Еще пол дня пути, и мы торжественно въезжаем в послеобеденный Питер. В груди щемит от нежности к любимому городу. Как я скучала по всем этим улочкам, по хмурым, серьезным людям, куда-то вечно спешащим, по пьянящему ритму и заводной энергетике мегаполиса! Хочется выйти из машины, лечь на асфальт и обнять знакомую улицу! Вдохнуть в себя воздух с до боли родным запахом, и замереть, раствориться в этом моменте! Аким заинтригованно поглядывает на меня, пытаясь, наверно, разгадать причину моей блаженной улыбки. Может, однажды и признаюсь, откуда я родом, но не сейчас.
Как только заселяемся в гостиницу, первым делом звоню Людмиле. Объясняю, что мы с мужем находимся в Питере проездом. Можно ли встретиться с ней и Мишей? В ее голосе слышу сомнение, но я не сдаюсь. Обещаю прийти не с пустыми руками – знаю, что женщина обожает вкусняшки! Шоколад с орехами – ее Ахиллесова пята, особенно, когда в качестве начинки – крупный, поджаристый фундук. Та смеется:
- Батюшки мои, дело совсем не в том, с пустыми руками вы придете или нет! Просто не знаю, одобрит ли Анна, моя работодательница, тот факт, что я принимаю в квартире чужих людей. Вы уж простите за прямоту!
Уверяю ее, что я совершенно не чужая, а наоборот самая близкая подруга Карины. Пусть она мне задаст любой вопрос из ее биографии, о которой только близкий человек может знать, и я ей отвечу!
Людмила, с минутку подумав, спрашивает:
- Скажите, почему ее крестная Валентина не взяла Карину к себе после смерти родителей?
- Потому что Карина не хотела собой никого обременять. Только крестную не Валентина, а Евгения зовут.
- Ладно, - как-то ворчливо разрешает Людмила. – Приезжайте, что уж там! Мы ведь должны друг к другу по-людски относиться!
Как только заканчиваю говорить с сиделкой, Аким звонит в полицию. Узнает, что дело по убийству Карины Тарелкиной еще не раскрыто. Убийца не найден. Эта новость изрядно электризует атмосферу. Среди мои знакомых под самым добропорядочным ликом прячется убийца. Чем больше об этом думаю, тем больше адреналина выбрасывается в кровь! Острое чувство опасности щекочет нервишки.
Выезжаем из гостиницы в самый час пик. Пока торчим в пробках, верчусь по сторонам, жадно разглядываю знакомые места. Мы все ближе и ближе к моему дому. Примерно через час - вместо обещанных навигатором сорока минут - паркуем машину у нужной многоэтажки, с трудом отыскав для джипа свободный пятачок. Под громкий писк домофона заходим в подъезд и в обшарпанном лифте, на стене которого Лена однажды сердито нацарапала "Коля мудак", поднимаемся на последний этаж высотки.
Когда оказываемся у знакомой металлической двери, сердце начинает взволнованно колотиться, как перед прыжком с парашютом. За этой дверью хранится моя карта памяти с бесконечным объемом данных. Каждая стенка, каждый уголок здесь для меня особенные! Возвращение к своим истокам будоражит кровь похлеще предыдущей ночи с Акимом! Беспомощно гляжу на мужа, пытаюсь в его глазах почерпнуть немного спокойствия и силы. Он берет меня за руку и успокаивающе пожимает пальцы. Взгляд его обещает: «Все будет хорошо! Я же рядом!»
Глазок в двери вдруг чернеет любопытным зрачком. Быстрый огляд и, наконец-то, перед нами распахивается дверь. Людмила все такая же: крепкая, коренастая нянюшка, с добрым лицом и умными голубыми глазами. Сейчас она подозрительно косится на Акима и скороговоркой произносит:
- На всякий случай предупреждаю: никаких денег и драгоценностей в квартире не держим!
Ее страх в глазах совсем не в тему! Не хватало еще, чтобы она нас на пороге держала! Снимаю с себя золотую цепочку с рубиновым кулоном и протягиваю женщине:
- Прошу вас, примите это украшение в знак наших добрых намерений! Нам от вас ничего не надо, только бы узнать побольше про Мишу! Карина столько про него рассказывала, что он мне почти как родной!
Устыдившись, наверно, своего испуга, Людмила досадливо качает головой, машет на меня рукой, чтобы спрятала свое золото, и отодвигается в сторону – мол, заходите, раз пришли, чего уж там!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Протягиваю пакет с ее любимыми сладостями и отдельную упаковку - гостинец для Миши. Женщина проводит нас в комнату, в которой брату больше всего нравится тусоваться. Здесь, на гладком дубовом паркете стоит его кровать с шелковым бельем, круглые табуретки рядом с широким раздвижным столом, и шкаф, под завязку набитый пазлами. Вижу, что сейчас он собирает водопад из тысячи мелких кусочков.
Его худоба, вообще-то для него типичная, меня почему-то задевает. Он выглядит таким одиноким! Худенький, раздетый до трусов, уязвимый парнишка. У него все такое же красивое лицо: голубые глаза с густыми, черными ресницами и правильные черты лица. Не родись он особиком, за ним бы бегали толпы девчонок! Вместо этого он заперт в своем мире, куда посторонним нет входа.
Внезапно он поднимает голову, переводит взгляд с дырявого водопада в район моих ключиц и неуверенно, с запинкой выговаривает:
- Карина.
Глава 27
- Мишенька, - произношу одними губами. Во все глаза смотрю на брата, не доверяя покачнувшейся реальности. Он сказал: «Карина»? Невозможно! Немыслимо! Неужели он меня чувствует? Или просто своим по-звериному чутким слухом уловил мое имя, прозвучавшее пять минут назад в разговоре?
Но брату мало моего потрясения. Расшатав как следует окружающий мир, он окончательным, мощным пинком посылает его кувырком по Вселенной, приближаясь ко мне и доверчиво вкладывая свои холодные пальцы в мою ладонь. Совсем как раньше, в прошлой жизни, его глаза при этом сверлят мои ключицы.
Затаив дыхание, замираю. По щеке ползет теплая влага. Боюсь стереть ее, боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть эту хрупкую, внезапную близость. Он меня узнал, узнал мой мальчик! Вопреки всему, каким-то своим особым чутьем разглядел во мне сестру за незнакомой, пугающе новой оболочкой. От этого еще сильнее хочется рыдать. Еле держусь, чтобы не зареветь во весь голос! Слезы текут по щекам одна за другой в полной тишине.
Это волшебное, невероятное мгновение нарушает ровный, чуть монотонный говор Людмилы:
- Ну, пойдемте что ли в гостиную? Вам кофе или чай? – она вопросительно смотрит на меня и Акима. При звуках ее голоса Мишины пальцы отрываются от моей ладони. Брат упирается взглядом в пол, а потом стремительным шагом подходит к столу и, ровно усевшись за стул, принимается за латание водопада. Это его терапия, способ прийти в себя, погрузившись в привычное после диковинной встречи с сестрой.
Направляемся в гостиную. Здесь ничего не изменилось со дня моей смерти. Все тот же раздвижной кожаный диван, на котором ночевали подруги, кресло по соседству с торшером - в нем я увлеченно читала Акунина и Глуховского, шкаф, забитый под завязку любимыми книгами, фотографии в рамочках на стене. Одну из них, нашу совместную семейную фотку с Мишей и родителями, сейчас как раз рассматривает Аким. Склонив голову и скрестив на груди руки, он внимательно вглядывается в изображение. В моей голове мелькает фееричная надежда: а вдруг он меня узнает сейчас также, как Миша?
- Это твоя подруга? – спрашивает он, указывая на мой предыдущий облик.
Подхожу поближе к фотографии и сразу оказываюсь в плену его рук, спиной прижатой к его груди. Мы вместе рассматриваем счастливые лица, запечатленные в этой самой комнате. Как давно это было! Я киваю.
- Это Карина. В тот день ей исполнилось восемнадцать. Они всей семьей отметили день рождения, а на следующий день ее родители погибли.
Аким мрачно кивает. Печальная история.
- Она была красивой. Твоя подруга.
- В твоем вкусе? – вдруг интересуюсь я. – Если бы ты встретил ее на улице до нашей встречи, был бы не прочь познакомиться?
Он еще раз, оценивающе оглядывает воздушный, почти прозрачный силуэт, светло-пепельные волосы до пояса, аккуратно уложенные волнами, и изящное, тонко вырезанное лицо фарфоровой куколки, на этой фотке довольно улыбающееся.
- Вопрос, конечно, необычный, но... да, я бы определенно обратил внимание на такую девушку, не знай я тогда тебя.