— Эван! — начала говорить я, но мы всё ещё целовались, я просто не могла прекратить это чудесное ощущение!
— Что?
— Алисия уже проснулась и, кажется, идёт сюда! — сказала я, когда, наконец, смогла оторваться. Глаза Эвана моментально округлились.
— Я еду с вами! Скажи это Алисии! — сказал он и быстро меня, чмокнув, выскочил в окно. Я впервые наблюдала, как он спускался.
Эван молниеносно повис на моём подоконнике, затем в один прыжок достиг дерева, которое росло с боку, а затем, даже не мешкаясь, оказался на земле. У меня даже не успело захватить дух от его опасных действий, всё произошло в считанные секунды. Он карабкался как леопард по деревьям! Настоящий хищник, такой опасный! У меня по спине пробежали мурашки.…Неужели от страха? Нет. Это не возможно, я же его люблю! Я быстро прогнала эти мысли из головы.
Прошло ровно шесть лет со дня гибели родителей. И прошло ровно два месяца, с тех пор, как я впервые увидела Эвана. Два месяца пролетели как один день! Вероятно, верно, что счастье измеряется в минутах, а страдания в годах! Почти шесть лет я была просто страдалицей, но пришёл он и открыл во мне ту, которая долго скрывалась от людских взоров.
За размышлениями, я совсем забылась. В мою комнату без стука вошла Алисия.
— Милая, ты не спишь? — дрожащим голосом спросила тётя. От боли в её голосе, мне стало, не выносимо горько! Безусловно, Эван едет с нами, иначе, я просто не выдержу! Год от года мне становится только тяжелее, потому что мне всё больше их не хватает.
— Нет, тётя, — сказала я и повернулась к Алисии. Она была вся в слезах. Это было просто не выносимо. Я быстро подбежала к ней и крепко обняла. Мы обе стали плакать. Это длилось довольно долго. Мы обе позволили нашей боли вырваться наружу. Эта боль на протяжении шести лет накапливалась всё больше и больше. В каждую годовщину она находила выход.
— Мне так их не хватает! — сказала я ели слышна, мой голос утонул в пучине боли.
— Мне тоже! — сказала тетя, и её тело начало дрожать от судорог боли, выходящих наружу. Спустя двадцать минут, мы немного успокоились. Часть боли прорвалась наружу, и стало не так тяжело.
— Собирайся, милая, — сказала Алисия и убрала с моего лба мокрые волосы.
— Алисия, — остановила я её, когда она уже открыла дверь, чтобы выйти.
— Да, милая?
— Можно Эван поедет с нами? — задала я неожиданный вопрос. В глазах тёти читалось недоумение, — Просто, когда он рядом, я чувствую себя лучше… — призналась я. Тётя принялась задумчивый вид. Я знала, что мне будет тяжело, но я всё же проникла в её мысли. "Это слишком личное, это семейная трагедия! Как я могу позволить!" — размышляла горько она. Мне стало невыносимо больно.
— Энн, — грустно начала она, подойдя ближе.
— Что?
— Ты очень его любишь, да? — этот вопрос поставил меня в тупик. Я была абсолютно уверена в своих чувствах, просто я не знала, как признаться в этом ни Эвану, ни Алисии, ни кому-либо ещё.
— Очень, — пролепетала я и из глаз снова полились слёзы. На этот раз я просто не знала, почему плачу, наверное, я просто боялась своих чувств, ведь вскоре мне предстояло узнать что-то ужасное. Я это знала из слов Энда и я это чувствовала. Мне было очень страшно, я боялась, что моё счастье в любой момент может кончиться. Это могло произойти при разных обстоятельствах, которые я даже боялась себе представить…
— Милая, почему ты плачешь? — спросила тетя, чувствуя, что это не из-за родителей.
— Я очень боюсь! — попыталась, как можно внятнее произнести я, но это, скорее всего, у меня не вышло.
— Чего же ты боишься?
— Я боюсь потерять его, как и маму, как и папу! — призналась, но это была лишь верхушка всей горы неуверенности. И я, и Эван, были замешаны в чём-то мистическом. Я это ощущала, так же я ощущала, что это лишь вершина всей горы неприятностей и сомнений.
— Не бойся, всё будет хорошо!
— Я надеюсь, — промямлила я.
— Ты, правда, хочешь, чтобы он поехал с нами?
— Да, я чувствую, что он мне как семья! — сказала я, надеясь, что это подействует на Алисию. Мне не хотелось, чтобы она только ради меня жертвовала своими убеждениями. Она должна была принять это. Вдруг она рассмеялась.
— Милая, тебе ещё рано выходить замуж! — неожиданно заявила она. Я врала в ступор. Она восприняла мою фразу не так, как нужно. Может, просто это моё подсознание. Мои тайные желания вышли наружу в этом предложении? Да не может быть, чтобы я хотела выйти замуж! Мне всего на всего шестнадцать лет, а семнадцать мне только через пол года!
— Тётя, о чём ты? Я не это имела в виду! Ты что. Мне всего шестнадцать лет!
— Милая, я пошутила, не напрягайся так!
— Тётя, не пугай меня так! — сказала я и невольно рассмеялась. — Вот видишь, даже разговоры о Эване помогают мне, а что же будет, когда он будет рядом?
— Ты будешь хохотать как ненормальная! — заявила тётя и, быстро поцеловав меня в лоб, ушла, на последок, сказав — Собирайся и звони своему Эвану.
— Есть! — издала я клич победы. Мне стало немного легче только от мысли о том, что Эван будет рядом. Я быстро схватила мобильный и, даже не входя в телефонную книгу, набрала номер, который я даже прилежание не забыла бы.
— Милая? Всё в порядке? — услышала я голос Эвана. Я Даше перестала дышать, чтобы не портить этот чудесный звук.
— Да, всё хорошо, ты едешь с нами, — спокойно сказала я, хотя моё сердце уже начало бешено колотиться, а дыхание сбилось.
— Отлично, во сколько?
— Просто будь готов! Я тебе позвоню…
— Хорошо.
— Пока.
— Энн?
— Что?
— Ты в порядке? — его голос звучал странно. Неужели что-то изменилось в интонации моего голоса? Странно…хотя я стала опасаться правды, которую мне предстояло узнать, но когда, я не знала. От этого было просто невыносимо, ожидание — невыносимо.
— Да, а что?
— Нет, ничего, — сказал он как-то рассеянно, как бы приходя в себя.
— А ты?
— Всё хорошо, целую, — сказал он. А мне хотелось ответить люблю, но, к большому сожалению, он меня не любит…
— Скучаю, — по привычке ответила я, ведь я всегда по нему скучала. Я положила телефон и стала собираться.
Для начала я посетила душ и вымыла голову. После просушки я забрала волосы в высокий пучок. Маме всегда нравилось, когда я открывала лицо, убирая волосы назад. Я прослезилась. Воспоминания о родителях становились с каждым годом всё более мутными, я помнила лишь некоторые моменты. Я помнила, когда меня повезли в парк кататься на пони. Я помню, как я упала с него, и папа меня поймал. Слёзы усилились. Я помнила, как мне не нравились мои кудряшки, а мама говорила: "Если тебе не нравятся твои кудряшки, значит, тебе не нравлюсь я? У меня же они такие же, только светлые!" она говорила это в шутку, но это отложилось у меня в памяти. Я окончательно разрыдалась. Мне стало очень больно от воспоминаний, которые я всеми силами пыталась сохранить — они были частью меня, а значит, и боль, сопровождающая их, тоже была частью меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});