- Уже на неделю меньше. Отсчёт начался с момента смерти сына. И как только он умер, я сразу это почувствовал, ещё до того, как Людмила мне сказала.
- И когда же? - не удержалась Кира - она помнила, что не называла медсестре не только час смерти Владислава, но даже день, сказала, что недавно, и всё. - Когда, по-вашему, это произошло? 'Я не собираюсь его уличать, это исключительно для личного интереса!'
Но старик на проверочный вопрос совсем не обиделся, а тут же, с готовностью, назвал дату и время - всё совпадало с точностью до минуты.
- Удивлены? - с грустной улыбкой спросил он. - Думали, я сочиняю!
- Да нет, просто стало интересно, простите! - Кира улыбнулась в ответ и чтобы сгладить неловкость, быстро продолжила: - А ваш сын знал, что если он умрёт, то вы это сразу почувствуете?
- Наверняка догадывался. А уж про то, что я умру через месяц после его смерти - это он знал совершенно точно!
- Но тогда зачем? - задумчиво проговорила Кира. - Если оплата вашего пребывания здесь сама собой продолжается, а о смерти его вы и без меня знаете, то зачем он сообщил мне о вас и просил к вам прийти?
- Думаю, он хотел, чтобы я рассказал вам нашу с ним историю! Знаете, когда он только умер, я сразу стал ждать доверенное лицо, но прошла почти неделя, а вы всё не появлялись и, опасаясь, что скоро начну слабнуть и плохо соображать, я попытался кое-что сообщить Людмиле, однако она не стала ничего слушать и восприняла мои слова как бред сумасшедшего. Меня это так взбесило и расстроило, что ей пришлось сделать мне укол. А когда на следующий день я проснулся, то сразу пожалел о том, что вообще затеял вчера с ней разговор: ну, явно ведь она не тот человек, и чем только я, старый дурак, думал! Совсем уже спятил от горя...
- Я раньше никак не могла прийти, уж поверьте! - вспомнив допросы в изоляторе, мрачно усмехнулась Кира.
- Я верю, - посмотрев ей в глаза, кивнул старик. - И я очень рад, что вы здесь. Я расскажу вам всё, надеюсь, это вам пригодится, раз сын так хотел. Но это может занять много времени, а мне надо поторопиться... вы готовы?
- Да, конечно. Я выслушаю всё. Не успеем сегодня, приду завтра, не беспокойтесь!
История и вправду оказалась длинной - они несколько раз делали перерывы, но если их убрать и слить всё, что рассказал старик, в единое целое, то услышала Кира следующее.
Рассказ Клима Брусенцова
Я родился в одна тысяча восемьсот восьмидесятом году, однако детство своё почти не помню, потому что был апатичным и мрачным, ничто меня не интересовало, я часами сидел на одном месте, глядя в точку, мог сутками не выходить из комнаты. Учёба и общение со сверстниками меня тяготили, и я почти всё время находился, как сказали бы сейчас, в состоянии депрессии. А тогда меня просто считали ненормальным и умственно недоразвитым, поэтому, в итоге, отчаявшись вырастить из ребёнка полноценного человека, родители засунули меня в сумасшедший дом, где, в какой-то полутьме, в комнате на двадцать коек, среди несчастных душевнобольных людей и прошла моя юность. Было это в конце девятнадцатого века, так что говорить о каком-то нормальном лечении психических заболеваний не приходится. Применявшиеся тогда методы: погружение в ледяную воду, пиявки, горячечные рубашки с привязыванием к постели и вошедший в большую моду электрошок были, по сути, просто пытками тех несчастных, которые, как говорил наш лекарь, 'представляли надежду на выздоровление'. Других же вообще никак не лечили - больниц было мало, все переполнены, некоторые спали прямо в коридоре, да и вообще условия содержания, мягко говоря, оставляли желать лучшего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я, к несчастью, относился к категории 'представлявших надежду', поскольку депрессия моя иногда сама собой отступала, и порой в такие моменты, что создавалось ложное впечатление улучшения после какой-нибудь процедуры. Поэтому, когда, спустя какое-то время, депрессия возвращалась с новой силой, врач истово возобновлял свои усилия по 'излечению'. Так что натерпелся я по полной - настолько, что стараюсь об этом не вспоминать, а то сразу же тахикардия начинается, а у меня сердце слабое... Поэтому скажу только, что заслышав о приезде какого-то нового доктора, по слухам, любителя трепанаций черепа и изобретателя собственных хирургических методов лечения, я очень испугался и хотел покончить жизнь самоубийством, но по воле случая - им стал пожар, учинённый в больничной кухне Вадимом-пироманом из нашей палаты, я вдруг оказался на свободе.
Из огня, куда я полез, намереваясь сгореть и тем покончить с ужасом своего существования, меня вытащил ещё один сосед по палате - надышавшись дымом, я не мог сопротивляться, - и бросил где-то в лесу, под кустом, видимо, устав тягать полутруп. Очнувшись, я понял, что не сгорел, и горько заплакал, однако возвращаться назад смысла не видел: пожар, скорее всего, уже потушили, а условия жизни, после нанесённого пламенем ущерба, наверняка ещё сильнее ухудшатся, а когда приедет новый доктор - вообще начнётся сущий ад. Поэтому я пошёл дальше, в надежде, что набреду на какой-нибудь обрыв и сброшусь оттуда, ну, или утоплюсь в первой попавшейся речке...
Так я решил, но на деле вряд ли сумел бы осуществить задуманное, ибо побег, конечно же, обнаружили, была погоня, и меня, плетущегося из последних сил, первым бы и поймали, если б моя, истерзанная не проходящей чёрной тоской душа вдруг не вылетела из тела. Ну, так, во всяком случае, мне показалось: я почувствовал, как в грудь изнутри ударила ледяная волна и мгновенно выбила меня из тела в очень странное место, где не было ни верха, ни низа, зато представала сверхъестественная картина реальности, описать которую мне вряд ли под силу. Могу лишь сказать, что наш мир открылся мне полностью в любых направлениях и ещё в глубину - так, что я различал всю внутреннюю структуру любой вещи. Вот смотрел я, к примеру, на дерево и видел сразу не только кору и листья, но и каждый слой древесной мякоти, струившийся внутри сок, корни и то, из чего они состоят! Если на листе сидел жук, то помимо общего вида со всех сторон, я мог разглядеть и что у него под крыльями, и в голове, и в животе. То же касалось и людей: кроме их одежды и внешности передо мной представали все их мышцы, внутренние органы, кости, вены и артерии, ходившая внутри кровь, в общем, всё, из чего складывались их тела. А главное и самое поразительное, что это огромное количество уровней как-то умудрялось не перекрываться, и каждый существовал, не заслоняя другого, то есть, если бы у меня были руки, я мог бы дотронуться до любого внутреннего органа, не пронзая остальные!
Сначала это совершенно невообразимое количество деталей взорвало мозг, и я захотел закрыть глаза, но быстро сообразил, что ни глаз, ни мозга у меня уже нет - они были у тела, которое осталось валяться на земле и теперь превращалось во что-то страшное, с нечеловеческими пропорциями и толстой, покрытой длинной шерстью шкурой. Метаморфоза шла на всех уровнях, я стал следить за ней и к концу трансформации обнаружил, что приспособился к новому видению, и оно больше не мучает меня, а напротив, доставляет огромное удовольствие: вот как если бы я двадцать два года ел синтетические консервы, и вдруг попробовал свежеприготовленную еду из натуральных продуктов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})