миссией.
— Что же ты замолчал? Так интересно рассказываешь.
— Отказался я…
— Да ну!?
— Говорю, не могу отпевать не пойми кого, да ещё и хоронить в освящённой земле. Хотите, хороните сами на другом кладбище, без отпевания. И послал за настоятелем.
— Тут у вас смотрю целый диван собирался. Что настоятель сказал?
— Они с Бонифацием в стороне разговаривали, я не слышал. Потом подошли и говорят: «Посмотри, крест у него на шее есть?»
— Посмотрели?
— Был крест. Никаких препятствий к отпеванию и похоронам по католическому обряду нет. Велели отпевать, как безымянного раба Божьего и помалкивать.
— Как же так. Вашей римской церкви, а в храм к вам никогда не приходил?
— Да сейчас полно новообращённых из Крыма и Кавказа приезжают. К нам и не заглядывают. У них там свои приходы и духовники.
Наиб довольно улыбнулся и почтительно поклонился.
— Видишь как всё хорошо бывает, когда говоришь правду. Вроде священник, а забыл, кто отец лжи и главный лжец. Даже настоятеля звать не пришлось.
Когда они выходили со двора, окликнул привратника:
— Ты не торопись дверь-то запирать. Уважь гостей, проводи.
Тот вышел, затравленно оглядываясь:
— Ты тоже этого человека никогда не видел?
Привратник покачал головой.
— Скажи, тогда, а по бабам ваши монахи шляются? Только не ври, а то осерчаю.
— Откуда мне знать? В храм на молитву приходят, а помимо храма, никогда.
— А весточки передают?
— Зачем им сюда ходить? Если можно в городе встречаться?
— Понимаю, не дурак. Но, ведь дело это такое… Договариваться нужно. Для того особые люди нужны. Ладно, не хочешь говорить — не говори. Но, смотри, — голос наиба сделался злым. — Я ведь тебя не просто так спрашиваю. Значит буду этим делом и дальше заниматься. И, если узнаю, что ты мне наврал — пеняй на себя. А так, шепнёшь на ушко доброму Злату, я тебя не выдам. Глядишь, когда и ты ко мне за помощью придёшь. Мне ведь только квартал нужно знать. А там уж я сам найду кого нужно.
— К черкесам ходят.
— Это у Красной пристани? Где винная лавка Джарказа?
Привратник кивнул.
XXVI. Ещё одна сказочница
— Ты, наверное, думаешь чего это я к бабам привязался? — спросил Злат, когда они отъехали от ворот, — Этот священник сказал гораздо больше чем нужно. Без умысла, конечно. Просто в тёмные дела и правда не посвящён. Понял, почему настоятель согласился шум не поднимать и быстренько закопать усопшего с глаз долой? Вспомни, кто это был?
— Тот самый человек, который переодевшись в одежду Санчо бросил свиную ногу во двор Сулеймана.
— А кто его послал? Кто ему привёз из-за тридевяти земель эту ногу? Кому это всё нужно было? Вот то-то и оно… А ведёт эта верёвочка не к одному покойничку. Санчо ведь заманили в дом Шамсинур. Значит нужно теперь найти местечко, где пересеклись дороги монахов из миссии и весёлой вдовушки. Привратник указывает на черкесский квартал. Самое место. Среди черкесов и зикхов сейчас полно христиан римской церкви. Здесь они пока храмы не строят, живут по землячествам. Некоторые к нам в православную церковь ходят — на Кавказе ведь раньше византийские епископы были. Да и Грузия рядом — там тоже православие. С другой стороны, покойный Зерубабель, муж Шамсинур постоянно в черкесском квартале торчал. На Красной пристани изначала так повелось: верховодят персы, а черкесы у них на подхвате.
— А на Булгарской пристани?
— Там уже по названию видно, кто верховодит. С ними кипчаки. Там же трутся русские и ясы с ваших краёв, которые в мусульманскую веру ушли. Они и кавказских ясов привечают. Тем более, что те, как и русские, православия держатся. Мудрёного тут ничего нет. Булгарская пристань — это река до Руси и Сибирских гор. Она и объединяет русских, булгар, мордву, ясов. Хоть у них и языки разные и веры. А интерес один — северная торговля, великий речной путь. Южная пристань — Бакинское море. Персы, арабы, турки. Франки в большую силу входят. А франки сейчас всё больше с черкесами и зикхами дела имеют. Через крепости на море. Вот и получается, что город вроде монгольский, говорят все по-кипчакски, а верховодят где персы, где хорезмийцы, где булгары. Кипчак ведь в поле силён, а в городе он всадник без коня. Птица без крыльев.
Злат на секунду задумался, словно вспомнив что-то.
— Птица… Птицы… Ведь эти монахи и в убийство Лалы впутаны каким-то боком. Голуби ихние. Да, один ещё пропал..
— Повар говорил, что Санчо до Сарая водил знакомство с Мухаммед-ходжой, эмиром Азака, — напомнил юноша.
— В Азаке, как раз венецианцы открывают свою факторию. Генуэзцам это, как острый нож. Не к эмиру ли Азака они подбирались через его сестру? Ох, надоели мне все эти интриги и хитросплетения! Ну, ничего! Сейчас тряханём черкесских сводней и узнаем, кто нас за нос водил все эти дни. Сколько верёвочке не виться, а конец будет.
К удивлению Илгизара коней они направили прямо к дому того самого виноторговца, к которому заезжали по дороге в Белый Дворец. Время потихоньку шло к обеду и хозяин уже выбрался из прохладного погребка во двор. Это был немолодой крепкий черкес, в лёгкой войлочной шапочке на стриженой голове. В глаза сразу бросался дорогой наборный серебряный пояс, которым была подпоясана шитая рубаха.
— Хороший гость всегда попадает к обеду, — приветствовал он наиба.
— Долго ещё до обеда, так что я не в гости, почтенный Джарказ.
— Так пойдём посидим в тенёчке, расскажешь своё дело, — добродушно отозвался виноторговец, — Как только этот тощий водовоз заявился сюда со своими кувшинами, я сразу понял, что и ты меня навестишь. И попробуешь разузнать побольше про эти пустые горшки.
— Твой тонкий нюх и так уже уловил в них запах Кавказских гор.
Джарказ пренебрежительно махнул рукой:
— Не нужно иметь никакого нюха, чтобы догадаться, откуда могли морем привезти вино. Я так понял, что ты хочешь познакомиться с хозяином кувшинов?
Злат даже подпрыгнул от неожиданности:
— Ты знаешь, кто это?
— Нет, конечно, — невозмутимо продолжил Джарказ, — Но, я давно торгую вином. В таких точно кувшинах. Вино нельзя переливать — оно быстро испортится. Поэтому в лавки или домой покупатель берёт целый кувшин. Вещь недешёвая. Обычно виноторговцы берут их только у проверенных мастеров, которые берегут своё доброе имя, как зеницу ока. Кому охота, чтобы кувшин треснул в дороге и дорогое вино вытекло? Ты уже обратил внимание на мои слова «доброе имя»? Каждый мастер ставит на кувшины своё клеймо. На тех кувшинах никакого клейма не было.