- Голубчики! -заторопилась она, указывая на зеркало, - Вот это?
- Не надо лишних вопросов. В комнате одно зеркало, другого нет. Нет другого! Артист должен быть догадлив.
Пущин - картина. Говорков - люстра. Вельяминова - альбом.
- Плюшевый? - переспросила она медовым голосом.
- Я показал. Два раза не повторяю. Артист должен хватать на лету. Названов - ковер.
- Их много. Какой?
- При недоразумениях - решайте сами, Ошибайтесь, но не сомневайтесь, не переспрашивайте. Артист нужна находчивость. Находчивость, говорю!
Вьюнцов - ваза. Умновых - окно. Дымкова - подушка. Веселовский - рояль. Раз, два, три, четыре. пять...- Иван Платонович просчитал не торопясь дс тридцати и скомандовал:
- Темнота!
Когда наступила темнота, он вызвал меня и приказал рассказывать. что я видел.
- Вы мне назначили ковер. - стал я подробно объяснять ему. - Я не сразу выбрал который и потому пропустил время.
- Короче и по существу, - командовал Иван Платонович-- По существу!
- Ковер персидский. Общий фон красно-коричневый. Широкий бордюр обрамляет края, - описывал я пока Рахманов не крикнул:
- Свет! Неправильно запомнили, дружок мой! Не донесли, просыпались. Темнота! Пущин!
- Не уразумел сюжета картины. По слепоте и дальности расстояния. Увидел лишь краску желтую на фоне красном.
- Свет! - командовал Иван Платонович. - Ни желтого. ни красного тонов на картине нет.
- Истинно просыпался, не донес, - басил Пущин.
- Говорков! - вызвал Рахмапов.
- Золотая люстра, понимаете ли, рыночная. Со стекляшками.
- Свет! - командовал Иван Платонович. - Люстра музейная, подлинная, Александровский ампир. Просыпались!
- Темнота! Названов, опишите снова ковер.
- Я не знал, что нужно еще, простите. Я не думал, - извинялся я, застигнутый врасплох.
- В другой раз думайте. Исправляйте ошибки и не сидите ни секунды сложа руки, без дела. Знайте все: я буду переспрашивать по два и по четыре раза, пока не добьюсь точного описания впечатлений. Пущин!
- Просыпался. Дважды просыпался.
В конце концов Рахманов добился того, что мы изучили указанные нам предметы до мельчайших деталей и описали их. Для этого пришлось вызывать меня пять раз. Описанная нервная работа в полном темпе длилась с полчаса. От нее сильно устали глаза и напряглось внимание. С такой предельной интенсивностью долго продолжать занятия нельзя. Рахманов знает это и потому разбивает свой урок на две части - по получасу каждая.
Мы временно прекратили упражнения и пошли на урок танцев. После него был снова класс Рахманова, в котором проделывали то же, что и в первые полчаса, но только счеч сократился до двадцати.
Иван Платонович обещает довести упражнения до трех-пяти секунд.
- Вот как отточим внимание! - заявил он. Сейчас, когда я записываю в дневник сегодняшний урок Ивана Платоновича, во мне рождается сомнение: нужно ли и стоит ли подробно, стенографически записывать то, что происходит на уроках Ивана Платоновича? Или, может быть, лучше записывать эти упражнения в отдельной тетради? Пусть эти записи создадут указатель практических упражнений, своего рода задачник, или "тренинг и муштру", как называет свои уроки сам Иван Платонович. Такие записки пригодятся мне при ежедневных упражнениях, а со временем, может быть, и при режиссировании и преподавании...
Решено.
Отныне у меня будут две тетради; в одной из них (в этой) я буду продолжать вести свой дневник и записывать самую теорию искусства, которую преподает нам Торцов, в другой буду описывать практические упражнения, производимые нами с Рахмановым. Это будет задачник по "системе" по классу "тренинга и муштры".
.....................19......г.
Торцов продолжал сегодня световую иллюстрацию объектов внимания на сцене. Он говорил:
- До сих пор мы имели дело с объектами в виде точек. Сейчас же я покажу вам так называемый круг внимания. Он представляет не одну точку, а целый участок малого размера и заключает много самостоятельных объектов. Глаз перескакивает с одного на другой, но не переходит границ, очерченных кругом внимания.
После вступления Торцова наступила темнота, а через секунду зажглась большая лампа, стоявшая на столе, возле которого я сидел. Абажур отбрасывал круглый блик света вниз, на мою голову и руки. Он весело освещал середину стола, уставленного безделушками. Остальная громада сцены и зрительного зала тонула в жутком мраке. Тем уютнее я чувствовал себя в световом блике лампы, который как будто всасывал все мое внимание а свой светлый, ограниченный тьмою круг.
- Вот этот блик на столе, - сказал нам Торцов. - иллюстрирует малый круг внимания. Вы сами или, вернее, ваши головы и руки, попавшие в полосу света, находятся в его центре. Такой круг подобен малой диафрагме фотографического аппарата, детализирующей мельчайшие части объекта.
Торцов был прав; действительно, все безделушки, стоявшие на столе в узком кругу спета, сами собой притягивали к себе внимание.
Стоит очутиться в световом кругу при полной темноте, и тотчас почувствуешь себя изолированным от всех. Там, в световом кругу, как у себя дома, никого не боишься и ничего не стыдишься. Там забываешь о том, что из темноты со всех сторон наблюдает за твоей жизнью много посторонних глаз. В малом световом кругу я чувствую себя более дома, чем даже в своей собственной квартире. Там любопытная хозяйка подсматривает в замочную скважину, тогда как в малом кругу черные стены мрака, окаймляющие его, кажутся непроницаемыми. В таком узком световом кругу, как при собранном внимании, легко не только рассматривать предметы во всех их тончайших подробностях, но и жить самыми интимными чувствами, помыслами и выполнять сложные действия; можно решать трудные задачи, разбираться в тонкостях собственных чувств и мыслей; можно общаться с другим лицом, чувствовать его, поверять свои интимнейшие думы, восстанавливать в памяти прошлое, мечтать о будущем.
Торцов понял мое состояние. Он подошел к самой рампе и сказал мне с оживлением:
- Заметьте скорее: то состояние, которое вы испытываете сейчас, называется на нашем языке "публичное одиночество". Оно публично, так как мы все с вами, Оно одиночество, так как вы отделены от нас малым кругом внимания. На спектакле, на глазах тысячной толпы, вы всегда можете замкнуться в одиночество, как улитка в раковину.
Теперь я покажу вам средний круг внимания.
Наступила темнота.
Затем осветилось довольно большое пространство с группой мебели: со столом, стульями и углом рояля, с камином, с большим креслом перед ним. Я очутился в центре этого круга.
Было невозможно сразу охватить глазами все пространство. Пришлось рассматривать его по частям. Каждая вещь внутри круга являлась отдельным, самостоятельным объектом-точкой. Беда только в том, что при увеличившейся световой площади образовались полутона. Эти полутона попадали за пределы круга, благодаря чему его стенки сделались менее плотными. Кроме того, мое одиночество стало слишком просторным. Если малый круг можно сравнить с холостой квартирой, то средний уподобился бы квартире семейной. Как в пустом холодном особняке из десяти комнат неуютно жить одному-бобылем, так и мне хотелось вернуть свой милый малый круг внимания.
Но я так чувствовал и рассуждал лишь до тех пор, пока находился один. Когда же ко мне в освещенный круг вошли Шустов, Пущин, Малолеткова, Вьонцов и другие, мы едва в нем поместились. Образовалась группа, разместившаяся на креслах, стульях и диване.
Большая площадь дает простор для широкого действия. В большом пространстве удобнее говорить об общих, а не и личных, интимных вопросах. Благодаря этому в среднем кругу легко создалась живая, молодая и горячая народная сцена. Ее не повторишь по заказу. Подобно малому, и средний световой круг, показанный сегодня Торцовым, заставил меня ощутить самочувствие артиста в момент расширения площади внимания.
Кстати, интересная подробность: за все время сегодняшнего урока мне ни разу не пришел в голову мой ненавистный враг на сцене - черная дыра портала. Это удивительно!
- Вот вам и большой круг - сказал Торцов, когда вся гостиная осветилась ярким светом. Другие комнаты пока оставались темными, но внимание уже заблудилось в большом пространстве.
- А вот вам и самый большой круг!. - воскликнул Аркадий Николаевич, когда все остальные комнаты вдруг осветились полным светом.
Я растворился в большом пространстве.
- Размеры самого большого круга зависят от дальнозоркости смотрящего, Здесь, в комнате, я расширил площадь внимания насколько было возможно. Но если бы мы были сейчас не в театре, а в степи или в море, то размер круга внимания определялся бы отдаленной линией горизонта. На сцене эту линию дальней перспективы художник пишет на заднике.
Теперь, - объявил Аркадий Николаевич после некоторой паузы, - я повторю те же упражнения, но только не в темноте, а на свету.