Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 Пенсильванская система заключения названа так потому, что впервые применена была в построенной в 1818 году в г. Филадельфии (штат Пенсильвания) исправительной тюрьме (пенитенциарии). Для воздействия на психику заключенного здесь введено было строгие одиночное заключение, и в течение всего дня не допускалось между арестантами никакого общения. Для усугубления моральной пытке что мучение сопровождалось посещениями арестованных членами местной администрации, судьями, представителями обществ попечения о тюрьмах и тому подобными лицемерными и жестокими ханжами: все это предназначалось для разложения психики заключенных. Бакунин имеет здесь в виду строгое одиночное заключение, которому он и его товарищи подвергались в Кенигштейнской крепости.
3 Судя по этому месту, можно полагать, что Бакунин продолжал свою работу над составлением большой защитительной записки и в начале апреля 1850 года, но после состоявшегося в апреле решения апеляциовного суда, подтвердившего приговор суда первой инстанции, записка утратила смысл и осталась незаконченною (она напечатана у нас под No 542).
Перевод с немецкого. No 544. - Письмо Адольфу Рейхелю.
(11 мая 1850 года. Кенигштейнская крепость).
Дорогой друг, ты очень ошибаешься, если думаешь, что я требую от тебя целых статей, - я сам не люблю ни писать их, ни читать. Мне нужна только весточка от тебя или хотя бы знак того, что ты называешь твоей не жизнью, ибо человек живет даже тогда, когда он думает, что не живет. Когда любят человека, то любят не абстрактный, общий снимок с него, не чистые мысли как верное выражение общей истины, а его жизнь, какою бы она ни была, и его мысли, лишь поскольку они отягощены его индивидуальностью и являются действительным выражением настоящего настроения. Рассуждения, умные замечания и т. д. мне от тебя не нужны, но от тебя самого я не могу и не хочу отказаться, ибо я тебя люблю больше, чем ты думаешь, и время от времени мне необходимо видеть тебя перед моими духовными очами, только тебя, будешь ли ты в хорошем или плохом настроении, веселый или скучный, совершенно пустой или полный истины. Например мне было очень приятно узнать, что ты снова берешь уроки английского у мастера Аллена. Я вижу, как вы сидите вместе и иногда говорите также обо мне. "Желаете ли папирocy?" "Да, сэр, и я возьму одну". Кланяйся ему сердечно от меня и скажи ему: "Жизнь в тюрьме очень неприятна, а свобода-величайшее благо в свете". Кланяйся ему и дай ему выкурить папиросу в память обо мне. А что делает твой французский учитель Бокэ (Жан-Батист, французский педагог, демократ, после 1848 года эмигрант, приятель Бакунина я Герцена.), видишь ли ты его еще или он тоже унесен бурною волною? Если ты его видишь, то кланяйся.
Матильды я не видал, как тебе это вероятно уже известно, следовательно она не могла мне также дать ключа к твоей тайне, но мне достаточно знать, что ты любишь и любим 1. А ты имеешь еще смелость, ты, неблагодарный, вечно недовольный, жаловаться на пустоту своей жизни! Дорогой мой, дозволь мне одно небольшое замечание; наша общая ошибка заключалась всегда в том, что мы слишком распускали себя, были морально ленивы и без малейшего усилия с нашей стороны ожидали внушений святого духа свыше в образе печеных картошек. Человек есть не только то, что из него сделали природа и обстоятельства, но также и то, чем он себя сам делает на данной почве; и никогда не поздно, покуда человек живет и обладает свободой. Мой милый, не презирай этой свободы, сколь бы отрицательной она тебе ни казалась. Она - как хлеб насущный, и (потому ее часто мало ценят, пока не лишатся ее. То же самое относится к обществу. Надо прожить целый год в одиночном заключении и подобно мне иметь впереди еще бесконечный ряд таких же лет,-тогда поймешь и почувствуешь, как необходимо для счастья, для развития и для нравственности каждого отдельного человека общение с людьми. Ибо в чем величайшая цель человеческой жизни? В человечности. А ее точно так же нельзя развить в себе "не общества, как нельзя научиться плавать вне воды. Общение даже с наихудшими людьми лучше и действует более облагораживающим образом, чем одиночество. Конечно христиане, в особенности протестанты, думают совершенно иначе. Но они - также великие враги я разрушители человечности. Сказать ли тебе мое искреннее мнение? Если человек настроен так болезненно, чти чувствует отвращение к человеческому обществу, то чтобы стать здоровым, он должен для начала заставить себя жить в обществе-редко другие намного хуже, чем мы сами, а так как мы все равно должны переносить самих себя, что, как ты знаешь, очень утомительный долг, то мы должны также научиться переносить других, переносить их, пока они не становятся угнетателями и довольствуются тем, чтобы быть свободными на собственный манер. Ведь ты занимаешься теперь физикой, чтобы познать природу, а где природа богаче сконцентрирована и развита в большем совершенстве, чем в разнообразии человеческого общества, где она нам ближе? Но чтобы изучить ее в этой высшей степени, необходимо жить в обществе, сноситься с людьми; я знаю, что это именно потому тяжелее, что люди тем ближе. Мы часто их ненавидим, потому что имеем потребность любить их; мы презираем их, потому что хотели бы уважать их, мы ничего не находим в них, потому что ищем в них всего. Но попытаемся требовать меньшего, и, я думаю, мы найдем больше, а главное - мы в их обществе освободимся от нас самих.
Однако я уже слишком много написал рассуждений. Дорогой друг, еще одна просьба. Если старый Бернацкий (Алоизий.) еще жив, пойди к нему и скажи ему, что я очень часто думаю о нем, а также о его друге Тони на улице Нового Люксембурга. Мне приходится еще просить трощения у моего старого друга за то, что я так неразумно вовлек его внука в необдуманный поступок. Я надеюсь, он стростит мне это, ибо он достаточно знает меня, чтобы быть уверенным, что я совершил этот необдуманный шаг в тогдашней всеобщей лихорадочной атмосфере и из чистейших побуждений. Вряд ли я когда-либо его еще увижу, и для меня была бы невыносимою мысль, что он умрет с этим упреком против меня. Скажи ему, что я очень его уважаю и люблю и прошу его поклониться от меня его другу. Прошу тебя, сделай это.
А теперь, мой друг, прощай. Моя судьба скоро решится. Ни в коем случае я не жду для себя ничего хорошего 2. Что касается тебя и твоих сердечных дел, то я повторяю тебе слова, которые так часто говорил тебе: кто любит я любим, для того нет ничего невозможного.
Твой
М. Бакунин. 11 мая 1851 года (Надо читать: 1850.). (Итак уже год тюрьмы). Кенигштейн.
No 544. - Это письмо Бакунина (также из числа помещенных Неттлау в его литографированной биографии) является ответом на письмо Рейхеля от 19 апреля 1850г., большие отрывки из которого напечатаны у Пфицнера на стр. 228-229 его книги (по-русски письмо напечатано в "Материалах для биографии", т. II, стр. 390-393). В этом письме Рейхель наряду с обычными выражениями симпатии и надежды передавал Бакунину некоторые новости об общих знакомых, например Прудоне, Герцене, Эмме Гервег и пр., а также высказывал сожаление по поводу мистицизма, в который впала Иоганна Пескантини и о котором он узнал из письма Бакунина от 7 апреля 1850 года.
В книге Пфицнера напечатаны выдержки еще из двух писем Рейхеля к Бакунину; одно из них относится вероятно к концу (а не к середине, как думает Пфицнер, стр. 230) мая 1850 г. (по-русски письмо напечатано в "Материалах для биографии", т. II, стр. 400-402) и является ответом на письмо Бакунина от 11 мая, а другое, стр. 230-231 (по- русски оно напечатано в "Материалах для биографии", т. II, стр. 368-369), относится: по-видимому к началу июня того же года. В первом Рейхель впервые называет Марию Эрн своею невестою и таким образом выдает свой секрет, а во втором он говорит о вновь распространившемся слухе относительно близкой казни Бакунина " с ужасом отвергает эту мысль, стараясь поддержать бодрость духа в узнике и уверяя его, что он нe умрет, а будет жить. На это письмо Бакунин уже не мог ответить, так как был вскоре увезен в Австрию, где ему переписываться уже не позволялось.
1 Матильда Рейхель-Линденберг, желая добиться свидания с Бакуниным, приезжала в начале мая 1850 года в Дрезден для хлопот по этому поводу. Но свидание ей разрешено не было. У Пфицнера (стр. 229-230) напечатаны выдержки из дрезденского письма ее к Бакунину от 8 мая 1850 г., невидимому последнего. Письмо не представляет особенного интереса; в нем снова повторяются мистические фразы и говорится об Иоганне Пескантини, старую симпатию к которой Матильда старается пробудить в душе Бакунина (по русски письмо напечатано в "Материалах для биографии", т. II, стр. 396-398)
Тайна А. Рейхеля, о которой здесь говорит Бакунин, заключалась в том, что он сошелся с Марьей Каспаровной Эрн, другом дома Герценов, которая стала его второю женою.
2 Бакунин в это время дожидался ответа на прошение о помиловании, поданное на имя саксонского короля им и двумя его сопроцессниками. Ответ, как мы знаем, был им сообщен 12 июня. Бакунин не ждал для себя ничего хорошего в том смысле, что полного помилования он не ожидал, замену казни вечным или продолжительным заключением не считал для себя большим выигрышем, а сверх того опасался своей выдачи австрийцам или, что еще хуже, России.