выглядели? Почему вы ушли? Почему не напали на вас? Вы были вооружены? Чем? На Изнанке вас кто-то сопровождал? Фамилия? Вы доложили хозяйке об инциденте? Кто конкретно докладывал? В каких выражениях, вспомните?
Кукушкина водила головой то на меня, то на него. Мужичок запыхался, но старался ответить на все вопросы.
— Теперь молчите. Нет, пересядьте туда и повернитесь в сторону.
Я пригласил второго, усадил и принялся задавать ему те же вопросы, пусть и в произвольном порядке.
По мере того, как он тоже отвечал, лицо Кукушкиной вытягивалось. Причина была простой — ответы одного «свидетеля» крупно и недвусмысленно не совпадали с ответами другого.
— Голубчики мои. Вы очень помогли, нам бы теперь с хозяйкой переговорить, наедине, хорошо? Спасибо.
Мужики просветлели лицами и ушли, довольные тем, что вроде как «помогли».
— Они надежные люди и не судимые оба, как ты и просил.
— Да это-то как раз ладно, переодеть можно, причесать, — я сел напротив и пристально посмотрел ей в глаза. Мадам Кукушкина было откровенно красивой. Если её дочь будет такой же красивой через двадцать пять лет… Тьфу, о чем это я, надо о деле думать!
— Врать тоже надо уметь, — вздохнул я. — Вы видите, что они, как говорили в одной… не важно где: крутил барабан и не угадал ни одной буквы? Ну, то есть, они твёрдо стоят на своём, молодцы. Но по деталям видно, что они оба врут, как сивые мерины. Ещё и по-разному врут.
— Мы можем согласовать их легенду… Проработать, они запомнят. А чего это ты, Аркаша, заставляешь меня оправдываться? Ты у нас адвокат, ты и предлагай. Вижу, что посыпались они, вижу. Не нагнетай!
— Хорошо, — терпеливо ответил я. — Хорошо, что мы оба это видим. Мне нужен Платон, как там его по батюшке…
— Его знают в суде, как моего писаря и стряпчего.
— Тем более он подходит, раз знают, к тому же, у него глаза честные. И причина натуральная, а не то, как эти — «нам велено было от лица хозяйки спросить, когда он думает съезжать». Туфта, как у нас в Серпухово говорят, галимая. Платон ездил передаточный акт подписывать.
— Акт не подписан.
— Ой ли? Ни за что не поверю, что в ведомстве прекрасной Полины Этьеновны нет умельца, которые сделают так, что акт станет подписанным, причем так искусно, чтобы даже эксперт не отличил.
— А зачем? До решения суда мы не приступим к разработкам.
— Полгода ждать? Да ну? Полина Этьеновна, у меня для Вас, в связи с этим — подарок. Причём, как хороший подарок, он сделан вот этими самыми руками.
Я подал ей упакованный в конверт документ за собственной подписью и печатью.
— Печать адвоката Филинова?
— Законом не запрещена печать, в империи иногда встречается для тех, у кого одиночный кабинет. Как у меня. Китайцы сделали мне печать в благодарность за то, что отбиваю их от полиции.
— Слыхала об этом. — Она бегло читала документ, несколько раз возвращалась и перечитывала. — Интересно получается… Однако, это всего лишь мнение.
— Официальное юридическое заключение адвоката, который считает, что так как передаточный акт подписан, Вы праве уже приступить к разработкам на бывшей земле Стрижова. Буквально с завтрашнего дня.
— У тебя ещё нет доверенности от сына. Это, конечно, было бы очень выгодно, — растягивая слова, сказала Кукушкина, — но это всего лишь мнение.
— Решение суда, это тоже… всего лишь мнение, правда, человека, которому мантию вручил закон, а если точнее, то власть и Кротовский. Письменное мнение, в обоих случаях. И дело не совсем в этом документе, а дело в Вас. Вот Вы не специалист в законах, так?
— Допустим, — Кукушкина с непроницаемым лицом придвинула заключение к себе.
— Вы обратились к тому, кто в законах разбирается и даже имеет об этом лицензию адвоката. И он дал за своей подписью заключение о том, что право владения к Вам перешло, со ссылкой на статьи и разъяснения судебных инстанций. И что Вы вправе пахать, сеять, если бы на Изнанке пахали и сеяли, вправе строить, ну и искать макры, конечно же, тоже. И этот документ снимает с Вас любую ответственность, кто бы не стал возражать против разработки. Ваш ответ — не знаю, не понимаю, не разбираюсь. Вот заключение, вот мнение адвоката по делу покойного Стрижова, что «могу и имею право». Не согласны, идите доказывайте ему или в суд. Эта бумага перекладывает ответственность на меня. А Вы в любом случае действуете законно и добросовестно. Это очень важно, действовать законно.
— Я подумаю. Что ты хочешь за заключение? — осторожно подбирая слова, спросила Кукушкина.
— Полина Этьеновна, мы с Вами практически семья…
— Кстати об этом, обидишь девку, я тебе тестикулы откручу, понял?
— Конечно. За заключение мне достаточно Вашей дружбы и обещания, что Вы дадите отработать и вторую половину долга, как только появится подходящее сложное дело.
— Если справишься с этим, — мягко ответила хозяйка заведения. — Почему спрашивал про Зураба?
— У него судимость имперская или наша? Давнишняя?
— Моздок и Калужская область. Драка и участие в разбое. Давно уже, больше двадцати лет. Это не твоего ума дела, но я там кое-кто подправила, так что его судимость невозможно найти, для имперских властей он чист. И что ты к нему пристал? Ну, вот зачем тебе Зураб?
— Платон и Зураб. Затем, что они верные Вам люди, адекватные и головой пользуются по назначению. Прошу разрешения их задействовать в нашей истории. Они те двое, которые видели смерть Стрижова. И в это любой поверит, что Вы их и именно их послали с важными документами и без охраны, потому что Зураб сам себе охрана. Именно так. И что старый опытный джигит спас бы своего коллегу, трезво оценив ситуацию.
— Зураб никогда не скажет, что сбежал от драки. Он смелый.
— В той ситуации он бы погиб вместе с документами и подвёл бы Вас. Он бы полез в драку, в которую его не зовут, вопреки верности Вам?
— Ну… Если с такой точки зрения… он бы меня никогда не подвёл.
— Вот и договорились.
— Я не дала согласие, Аркадий. Куда ты лезешь поперёк паровоза?
— Полина Этьеновна, мне уже срочно пора бежать! Завтра в семь вечера у Вас, хорошо? И я рассчитываю на Ваших людей.