Штурмовой учебный центр разработал технику первого штурмового эшелона. Без чьей-либо санкции были выработаны основные ее принципы и начато обучение американских войск. Монтгомери оставалось только легализовать все это.
Десантные суда, какие мог бы уделить нам средиземноморский флот, прочно завязли у Анцио, но по заданию штаба Деверса, работавшего в контакте с Дональдом Нелсоном, на американских верфях уже строились новые суда, и они поспели к сроку.
Кроме того, «Джонни-новички» еще до отъезда, после долгих усилий, все же сумели убедить американский флот отнестись к проблеме вторжения серьезно. Когда выяснилось, что для прикрытия штурма в его возросших масштабах потребуется увеличение огневой мощи судов, американский флот предложил свои услуги.
Организация снабжения, которую Деверс сколотил и оставил в Англии, работала бесперебойно, уже шло укомплектование складов. Существенно и то, что в американской организации снабжения было достаточно бывших «Джонни-новичков», досконально изучивших работников и практику снабжения и перевозок в Соединенном Королевстве. Без их сноровки было бы трудно довести эту работу до конца.
Все эти немаловажные достижения были прямым результатом работы Деверса и K° в условиях непрестанного противодействия со стороны их союзников. Пусть они не были посвящены в секрет игры, но бить по мячу они умели. Возможно даже, что Деверс и его помощники не сделали бы больше, если бы цель их работы была им яснее. Оружием в борьбе им служила их манера понимать все английские доводы буквально. Они просто изматывали англичан своей примитивной логикой: "Как мы можем обучить войска, если у нас нет учебного поля? В Англии миллионы акров земли, а нам нужно всего несколько сотен. Почему нам их не дают?". Такое упорство, граничившее с ребячливостью, оказывало действие.
Подготовка к операции стала приобретать видимые очертания — началось сосредоточение войск и репетиции. Предыдущим летом стратегические воздушные силы получили задание сломить Люфтваффе бомбежками авиазаводов и навязыванием воздушных боев. Эта задача была вверена Восьмой воздушной армии Икера, которой теперь командовал Дулитл, а не британским воздушным силам, потому что британские бомбардировщики по-прежнему использовались только для ночных заданий, во время которых нет возможности ни точно высмотреть нужный промышленный объект, ни затеять бой для уничтожения вражеских летчиков-истребителей. Прицельные бомбардировщики Дулитла, прикрываемые истребителями дальнего действия, теперь занялись немецкой авиацией вплотную.
В течение всей зимы 1944 года газеты ни слова не говорили о том, что близится начало битвы за Европу: союзники надеялись, что когда вторжение начнется, немцы примут его за мощную атаку против стартовых станций для самолетов-снарядов, о подготовке которых, как было известно немцам, мы имели сведения.
В начале января Восьмая воздушная армия была усилена Пятнадцатой американскими бомбардировщиками дальнего действия из Италии — и слилась с ними в одно ударное соединение под командованием генерала Спаатса для действий над континентом. В феврале налеты достигли высшей точки. Генерал Маршалл писал: "Жестокая битва длилась целую неделю. Она велась над Регенсбургом, Мерсебургом, Швейнфуртом и другими важными промышленными центрами. Истребительная авиация немцев была сильно ослаблена, наши атаки продолжались с неослабевающей яростью".
И все-таки мы опасались, как бы англичане не воспользовались лазейками, имевшимися в плане «Оверлорд». Повторяю, мы не знали, что после Анцио они были вынуждены отказаться от своего намерения первыми попасть на Балканы. Но к апрелю «Оверлорд» уже развил непреодолимую силу инерции, машина уже работала, и все это знали. Никакие лазейки, никакая высокая; политика и благочестивые чаяния не могли теперь помешать вторжению в Европу. Весь огромный механизм его достиг таких размеров и такой силы, что невозможность остановить его была очевидна всякому.
Войска, стянутые в Англию в 1942 году, были не так многочисленны, их без труда удалось перебросить в Африку. Другое дело — «Оверлорд». Теперь уже не сотни тысяч, а миллионы выстроились в очереди у пунктов посадки на суда, очереди эти тянулись через всю Англию и Шотландию и дальше, через океан, до переполненных лагерей позади портов Атлантического побережья США.
По тому же пути от американских заводов и шахт двигалось снабжение.
Все было готово, все было создано с единственной целью — достигнуть европейского материка через Ла-Манш.
Не было человека или группы людей, не было правительства, способного преградить этот поток. Вторжение жило своей особой жизнью. В целом оно имело неизмеримо большее значение, чем любой из его составных элементов, даже чем его руководство, чем люди, получившие бумагу со словами: "Вам поручается командование".
Таким образом, в апреле 1944 года вторжением в Европу никто не командовал. Ни один человек не был бы на это способен. Были люди, командовавшие отдельными участками — базами, дивизиями, армиями, — но все вместе было слишком огромно. В апреле Монтгомери не мог бы больше прибавить к фронту наступления буквально ни одной тысячи ярдов. Эйзенхауэр мог на день-другой отсрочить начало, но всякое изменение, внесенное им в расписание посадки войск, было бы гибельным. Много миллионов частей составляло эту машину. Никакое человеческое воображение не могло ее себе представить.
Самое странное в историческом вторжении в Европу 6 июня было именно то, что никто по существу им не командовал. Два человека, Рузвельт и Черчилль, в свое время согласились на том, что оно должно состояться; но единоличного командования не было. Самый план вырабатывался в течение ряда лет. Корнями он уходил в опыт первых коммандос. Он не был созданием одного гениального ума. Как мы видели, он составлялся по методу исключения, путем отбора наименее невозможных направлений и операций. Это был плод тяжелого, кропотливого труда. И когда план был закончен, отпечатан, переплетен и занумерован, группа людей, работавших над ним, была распущена. Ни один из них не сыграл сколько-нибудь значительной роли в его осуществлении. Но к тому времени, когда Эйзенхауэр и Монтгомери возглавили европейский театр военных действий, план уже разросся до таких размеров, что никаких серьезных изменений они не могли в него внести.
Не Бернард Монтгомери, а план был поистине «главным». Проведенное в январе усиление первой волны по существу не изменило основную концепцию берег Нормандии был выбран просто потому, что условия там были менее неблагоприятны, чем к северу и к югу от него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});