Я смотрю наверх и вижу балки крыши, никакого следа потолка!
– Ты видишь? Если был бы потолок, тепло бы не убегало.
– И окна нет?
– Я его заложил кирпичами. Я сделал это очень хорошо. – Говорит старик с большим удовольствием.
– Вы кузнец?
– Да.
– А я вас раньше не видела.
– Целый день я работаю в кузнице, и моя жена там со мной. Там тепло. Поздно вечером мы приходим сюда спать.
Они мне помогли устроить мои тряпки и мои доски. Я легла на живот и укрылась своим серым пальто. Пришло время надеть мою красную шапочку. Старики расхохотались, она им очень понравилась. Они были очень добрые старички. Несмотря на тяжелые условия, они были замечательными людьми. Отнеслись ко мне с любовью. В первую ночь я поняла, что у меня слишком длинные ноги и что мое серое пальто не доходит до ног или до плеч. Я натягиваю пальто на свои голые ноги, а плечи на дворе. Вот дилемма. В эту ночь у меня был приступ астмы, наверно от холода.
26.
Так прошел месяц. Даже больше. Сержант Василиу принес мне пару сапог из кожи! Не из резины! Они даже почти хороши на меня, чуть-чуть большие. Чулок не было, но вместо них были бумаги. Я опять могу ходить! Мое настроение тоже исправилось благодаря повару, который давал мне гораздо больше еды и утром и в обед. Я не нуждалась в этом крошащемся хлебе, которые мне давали швейки-проститутки. Я даже могла найти немного еды для моих стариков. Я всегда приносила им свечи. Они зажигали эти свечи перед сном и чувствовали какое-то облегчение, когда смотрели на дрожащий свет свечей. Иногда старичок рассказывал мне какую-нибудь историю. Его рассказы были фантастические сказки о евреях, христианах, русских украинцах и даже татарах. Все рассказы кончались хорошо. Я стала к ним привыкать. Называла их дедушка и бабушка. Они меня называли красная шапочка. Я слышу голос моего папы! Я открываю, что наш повар не умеет читать письма своей жены. Письма написаны по-румынски, как будто их писал какой-то «писатель» из деревни, а может быть и учитель. Я ему их читаю, пять-шесть раз каждое, он их знает наизусть. Я не смею его спрашивать, кто написал эти письма и почему он не может их читать. Раз он мне сказал, что он очень плохо видит. Он любил слышать из моих уст эти красивые слова. Эти письма были подписаны «твоя жена, любящая и верная». Звали ее Мария. Но имя моего повара было мне не известно. Я его называла «господин повар». Он был очень этим доволен. Он давал мне кусочки сахара, которые он держал в маленьком узелке в своем кармане. Его борщ был каждый день все лучше и лучше (под моим влиянием). В одну из пятниц, прежде чем я оставила теплую и пахучую кухню, он спросил меня, что я делаю в воскресенье утром.
– Как всегда, – говорю я. – Приношу воду из колодца, а потом сажусь в угол и жду, пока день закончится.
– Завтра праздник!
– А! А! Да.
Понятия не имею что за праздник, попробую не открывать свое незнание.
– Я сам принесу воду! – героически заявляет он. – Ты красиво оденься и пойди проведать свою акушерку.
Я ему рассказала о ней только хорошие вещи.
– Я знаю, что ты не жидовка, – говорит он потихоньку. – Ты не должна быть тут в лагере. Все это знают, но нельзя, чтобы это вылетело изо рта, понимаешь?! Плутоньер не может признаться в своей ошибке. Ты можешь идти, я тебя прикрою, даже завтра и послезавтра. Иди туда, чтобы тебя помыли, постригли и сделали все, что тебе надо. Но помни, что с темнотой ты должна вернуться. Если наши полицейские, которые следят за жидами, тебя не найдут это очень плохо кончится, поняла?
– Поняла!
На следующий день я встаю очень рано и направляюсь к акушерке. Еще темно. Никто меня не видит. Снег почти совсем растаял. Но земля, еще замерзшая как камень. После часа дороги я дохожу до дома акушерки. Никого нет во дворе, а печка на дворе конечно не горит. Наверно печка горит внутри, я чувствую запах дыма. Я ищу комнату Стасика. Смотрю через окно. Стасик не спит. Я стучу ногтем по стеклу окна.
– Стась, Стась! Станислав! Открой уже, наконец, окно!
Стас прилипает носом к стеклу, его глаза выходят из орбит, рот у него открыт и он шепчет, но я не слышу, хотя понимаю:
– Боже Матка Стаховенска!
– Это я, Таня! Открой уже окно!
Он читает по моим губам, открывает окно, затаскивает меня за воротник, и ставит посреди комнаты.
– Ой! – говорит Стасик. – Ты наверно полна вшей, блох и всякой другой грязи, от тебя идет ужасный запах, моя бедняжка! Я тебе сейчас же сделаю ванну и дам тебе одежду этой страшной старухи.
– Что ее здесь нет?
– Нет, нет! Она спит в одной деревне. Там две роженицы. Ты можешь здесь остаться даже на два дня.
– Я не могу. Я должна быть вечером дома.
– «Дома»?! Что такое «дома»?
– Ну, в лагере, я там сплю на полу.
– Ты выглядишь ужасно, пойдем на кухню, я подогрею тебе молоко и большой кусок хлеба.
Мы заходим на кухню, это и столовая, и кухня, и гостиная и даже «библиотека», все в одной комнате. Без церемоний Стасик меня раздевает, с большим удовлетворением он бросает все мое «белье» прямо в мусор на дворе. Осматривает свои руки, а потом кладет мое верхнее пальто, мой шерстяной свитер, не знаю, как он у меня появился, и мою длинную юбку прямо в горячую печь. Стасик смотрит на меня с удовлетворением, пока я стояла в «натуре».
– Это убьет вшей и все остальное! – торжественно заявляет Стасик.
– Я надеюсь, что это не убьет мое пальто!
– Не бойся! Я уже делал так, это все мне известно! – заявляет мой ближайший друг. – Залезай в горячую воду.
Без стыда я залезаю в большое корыто, наполненное горячей водой. Стасик не смотрит на меня, но бросает большой кусок мыла прямо в воду. Я плескаюсь в корыте долгое время. Чувствую себя изумительно.
– Не выходи из воды. Возьми ножницы и состриги свои длинные волосы, я не хочу их трогать.
– Я не хочу стричь волосы. – Умоляю я.
– Стриги, дура!
Я стрегу. Волосы падают в корыто. Стасик следит за мной орлиными глазами. Когда я заканчиваю, он бросает мне простыню, которая должна заменить банный халат. Я выхожу из воды. Он тащит корыто медленно-медленно через двор и осторожно выливает воду. Он стоит во дворе и ждет пока, я оденусь в белье нашего общего врага. О, чулки из шерсти!!! Как я удивлена! Эта маленькая одежда точно на меня!
– Ты можешь зайти. – Кричу.
Стасик входит, открывает рот и смотрит на меня с удивлением.
– Я не верю. Это ты, Танька? Ты похожа на мальчишку!
– Почему тебе вдруг стало важно, на кого я похожа? Перестань смеяться надо мной!
– Ну, пошли пить молоко, я тебе нагрею.
– Стась, скажи, а мое пальто и шапочка не сгорят в печке?
– Если и сгорят, то я тебе дам другие.
– Что? Эти вещи принадлежат акушерке? Она толста как корова!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});