Дженни закрыла ладонями лицо.
— Это было похоже на сумасшествие, на наваждение, называй, как хочешь… Но примерно то же я увидел и на твоем лице, когда ты смотрела на мистера Блейка…
— Замолчи!
— Прости, пожалуйста. Прости. А я? А я просто начал преследовать вас. С того дня мне стало не интересно дело моего друга, не интересно, какие счеты хочет предъявить Блейку полиция и ФБР… Я стал всюду ходить за вами. Просто сидел в углу, как подросток, и наблюдал за тобой. — Спенсер вдруг мечтательно улыбнулся, вспомнив что-то. — Ты была еще совсем юной. Господи, как же ты была пленительна… Как раз та самая Дженни, которая потом много лет просидела взаперти. Да, ты была юной, на шесть лет моложе меня, а я… Я боялся подойти к тебе. Представляешь? Я робел, как школьник. Ты казалась мне недоступной мечтой, наваждением, сказкой, королевой, до которой не достать простому смертному. Это было невероятно. Знаешь, у меня в жизни было огромное количество женщин, но… это было ни на что не похоже.
Потом я начал наблюдать за тобой целенаправленно. Дженни, прости. Я умел. Знал, как. Кое-чему меня успели научить в этой школе. Я быстро понял, кто ты такая и каков род твоих занятий. Так же давно я был «знаком» с Марком, да и со всеми остальными… Но меня интересовала прежде всего твоя персона. Твоя личность, твой характер и твое прошлое… Твое детство, например… Прости, мы договаривались не трогать эту тему. Ты меня вообще прости. Я должен был, обязан все тебе рассказать, чтобы с чистой совестью… Если после всего услышанного ты еще согласна… со мной жить.
Он напряженно смотрел на нее, пытаясь понять, что она думает.
— Почему он исчез? — вдруг спросила Дженни, с трудом выговаривая слова.
— Кто?
— Мистер… Тот, на кого охотился твой друг.
— Кажется, его поймали на торговле наркотиками. Я точно не знаю, мы больше не обсуждали служебные дела… Я вел собственное независимое «расследование», которое увлекло меня гораздо больше. Я собрал такое количество информации о тебе, что мог бы отдать ее своему другу или продать федеральным службам за большие деньги. Но, как ты понимаешь, делать этого не стал. Приберег твою историю, на всякий случай.
— Спасибо и на этом. А приберег, чтобы шантажировать, если буду себя плохо вести?
— Да. Вроде того. Ну… это не важно. Потом я вышел на Мишель, узнал, что от Марка ты ушла, а он теперь — ее муж. И я понял, что пора начинать. Она познакомила меня с Марком, я «выиграл» у него деньги…
— То есть ты… — Дженни сделала большие глаза.
— Я все придумал заранее. Но никто кроме тебя об этом не знает. Даже Мишель думает, что все вышло случайно. Марку, бедному, крепко досталось, он очень переживал из-за проигрыша. Но не надо было так много пить за карточным столом…
Дженни молчала, покачивая головой.
— Ну, что ты мне скажешь?
— Чудовищно!
Брет поднялся со своего кресла и робко сел у ее ног.
— Ты правда так думаешь?
— Чудовищно! Ты стал бы… Господи, я не могу осознать… Значит, ты изучил мое досье, ты все про меня знал, и даже… а я, как дурочка тут…
Она вдруг вспомнила Марка: «Ты — с ним. А я тут, как дурак!». Действительно, Мишель была права: все чувства и поступки ходят по кругу. Даже слова.
— Дженни. Я прошу тебя: подумай, прежде чем дашь мне окончательный ответ. Верь мне. Теперь я весь чист перед тобой и ни в чем больше не обманываю.
— Хорошо. Подумаю.
Когда она под утро вернулась в номер, Брет уже спал, раскинувшись на широкой постели. Какое легкомыслие! — неосознанно обиделась Дженни. И он даже не пошел ее искать! А вдруг с ней что-нибудь случилось бы?.. Но она тут же переполнилась нежностью, когда увидела, как рука Брета точно так же, как и ее, лежит на свободной половине кровати. Вся его поза и выражение лица красноречиво говорили, что ему чего-то сильно не хватает. Он сам — половина их нового целого. Лежит и ждет вторую половину… Дженни разделась, ловко проскользнула под его плечо и легла свернувшись калачиком. Конечно же, он проснулся, и некоторое время они просто лежали и молчали. Брет сопел ей в затылок, потом начал осторожно целовать. Дженни немедленно отозвалась на его ласки, и в шутливой нежной борьбе, когда один пытался раздеть, а другая отчаянно куталась в одеяло, оба не проронили ни слова…
Наконец Дженни сдалась, подарив ему возможность снова испытать настоящее счастье. И если бы кто-нибудь в эту минуту спросил у нее, для чего она живет, она, не задумываясь, ответила бы: «Чтобы каждую ночь умирать в его руках, а утром рождаться заново». И это была абсолютная правда.
Утро принесло с собой серые облака и мелкий моросящий дождь.
— И это — после вчерашнего кузнечика! — посетовал Брет, стоя на балконе.
— Просто кузнечик был безумный на всю голову. Как и мы с тобой. Поэтому и чирикал перед дождем.
— Но нам-то дождь нравится, правда, Дженни?
— Правда. Похоже, это наша с тобой погода. А здесь красиво даже во время дождя. Совсем не похоже на побережье.
— Здесь как-то… По-домашнему. Хочется закрыться в номере и никуда не ходить, пока идет дождь.
— Уютно.
— Да. Как дома.
— Можно книжку читать, кстати.
— Да. Как дома.
— Или камин топить…
— Или смотреть на дождь. Ты хочешь домой, Дженни?
— А где наш дом?
— А где скажешь. Хочешь, будет в Сан-Франциско.
— А как же Чикаго? Там у тебя дела.
— Нет у меня там никаких дел.
— Как это нет? А бизнес?
— Послушай. Почти десять лет я вел одно самое важное в своей жизни дело. И вот довел до конца. До начала… Ну, не важно. И ты думаешь, что после этого я брошу тебя и убегу к делам? Подождут. Есть отец, в конце концов. О чем ты говоришь, Дженни? Какие дела? Мне нужно ее… личное счастье устроить. Семейное. То есть личное…
— Ну что ты так волнуешься?
— Ну… потому что… — Он вдруг стал похож на обиженного школьника, который сейчас заплачет: «я так не игра-аю!» и убежит. — Ты же не дала мне еще ответа. А я все жду.
— Какого?
— На мое предложение.
— А ты мне делал какое-то предложение?
— Да. Ты забыла? Еще в Сан-Франциско.
— А-а, — она скроила наивное лицо, — точно, делал.
— Ну так что ты мне скажешь?
— У меня вопрос. Ты говорил, что не стал продавать мое досье федеральной полиции, а нашел ему другое применение. И что же это такое?
Брет счастливо улыбался. Дженни попала в точку. Теперь они точно будут вместе.
— Видишь ли, любимая… Кроме всего прочего, я узнал удивительную вещь о тебе.
— Какую же?
— Я узнал об одной твоей вполне невинной, но очень сильной мечте.
— Какой такой мечте? — Но она уже и так все поняла.